Валентин Томин - Большой шеф Красной капеллы: Впервые в мире беседы с Леопольдом Треппером

• Название: Большой шеф Красной капеллы: Впервые в мире беседы с Леопольдом Треппером
• Автор: Валентин Томин
• Издательство: Эксмо, Яуза
• Жанр: История
• Год: 2005
• ISBN: 5-699-09010-X

"Большой шеф Красной капеллы" - это уникальная книга о самом знаменитом советском разведчике Второй мировой войны. Миллионам телезрителей сериала "Красная капелла" он известен под именем Жан Жильбер (Отто). Настоящее же имя этого человека Леопольд Треппер. О Героической и трагической судьбе этого человека, о его боевых товарищах и заклятых врагах Рассказывает книга Валентина Томина. В качестве приложения к книге даны впервые публикуемые не только в России, но и во всем мире уникальные Воспоминания разведчика, существенно отличающиеся от его мемуаров, вышедших за рубежом.

3апись бесед с Леопольдом Треппером произведена писателем Юрием Корольковым, который работал над книгой о Красной капелле.

---

Моя подготовка к работе в 37-м г. и 38-м г. и фактическая работа с 39-го г., в основу которой легли именно эти идеи подтверждает это. Одной из первых групп такого нового типа я считаю группу Рихарда Зорге. Первой идейной группой, которая была группой борцов за мир, ставящих целью не допустить войны, действуя на этой идейной базе. Второй считаю берлинскую группу. Она имеет два этапа своей деятельности. Создавалась она еще с 33-го года. Первыми ее создателями были Харнак и Кукхоф. Она позже объединилась с группой Шульце-Бойзена — стала группой борьбы до конца за уничтожение нацизма. Как высшая форма борьбы с нацизмом. С началом войны одной из главных ее задач была военная разведка, совместные действия с Совгенштабом, с Разведупром{80}.

В том же направлении шла подготовка моей группы. Так создавалась группа в Бельгии, во Франции, в Голландии, Швейцарии. Теперь можно сказать, что к началу войны наши группы, которые немцы назвали Красной капеллой, — это очень обширная организация, действующая в разных странах. Откуда, между прочим, у них взялось понятие Гран шеф. Они мне сказали — если есть капелла, многое зависит от дирижера. Если дирижер ничтожный, ничего не могут сделать даже хорошие музыканты. Такие люди вырастали — прежде всего Зорге и его японский друг Одзаки, выросла тройка в Берлине — Бойзен, Харнак, Кукхоф, так было у меня и моих товарищей — Гроссфогель или люди такого масштаба, как Пориоль, Спаак, Кац, Максимович. Или такие люди, присланные из Центра, как настоящий герой Аламо. Это люди, которые вырастали в борьбе. Я считаю, что у нас не надо людей делить, как иногда делалось, записан ли он в кадры агентов.

Формально, если считать, то агентов наберется несколько десятков. Фактически действующих в Роте Капелле я насчитываю в Европе около 300 человек. Но если говорить об источниках, у них была вся сила в том, что они получали сведения от тысяч людей, начиная от крупнейших воинских, политических, хозяйственных, партийных нацистских инстанциях и переходя к организациям Сопротивления, для которых разведка была частью их борьбы. Можем сказать мы, что 40, 41, 42-й годы — это первый этап Красной капеллы, который дает изумительные результаты. Они проявились в том, что эти группы были способны своевременно раскрывать планы подготовки войны против Советского Союза. Группы эти дали максимум того, что они могли дать.

Ни в чем не преувеличивая, считаю, что в решающих боях с нацизмом, в таких боях, как под Сталинградом или в самой Европе, надо отдать почесть тем, кто являлся частицей сначала обороняющейся, потом наступающей Красной Армии. Я не раз говорил — мы были все солдатами Красной Армии, которая боролась с оружием в руках против врага на фронтах. Мы были солдатами единой армии борьбы с нацизмом. Главное в характеристике КК — борьба до конца, глубокое убеждение каждого члена ее, что не может быть частичной победы, только борьба до конца. Мы имели дело с коричневой чумой, которую надо до конца уничтожить. Наша сила была в том, что, если основной костяк руководителей были проверенные коммунистические деятели, вокруг нас группировалось все лучшее, прогрессивное. За нами шли люди и католических и демократических убеждений, для которых борьба с фашизмом была борьбой человечества против феодализма, чумы. Нацизм должен исчезнуть совсем.

Это был первый этап. Если бы было только это, было бы уже достаточно. Второй этап борьбы. Самое ложное представление было в том, что Красная капелла будто бы перестала действовать с момента физического уничтожения руководящей группы. Наоборот, считаю, что к моменту разгрома берлинской группы и захвата многих наших работников в разных странах начинается самый сосредоточенный и самый сложный второй этап борьбы.

Этот этап связан с моментом заговора по ликвидации нашей сети, точнее, захвата для использования ее в интересах нацистов. С момента моего ареста дальнейшая работа по разоблачению нацистской игры была решающей в этот период. Центр в то время находился в исключительно трудном положении с точки зрения распознания сложившейся ситуации. Фактом остается то, что в ноябре — декабре гестапо, абвер, СД считают себя на коне в борьбе против советской разведки. Через три месяца это раскрыто, и инициатива переходит в руки Центра, в результате не только деятельности наших людей — Максимовича, Гроссфогеля и др., но в результате содействия извне со стороны партии — Дюваля, Мишеля, Спаак, Жюльетт и т. д. Именно поэтому удалось успешно провести и получить успех в большой игре, начатой нацистами. К осени 43-го г. руководство игрой переходит к Центру. И что самое главное, до самого конца войны враг не знал об этом, принимал все за чистую монету. Враг был уверен, что он инициатор и организатор игры. Поэтому велико было изумление Паннвица, когда он уже был в Москве, что он давным-давно не на коне, а под лошадью.

Второй этап нашей деятельности показал, чего, возможно, не поняли до конца наши товарищи, это то, что здесь был решающий момент. Преданность и стойкость наших товарищей, которые знали, что он представляет в своем лице и партию, и руководство, и соввласть, принимая на себя ответственность, которой в обычных условиях никто бы от него не потребовал. Поэтому наивные расспросы во время следствия — как это вы могли так действовать без решения Центра, я отвечал только одно: если я все-таки все пережил, не принимая на себя решения ряда вопросов, и явился бы сейчас сюда, меня нужно было бы приговорить к расстрелу, если я не использовал хотя бы пяти процентов возможности раскрыть вражеские планы. Я принял все на себя, не имея возможности получить решение Центра. Это то же самое, если во время пожара ты не имеешь возможности вызвать пожарных и начинаешь ждать, считая, что тушить пожар не твое дело.

Я считаю, что смерть товарищей, таких, как Максимович, Пориоль, Кац, Сюзан Спаак, которые знали, в чем дело, была целой эпопеей. Они находились в камере смертников, месяцами выдерживали пытки и отдали свою жизнь. В первый же час после побега зондеркоманды, когда мы с Лесовым встретились с дворником-французом в гестаповском особняке, он рассказал, что после моего побега все внимание было обращено на Каца. От него требовали, чтобы он раскрыл все, что знал. Он этого не сделал и просил этого француза: если после войны придет сюда человек, который сидел здесь — Отто или кто из его друзей, скажи ему: я знаю, что в ближайшие дни погибну. Дворник говорил, что Кац находился в сложнейшем положении. Гестаповцы истерзали его совершенно. В команде были уверены, что он знал, куда я бежал. Он просил передать. Скажите товарищам, что я погибаю, но каждая частица моего истерзанного тела, моей души кричит: «Победа!» Я доволен. Просил он только одно: скажите Старику, пусть не забудут моих жену и детей.

БЕСЕДА С Л.З. ДОМБОМ, Варшава, 05—08.02.1970 г.

12 октября 41-го г. поступило распоряжение Центра Кенту явиться в Берлин. Фактически берлинская группа еще и до того пользовалась разными источниками для переправки материалов и людей на Голландию, частично на Швейцарию и другие страны. Использовалась курьерская связь. Но к этому моменту положение сложилось так, что главное переправлялось с помощью собственных раций, которые в какой-то период прекратили работу.

Причина перерыва радиосвязи с Москвой заключалась в том, что немецкой контрразведке, точнее тем, кто занимался пеленгацией, удалось уточнить все четыре радиоточки, находившиеся в Берлине. Известно, что Ганс Коппи, идя на одну из этих точек для работы, увидел гестаповцев, маскировавшихся под ремонтных работников почтовой связи. Он увидел их и с ними разговаривал. Он определил, что это не почтовые работники, а пеленгаторы из армейской части. Положение в это время сложилось в Берлине такое, что надо было оборвать дальнейшую связь с Москвой. Центр встал перед фактом, когда была оборвана всякая связь как раз в такое время, когда берлинская группа могла давать ежедневно информацию важнейшего значения. Вот тогда и была к нам направлена депеша в октябре 41-го г., чтобы Кента направить в Берлин. В этой шифровке точно указывалось, что сделать, давались адреса.

Кент уехал в Берлин, и все было им выполнено. Сам он не вполне соображал, куда его направляют. Только после того как увидел Шульце-Бойзена в униформе офицера ВВС, он вернулся, не понимая, зачем дали все эти фамилии вместе. Сначала все шло хорошо. Все это было вынуждено. Другого пути у Центра не было. Конечно, если бы эти указания давал бы человек, обладавший большим опытом, можно было бы добиться тех же результатов без указания в шифровке всех перечисленных там адресов. Например, что бы я сделал в таком случае. Я направил бы на адрес одного из товарищей в Берлине, связанных с Шульце-Бойзеном, того же Кента с заданием, чтобы тот товарищ связал его с Шульце-Бойзеном. Других адресов давать не следовало.