Евгений Глущенко - Россия в Средней Азии. Завоевания и преобразования

• Название: Россия в Средней Азии. Завоевания и преобразования
• Автор: Евгений Глущенко
• Жанр: История
• Год: 2010
• ISBN: 978-5-227-02167-0

Вниманию читателей предлагается книга известного историка Е.А Глущенко, посвященная завоеванию и преобразованиям Средней Азии, на территории которой было образовано Туркестанское генерал-губернаторство Российской империи. Автором подробно описаны процессы присоединения к России регионов, сложившихся вокруг таких городов, как Ташкент, Самарканд, Бухара, Хива, Коканд, Геок-Тепе и др., и последующая их цивилизация. В книге представлено участие в этих процессах российских императоров, в первую очередь Александра II, приводится галерея видных российских военных и административно-хозяйственных деятелей.

Представляемый читателям труд в определенной степени является ответом на вызов со стороны историков независимых государств, в первую очередь Узбекистана, «труды» которых непрофессиональны, зачастую фальсифицированы и отличаются неприятием очевидных фактов. Такие «откровения», отягощенные к тому же агрессивной русофобией, переходят в учебники истории для средних учебных заведений и отравляют сознание современных поколений населения этих стран.

На основании результатов новых архивных изысканий, мемуаров, публикаций последних лет в книге рассмотрены проблемы личностных отношений коренных жителей и русских людей, вопросы взаимоотношений русской администрации с местным населением, исповедующим ислам. Книга снабжена именным указателем и большим количеством иллюстраций.

Как и вся серия, книга рассчитана на широкий круг читателей, интересующихся правдивой отечественной историей, а также на государственных и общественно-политических деятелей, ученых, причастных к формированию новых духовных ценностей и межгосударственных взаимоотношений между близкими когда-то народами России.

---

Таджикский книжник Ахмади Дониш, современник событий, так описал этот бой над Зеравшаном близ Самарканда в своем труде «Жизнеописание эмиров благородной Бухары»:

«Сражавшиеся нашли необходимым. бежать: каждый бежал так, как мог бежать, бежали куда глаза глядят, бросали все имущество, снаряжение. Некоторые бежали в сторону русских, и последние, узнав их положение, накормив и напоив, отпускали их.

Эмир, загрязнив штаны. тоже убежал. Никто не хотел воевать»[187].

Уже 2 мая Кауфман принимал депутацию от духовенства и «лучших людей» священного города Самарканда, которая поднесла ему дары и просила принять их город в подданство Великого белого царя. Генерал-губернатор милостиво дал согласие. Самаркандские депутаты объяснили свою просьбу нежеланием жить под деспотической властью эмира и его алчных беков. Просьба была высказана как преобладающее в городе мнение; так, по крайней мере, она воспринималась Кауфманом и его соратниками, тем более что при входе русских подразделений в Самарканд жители встречали их очень дружелюбно. Из ближайших кишлаков шли дехкане с дарами: кто вел корову, кто нес корзину яиц, кусок каменной соли, а то и просто несколько лепешек. Константин Петрович был искренне тронут теплым приемом и на следующий день, 3 мая, устроил большой прием, во время которого одаривал своих гостей-самаркандцев различными сувенирами.

Те, кто просил русских принять город под покровительство российского Императора, а это были главным образом торговцы и ремесленники, не сообщили ему, какие страсти бушевали за глинобитными стенами Самарканда каких-нибудь два дня назад. После бегства армии эмира с позиций близ города незадачливые бухарские военачальники, крупные землевладельцы и религиозные авторитеты попытались организовать оборону города, но купцы и ремесленники не только отказались от этой затеи, но вступили в вооруженные столкновения с сарбазами эмира – прорусская партия восторжествовала, так появилась депутация с петицией к царю.

Заняв без боя Самарканд, Кауфман направил эмиру новые условия мира, включавшие требование признать за Россией все территориальные приобретения, сделанные за счет Бухарского ханства после 1865 г., включая Самарканд с прилегающим районом (так называемое Самаркандское бекство), а также уплатить военные издержки – сумма указывалась изрядная.

Ответа не последовало, зато позже стало известно, как эмир поступил с посланцами генерал-губернатора: одному из двух персов (рабов, освобожденных русскими) он приказал отрубить голову, другого бросили в тюрьму-яму[188]. Поразительно, что, зная не понаслышке нравы и обычаи азиатских деспотов, гонцы все-таки донесли послание до адресата. Либо они не ведали о его содержании, либо шли, движимые мусульманским фатализмом, но первое вероятнее.

Кауфману, прошедшему школу Кавказа, предстояло усваивать уроки Средней Азии. То, что он настойчиво предлагал мир, хотя и ужесточал свои условия, как и отказ от преследования разбитого под Самаркандом бухарского войска и остановка в городе, было истолковано в эмирском дворце как признак слабости. Строго говоря, силы начальника края таяли день ото дня: ежедневно заболевало, в основном малярией, около пятидесяти человек, и об этом в Бухаре были осведомлены. Надо учитывать также, что эмир Музаффар воевал на два фронта: против неверных и против мятежников в собственном стане – вассальных беков Шахрисабзского оазиса, объединившихся вокруг восставшего против эмира его старшего сына Абдулмалика.

После тяжелых переходов по безводной пустыне, после нескольких боев русские воины получили передышку. Солдаты отдыхали, лечились, приводили в порядок амуницию, а их командующий, вместе с прикомандированным к отряду молодым художником Василием Васильевичем Верещагиным, осматривал древнюю столицу Тимура, которая теперь стала его трофеем. «Я часто хаживал по галерее дворца с генералом Кауфманом, – писал Верещагин в книге «На войне в Азии и Европе», – толкуя о местах, нами теперь занимаемых, о путешественниках, их посетивших, о книгах, о них написанных и т. п. Мы дивились невероятностям, встречающимся у известного Вамбери, утверждающего, например, что трон Кокташ зеленый, что за троном надпись на железной доске, тогда как трон белый или, вернее, сероватый, надпись на камне, а не на железе и т. д. Генерал Кауфман ввиду таких вопиющих несообразностей выражал предположение, что Вамбери просто не был в Самарканде»[189]. Как видно, оба основательно готовились к встрече с неизвестным миром Средней Азии. Константин Петрович Кауфман был человеком образованным и любознательным. Так, он одним из очень немногих опустился под воду Балтийского моря на первой русской подводной лодке, существовавшей в 1875 г. в единственном экземпляре. «Я с удовольствием поднялся бы также в воздух, да, к сожалению, нет еще такого инструмента», – говорил он А.В. Эвальду, которому помогал в Петербурге получить деньги для строительства управляемого аэростата[190].

Однако задерживался Кауфман в Самарканде не по причине своей любознательности, а потому, что ждал ответа от эмира и давал возможность восстановить силы измученному войску. 13 мая командующий собрал военный совет. Ответа от эмира нет, что делать? Было ясно, что без генерального сражения эмир не подпишет мирный договор. Решено было двигаться в сторону Бухары. Через четыре дня отряд под командованием генерала Головачева занял крупный кишлак Катта-Курган на пути в Бухару, а 29 мая от него поступило известие о скоплении большой массы бухарских войск в 10 верстах от Катта-Кургана на высотах у городка Зерабулак. Головачев сообщал также, что бухарцы два раза в день совершают нападение на русский лагерь, – ему требовалась подмога. Взяв с собою 792 штыка и 170 шашек – как говорили в войсках в XIX, да и в XX в., – Кауфман выступил рано утром 30 мая и за 25 часов прошел 65 верст, то есть уже утром следующего дня был в Катта-Кургане.

Как показали дальнейшие события, он еще плохо знал местное общество и его нравы, оказался излишне легковерным. Кауфман ушел, оставив в Самарканде совсем небольшой гарнизон: 95 саперов, 4 роты пехоты, в которых вместе с музыкантами было 520 человек, 25 казаков да артиллерийскую прислугу при 8 орудиях, из которых четыре были бухарские, весьма устаревшие. Командующий поверил в добрую волю самаркандцев, якобы искренне, с чистым сердцем перешедших под руку русского Царя, и пренебрег сообщениями самаркандских евреев и персов – людей униженных, городских маргиналов, не испытывавших добрых чувств к местным сартам, а потому бывших для русских, пожалуй, самым надежным источником информации.

Добровольные информаторы пробирались в цитадель, где расположился русский отряд, и, дрожа от страха, сообщали, что самаркандцы замышляют вооруженный мятеж против русских, грозят при этом вырезать еврейские и персидские семейства. Для проверки этих сообщений Кауфман высылал в город своих офицеров, но те, не зная языка, не могли отличить скопление заговорщиков от обычной базарной толпы. Да и сам начальник края много ездил по Самарканду и его окрестностям, останавливался возле оживленно беседующих сартов и через переводчика разъяснял цели прихода русских, которые принесли им мир и порядок, убеждал, что мирным жителям нечего теперь бояться. Мирные жители почтительно кланялись, гладили бороду, прижимали руки к груди и отвечали, что весьма благодарны за такую милость и что очень рады успеху русских войск, которым желают всякого счастья и благополучия.

Как позже выяснилось, одновременно с генерал-губернатором среди местных жителей «разъяснительную работу» вели от имени мятежного эмирского сына и шахрисабзских беков фанатичные мусульманские проповедники. Вражеская агитация оказалась весьма действенной.

Выступая рано утром в поход, русские генералы и офицеры не обратили внимания на прорубленные в глинобитных заборах-дувалах бойницы и на другие военные приготовления. Не особенно их встревожили находившиеся в виду города в непрерывном движении конные группы шахрисабзцев, набеги которых русские кавалеристы и пехотинцы до этого неоднократно и с неизменным успехом отражали.

Кауфман покинул Самарканд, и уже на следующий день в его окрестностях собрались внушительные силы шахрисабзских беков. Если верить биографу К.П. Кауфмана востоковеду А.А. Семенову, то под Самаркандом в начале лета того далекого 1868 г. появилось войско численностью 65 тысяч человек[191]. Это было разномастное ополчение, состоявшее из отрядов различных кочевых и полукочевых узбекских племен. Вооружены ополченцы были, как и прежде, чем попало – от случайно раздобытой винтовки до первобытной дубины.

Полуразрушенную цитадель русские стали восстанавливать вскоре после захвата Самарканда, но работы велись очень неспешно, в частности, потому, что всех, командующего в том числе, подкупила, оказав расслабляющее действие, радушная встреча у городских ворот месяц назад. В конце мая укреплению цитадели стали уделять больше внимания, но до завершения работ было далеко.