Карен Брутенц - Тридцать лет на Cтарой площади

• Название: Тридцать лет на Cтарой площади
• Автор: Карен Брутенц
• Издательство: Международные отношения
• Жанр: Биографии и Мемуары
• Год: 1998
• ISBN: 5-7133-0957-5

Автор – бывший заместитель заведующего Международным отделом ЦК КПСС и советник Президента СССР, современник «сталинских побед», хрущевской «оттепели», брежневской контрреформации, горбачевской перестройки, ельцинской России. Он со знанием дела рассказывает о том, чего добивалась политика СССР в развивающихся странах, о её месте в борьбе двух сверхдержав, её растущей неэффективности по мере дряхления режима и его руководства. Впервые – притом без прикрас – рассказывается о Международном отделе ЦК КПСС, его структуре и функциях, его людях. Читатель узнает, как в реальности принималось решение об афганском походе и как влиятельные силы в администрации США делали все, чтобы «не спугнуть» это решение. Всей своей книгой автор пытается дать ответ на вопрос, почему распался Советский Союз. Книга адресована тем, кто интересуется нашей политикой и нашим недавним прошлым; она рассчитана и на широкого читателя.

---

Вот как реагировал Вэнс: «Я думаю, что тогда был звонок. Я не знаю, кто позвонил, не помню, чтобы лично участвовал в каком? нибудь подобном разговоре, я даже уверен, что не участвовал». Тяжесть ответа он попытался переложить на своего бывшего помощника М. Шульмана: «Маршалл, ты не хотел бы прокомментировать это?» И тот говорит: «Я буду комментировать с неохотой и только потому, что мне приказал мой бывший босс. Я помню, что в то время, как мы были с нашей миссией в Нью?Йорке – после объявления о коммюнике или совместном заявлении, – действительно был звонок и разговаривал я, получил этот звонок. Но я хотел бы поговорить об общих последствиях этого…»

Видимо, звонил все же именно Бжезинский. В этом мнении меня убеждает и эпизод, имевший место через несколько лет после истории с Заявлением. В середине 80?х годов итальянское телевидение организовало телемост, в котором участвовали из Ныо?Йорка бывший министр иностранных дел Израиля А. Эбан, из Джакарты – 3. Бжезинский, из Рима – министр иностранных дел Италии (кажется, Андреотти) и из Москвы – автор этих строк. В ходе беседы американец не только высказался против равноправного сотрудничества Советского Союза и США в поисках путей ближневосточного урегулирования, но и вполне определенно дал отрицательную оценку Заявлению 1977 года.

Началась беспрецедентная атака на Заявление, особое неприятие вызвало положение о том, что США и СССР будут действовать совместно. Резко отрицательную позицию заняли правительство Израиля, произраильские и правые круги в США. Хотя, как говорили, и на израильской стороне были люди, готовые занять иную позицию.

В итоге США дезавуировали свою подпись под Заявлением, появился подготовленный на основе израильских предложений «рабочий документ», где пересматривались согласованные в Заявлении подходы. Процесс урегулирования, который должен был вот?вот начаться, оказался сорванным. Обычное объяснение американцев состоит в том, что израильтяне пришли в ярость и пустили в ход все свои связи в конгрессе, госдепартаменте и администрации президента.

Израильский фактор, видимо, сыграл основную роль, но наряду с ним – и позиция Бжезинского и ему подобных, чей гнев вызвало то, что Заявление легитимизировало советское присутствие на Ближнем Востоке. Вдобавок механизм сепаратных договоренностей, запущенный при Киссинджере, к этому времени действовал, возможно, и без плотного участия США. Уже ушел Киссинджер, уже у американцев могли быть какие?то иные задумки, но этот механизм подтолкнул навстречу друг другу Садата и Израиль: казалось, вот?вот удастся и так совершить «прорыв».

Отказ от Заявления и последовавшее через полтора месяца кэмп?дэвидское соглашение между Египтом и Израилем, заключенное под опекой Вашингтона, показали, что он не сделал реального выбора в пользу сотрудничества с СССР. Принципиальный смысл соглашения Садата – Бегина как раз в том и состоял, что взрывалась схема всестороннего урегулирования при обязательном участии Москвы. И в этом одна из главных причин, почему Советский Союз решительно – вслед за арабскими странами – отверг соглашение. Ведь в нем самом, думается, было не слишком много такого, что мы никак не могли бы принять. Но то был ход в русле американо?израильской линии на изгнание СССР с Ближнего Востока. Если бы – но это «если» из тех, которые абсолютно нереальны, – к этому соглашению шли другим путем, иначе говоря, вместе с СССР и дружественными ему арабскими странами, события, не исключено, могли бы развиваться иначе.

Между прочим, поездка Садата в Иерусалим и контакты, приведшие к Кэмп?Дэвиду, не стали для нас неожиданностью. Было известно о происходящей через египетского генерала разведки Фавзи взаимной «притирке». Кроме того, нас предупреждали и друзья. Так, 9 ноября 1977 г, я встречался с Халедом Мохи эд?Дином, человеком по сию пору очень уважаемым в Египте, одним из пяти – семи «Свободных офицеров», которые были рядом с Насером в дни революции. Он рассказал, что Садат настроен пойти на любые уступки, готовит сепаратное урегулирование и стремится подтянуть к этому и Иорданию.

Я убежден: дезавуирование Заявления означало огромную упущенную возможность разрешения конфликта. После отказа от Заявления и в еще большей мере после подписания египетско?израильского договора уже не оставалось видимых перспектив для сотрудничества СССР и. США в поисках урегулирования. С приходом же к власти Рейгана всякая мысль о каких?то совместных конструктивных действиях, естественно, уже была нереальной.

Курс, на который вышли американцы после того, как было умерщвлено Заявление, иллюстрируют высказывания Бжезинского в его мемуарах, впрочем не вполне прямодушные: «Мы теперь подчинились (?!) тому факту, что всеобъемлющее урегулирование в лучшем случае отодвинется на многие годы. Вместо него мы были вынуждены (?!) остановиться определенным образом на переводе инициативы Садата в осязаемую договоренность между Египтом и Израилем… Мы хотели бы иметь такой мирный процесс, который затронул бы умеренные арабские режимы так, чтобы американские позиции в районе укреплялись»

Вашингтон, очевидно, вернулся к убеждению, что может реализовать свою неизменную, как признался Буш Горбачеву в Хельсинки в 1990 году, цель: изолировать и вытеснить СССР с Ближнего Востока. Однако в общеарабском плане сепаратное соглашение имело обратный эффект. На базе его отторжения произошло сближение между СССР и рядом арабских стран. В конце 1977 – начале 1978 года в Москве побывали руководители Алжира, Сирии, Южного Йемена, Ирака, Ливии, ООП. А кэмп?дэвидскую сделку поддержали лишь два члена Арабской лиги – Оман и Сомали.

Но это сближение не могло быть ни устойчивым, ни долговременным. Продолжали действовать те же факторы, которые сыграли свою роль в метаморфозе Садата. Я оставляю в стороне уже названные общие слабости нашей политики. Отвлекаюсь от личности Садата – видел его лишь однажды и склонен верить разговорам о его психической неустойчивости и даже склонности к наркотикам – и активной нелюбви (говорят даже о патологической ненависти) египетского президента к Советскому Союзу, возможно связанной и с беспочвенными подозрениями нас в связях с его оппонентами из Арабского социалистического союза, а также с пронацистскими симпатиями времен второй мировой войны.

Однако существовали и действовали другие, вероятно более веские обстоятельства. Я уже упоминал о явной неспособности СССР повернуть ход событий в конфликте с Израилем в пользу арабов и их заинтересованности в экономических связях с Соединенными Штатами. В этом смысле Садат был немедленно вознагражден: начиная с той поры Египет ежегодно получает от США безвозмездно более 2,5 млрд. долларов. Надо полагать, что и другие арабские страны были небезразличны к такому «аргументу». Правда, когда Садат попытался вовлечь в кэмп?дэвидский процесс и Сирию, она решительно отказалась, став, напротив, центром сопротивления ему.

Фундаментальной слабостью советской ближневосточной политики было отсутствие дипломатических и вообще каких?либо серьезных отношений с Израилем. Не скажу, чтобы это очень волновало, особенно в 70?е годы, руководство да и большинство тех, кто был занят на ближневосточном направлении. Разорвав – по понятным причинам, но тем не менее ошибочно – дипломатические отношения с еврейским государством в связи с нападением на Египет в 1967 году, мы как?то свыклись с этим положением и отсутствием Израиля на карте наших ближневосточных связей. СССР как бы привык рассчитывать свои ходы, ориентируясь лишь на арабские государства и примериваясь (что касается противоположной стороны) главным образом к позиции США, отождествляя с ними Израиль, хотя это заметно снижало эффективность советской политики.

Этому способствовал, работая на арабофильство, и антисемитский душок, который, как я уже говорил, ощущался в коридорах здания ЦК. Господствовавшие в руководстве и аппарате предубеждения подпитывали политика Израиля, действовавшего в одной упряжке с Вашингтоном, роль еврейского лобби в США. Это настроение усилилось, когда в начале 80?х годов был официально оформлен существовавший и до того военно?стратегический союз США и Израиля. Примешивалось и неприятие вызывающего поведения Израиля, вкупе с США игнорировавшего десятки резолюций ООН и Совета Безопасности, и т. д.

В Международном отделе преобладало негативное отношение к политике Израиля, которое нередко перерастало в неприязнь к нему самому. Я особых симпатий к Израилю не питал, хотя относился к нему непредвзято. Мне претили готовность лидеров страны, народ которой и сам стал объектом беспримерного насилия, перенес холокост, прибегать к насилию против мирного населения, например в Ливане, их претензии на все новые куски арабских территорий, неспособность понять чувства миллионов изгнанных палестинцев. В согласии с официальной точкой зрения я считал, что восстановление дипломатических отношений с Израилем должно предваряться или – об этом открыто не говорилось, но такая возможность допускалась – на худой конец быть синхронизированным с конструктивными шагами, содействующими запуску реального миротворческого процесса.