Александр Дюма - Сальтеадор

• Название: Сальтеадор
• Автор: Александр Дюма
• Жанр: Исторические приключения
• Год: 1997
• ISBN: 5-7287-0046-2

Сюжет повести «Сальтеадор» целиком вымышлен Дюма, но ее фабула разворачивается на фоне реальных исторических событий — открытия Америки, освобождения Испании от арабов, воцарения на испанском престоле Карла Габсбурга. Для придания аромата достоверности автор вплетает в повествование реальных исторических деятелей, дает своим никогда не существовавшим героям имена и титулы известных аристократических фамилий Испании, тщательно воспроизводит топографию места событий: Гранады и ее окрестностей.

Время действия: июнь 1519 г.

_{Иллюстрации Е. Ганешиной}

---

Цыганка спустилась футов на двадцать пять, туда, где водопад разбивается о скалу, а затем стала придвигаться к горе, все ближе и ближе к водопаду, от которого раньше она держалась подальше из предосторожности, ибо камни, забрызганные водяной пылью, были скользкими и потому еще более опасными.

Пожар отбрасывал яркие блики, освещавшие крутую дорогу, почти такие же ослепительные, как лучи солнца.

Но, пожалуй, свет не уменьшал опасности: она становилась еще заметнее.

Фернандо начал понимать, что задумала Хинеста.

Козочка в два-три прыжка долетела до скалы (о ее крайний выступ разбивался водопад); цыганка добралась туда почти одновременно с ней и тотчас же обернулась, чтобы помочь Фернандо.

Она наклонилась, протянула ему руки; с одной стороны вздымалась темная стена утеса, с другой — стена водопада, и в ее струях отражалось зарево пожара; чудилось, что это алмазная арка моста, перекинутого с земли на небо, а Хинеста казалась духом гор и феей вод.

Разделяло их небольшое пространство, но Фернандо с трудом преодолел его. Цыганка своей босой ножкой нащупывала все неровности, а беглец то и дело оступался. И вот, почти добравшись до гранитной площадки, он вдруг поскользнулся, и все было бы кончено для отважного горца, если бы Хинеста с силой, какую нельзя было и предположить в тоненькой девушке, не схватила его за плащ и, удержав на секунду над самой пропастью, дала ему время найти точку опоры.

После этого он одним прыжком очутился рядом с цыганкой и ее козочкой.

Но тут, на скале, почувствовав себя в безопасности, Фернандо вдруг ослабел, ноги его подкосились, лоб покрылся испариной, и он упал бы, если бы рука его, искавшая опоры, не нашла ее, — то было плечо цыганки, дрожавшей от тревоги.

Он на миг закрыл глаза, чтобы дать время демону головокружения оставить его.

Когда он открыл их, то невольно откинулся назад, ошеломленный волшебным зрелищем, представшим его взору.

Через пелену водопада, прозрачную как хрусталь, пламя пожара казалось какой-то волшебной галлюцинацией.

— О, посмотри Хинеста! — невольно воскликнул он. — Как это грандиозно! Как прекрасно! Как величественно!

Душа поэта, подобно орлу, что кружит над Этной, воспарила над горой, словно превращенной в вулкан.

Увидев, что Фернандо больше не нужна поддержка, Хинеста высвободилась из его судорожного объятия и, оставив его погруженным в созерцание, вошла в какую-то пещеру, и вскоре там затеплился светильник — он ласкал взгляд, уставший от кровавых отблесков пожара, пылавшего в горах.

Фернандо от созерцания перешел к размышлению. Он уже не сомневался: лесной пожар вовсе не случайность — это западня, придуманная преследователями, которым приказано схватить его.

Звуки его серебряного рожка, когда он трижды протрубил, призывая своих сподвижников, позволили солдатам, посланным для поимки разбойников, приблизительно определить то место на горе, где прячется атаман. Две сотни солдат, если не больше, двинулись в горы с зажженными факелами в руках; они образовали огромный круг, каждый бросил горящий факел — кто в чащу смолистых деревьев, кто на поляну, заросшую травой, и огонь стремительно разгорелся: все сразу вспыхнуло после засухи, стоявшей уже несколько дней.

Только чудо могло спасти Фернандо — этим чудом стала преданность Хинесты.

Он оглянулся, преисполненный благодарности к девушке, — ведь только сейчас он понял, чем обязан ей, — и с изумлением заметил уже упомянутый нами слабый свет, струившийся из пещеры, о существовании которой он, исходивший эти горы, до сих пор не подозревал.

Фернандо медленно шел к пещере и все более удивлялся: через узкое отверстие, ведущее в грот, он увидел цыганку. Она приподняла одну из плит, устилавших пол, вынула из тайника перстень, надела его на палец, затем достала оттуда же пергамент и спрятала на груди.

Грот был выдолблен в горе, местами стеной служила гранитная скала, подобная той, по которой шел Фернандо, местами — пласты земли, вернее, сухого и рыхлого песка, какой повсюду встретишь в Испании, если снимешь тонкий слой перегноя и старой листвы, покрывающей почву.

В углу виднелось ложе из мха, покрытое свежим папоротником, а над ним висел чей-то портрет, в дубовой рамке, написанный грубовато, — вернее, не портрет, а изображение Мадонны с темным ликом, восходившее к XIII веку; такие изображения, как охотно утверждают католические предания, принадлежали кисти святого Луки.

На противоположной стене висели еще две картины в более современном, но, пожалуй, менее строго выдержанном вкусе; они были оправлены в золоченые рамы, но позолота кое-где стерлась от времени. На одной был изображен мужчина, на другой — женщина, оба с коронами на голове, а поверх корон были начертаны их титулы, имена и прозвища.

У женщины, одетой необычно (насколько об этом можно было судить по видимой небольшой части ее бюста), корона была какая-то фантастическая, словно у восточной царицы, а цвет лица смуглый, как у южанки. Взглянув на картину, всякий, кто видел Хинесту, вспомнил бы о юной цыганке, а если б эта прекрасная девушка была тут же, рядом, то зритель невольно обернулся бы и посмотрел на нее, сравнивая произведение художника с творением Божьим, и нашел бы между ними разительное сходство, хотя сразу было видно, что Хинеста еще не достигла возраста оригинала.

Над короной было начертано «La reyna Topacio la Hermosa», что в переводе означает: «Королева Топаз Прекрасная».

На голове мужчины, одетого в великолепный костюм, был черный бархатный берет, а поверх — королевская корона; длинные светлые волосы, прямыми прядями обрамлявшие щеки, и бело-розовый цвет его лица контрастировали со смуглым лицом женщины, а голубые глаза, ласково смотревшие с портрета, говорили о том, что он уроженец Севера, причем он был так же прекрасен, как и женщина: каждый был хорош по-своему. И он и она заслуживали лестных эпитетов, неотделимых от их имен, — прозвища были почти одинаковы.

Над головой мужчины была надпись: «El rey Felipe el Hermoso», что означает: «Король Филипп Красивый».

Фернандо осмотрел пещеру, взгляд его на миг остановился на ложе из мха, на лике Мадонны и застыл на двух портретах.

Молодая девушка почувствовала, что Фернандо рядом, даже не услышав его шагов; она обернулась в тот миг, когда, как мы уже сказали, надевала перстень и прятала пергамент на груди.

И вот с улыбкой, достойной принцессы, предлагающей гостеприимство в своем дворце, она сказала:

— Входи, Фернандо, — сказала она с присущей ее речи образностью, — и ты превратишь гнездышко горлинки в гнездо орла.

— Но может быть, горлинка соблаговолит сначала сказать мне, что же это за гнездышко? — спросил Фернандо.

— Здесь я родилась, — отвечала она, — здесь меня вскормили, здесь я выросла. Сюда прихожу порадоваться или поплакать всякий раз, когда счастлива или горюю… Ты ведь знаешь, что всякое существо хранит беспредельную любовь к своей колыбели.

— О, мне это хорошо известно. Ведь я два раза в месяц с опасностью для жизни навещаю мать и провожу с ней час-другой в той комнате, где я родился, — сказал Фернандо, проходя в глубь грота; затем он спросил: — Хинеста охотно ответила на мой первый вопрос, быть может, она ответит и на второй?

— Спрашивай, я отвечу, — промолвила цыганка.

— Чьи это портреты?

— А я-то думала, Фернандо, что ты горожанин… Значит, я ошибалась?

— Не понимаю.

— Разве Фернандо неграмотен?

— Разумеется, грамотен.

— Так читай же.

И она подняла светильник, чтобы его дрожащий огонек позволил лучше разглядеть оба портрета.

— Итак? — спросила она.

— Итак, я прочел.

— Что ты прочел?

— Я прочел: «Королева Топаз Прекрасная».

— И что же?

— Мне неизвестна королева с таким именем.

— А если она королева цыган?

— Да, верно, — согласился Фернандо, — я и забыл, что у цыган есть короли.

— И королевы, — добавила Хинеста.

— Но почему же ты так похожа на портрет? — спросил Сальтеадор.

— Потому что это портрет моей матери, — с гордостью отвечала девушка.

Молодой человек сравнил лица, и сходство, уже отмеченное нами, поразило его.

— А второй портрет? — спросил он.

— Сделай то же, что ты сейчас сделал: читай!

— Пусть так, читаю. Здесь написано: «Король Филипп Красивый».

— Может быть, тебе также неизвестно, что в Испании был король по имени Филипп Красивый?

— Известно; я даже видел его в детстве.

— Я тоже.

— Ведь ты тогда была совсем маленькой…

— Да. Но есть воспоминания, которые сохраняются у нас в глубине сердца на всю жизнь, в каком бы возрасте они ни запечатлелись.

— Да, верно, — отвечал Фернандо со вздохом. — Мне знакомы такие воспоминания. Но почему портреты висят рядом?