Евгений Глущенко - Россия в Средней Азии. Завоевания и преобразования

• Название: Россия в Средней Азии. Завоевания и преобразования
• Автор: Евгений Глущенко
• Жанр: История
• Год: 2010
• ISBN: 978-5-227-02167-0

Вниманию читателей предлагается книга известного историка Е.А Глущенко, посвященная завоеванию и преобразованиям Средней Азии, на территории которой было образовано Туркестанское генерал-губернаторство Российской империи. Автором подробно описаны процессы присоединения к России регионов, сложившихся вокруг таких городов, как Ташкент, Самарканд, Бухара, Хива, Коканд, Геок-Тепе и др., и последующая их цивилизация. В книге представлено участие в этих процессах российских императоров, в первую очередь Александра II, приводится галерея видных российских военных и административно-хозяйственных деятелей.

Представляемый читателям труд в определенной степени является ответом на вызов со стороны историков независимых государств, в первую очередь Узбекистана, «труды» которых непрофессиональны, зачастую фальсифицированы и отличаются неприятием очевидных фактов. Такие «откровения», отягощенные к тому же агрессивной русофобией, переходят в учебники истории для средних учебных заведений и отравляют сознание современных поколений населения этих стран.

На основании результатов новых архивных изысканий, мемуаров, публикаций последних лет в книге рассмотрены проблемы личностных отношений коренных жителей и русских людей, вопросы взаимоотношений русской администрации с местным населением, исповедующим ислам. Книга снабжена именным указателем и большим количеством иллюстраций.

Как и вся серия, книга рассчитана на широкий круг читателей, интересующихся правдивой отечественной историей, а также на государственных и общественно-политических деятелей, ученых, причастных к формированию новых духовных ценностей и межгосударственных взаимоотношений между близкими когда-то народами России.

---

В течение всех восьми дней осады комендант Самаркандского гарнизона майор Штемпель посылал командующему сообщения о восстании и штурме, но шесть курьеров (это были персы) попали в руки шахрисабзцев, и только седьмой сумел добраться до Кауфмана и передать ему послание на немецком языке. Это случилось, когда победитель эмира находился в 18 верстах от Самарканда.

Узнав о приближении к Самарканду отряда Кауфмана – Головачева, осаждавшие разбежались. Командование подсчитывало потери, которые оказались необычайно большими, поощряло отличившихся при отражении штурма и судило коварный город. Генерал-губернатор принял решение город сжечь.

«Добрейший Кауфман, – писал В.В. Верещагин, – понимавший, что надобно будет дать пример строгости, очевидно нарочно провел предыдущую ночь, не доходя несколько верст, чтобы дать возможность уйти большему числу народа, особенно женщинам и детям, зато теперь он отдал приказ примерно наказать город, не щадить никого и ничего»[198]. Солдаты деловито, без излишней жестокости, выполнили приказ. Тех, кого поймали с оружием или о ком установили, что они участвовали в штурме цитадели, приводили на суд генерал-губернатора. «Добрейший Константин Петрович, окруженный офицерами, сидел на походном стуле и, куря папиросу, совершенно бесстрастно произносил: расстрелять, расстрелять, расстрелять…»[199] Расстреливали невдалеке. Таковы были будни колониальной войны.

Верещагин был прав, когда считал, что сдача Самаркандской крепости могла бы повлечь за собой восстание по всей занятой русскими среднеазиатской территории. До Ташкента дошел слух о поражении русских в Самарканде, и там началось волнение, ожидалось вооруженное выступление, отчего, наказав примерно Самарканд, начальник края поспешил с войсками в Ташкент. До замирения края было далеко.

12 июня от эмира пришло письмо, на которое Кауфман в глубине души не очень рассчитывал. Письмо было паническое, исполненное неподдельного отчаяния. Музаффар объявлял о капитуляции своей армии и о своем отречении, просил допустить его в Петербург, где он хотел просить у Императора разрешения отправиться в Мекку на богомолье.

Ответ Кауфмана был успокаивающим: он писал, что в планы России вовсе не входит лишение эмира его власти и уж тем более русский Царь не собирается ликвидировать Бухарский эмират. России было намного выгоднее иметь эмира в качестве своего послушного вассала, нежели аннексировать бухарские владения, что повлекло бы значительные траты на создание в них системы управления и инфраструктуры, на содержание воинских гарнизонов, а кроме того, такой шаг вызвал бы новые протесты со стороны Англии. Музаффар, побежденный и деморализованный, ненавидимый своими подданными, мог стать послушным вассалом, получившим власть из рук недавнего противника. Еще через десять дней был заключен русско-бухарский мирный договор на условиях Кауфмана. Договор включал пункт о контрибуции – 500 тысяч рублей. До полной выплаты контрибуции Самарканд и Катта-Курган с окрестностями включались в состав русских владений как новый Зеравшанский округ.

На этом, однако, самаркандская история не закончилась. В Петербурге, главным образом в Министерстве иностранных дел, возник переполох. Англичане, беспокоить которых министр Горчаков весьма опасался, сделали русскому правительству представление. Горчаков, в свою очередь, восстановил Царя против «самовольного» генерал-губернатора. В результате в августе 1868 г., когда Кауфман выехал из Ташкента в Петербург для личного доклада, его встретил в степи на одной из почтовых станций фельдкурьер с категорическим Высочайшим предписанием немедленно вернуть Самарканд и Катта-Курган бухарскому Музаффару. Константин Петрович прочитал предписание и, не сделав никакого распоряжения, продолжил свой путь. Он сознательно пошел на грозу.

Высочайший гнев был велик, но Кауфман стоял на своем: отдать Самарканд и другие завоеванные города и кишлаки – значит резко уронить престиж России в глазах местных правителей и населения; всерьез после этого ни к каким российским требованиям относиться не будут и всегда будут сравнивать Россию с Англией, которая никогда так себя не ведет. Император внял и смягчился; приказал: «Пойди и скажи все это Горчакову». Канцлеру ничего не оставалось, как принять к сведению Монаршую волю и скрыть свою досаду. Константин Петрович на этот раз победил и в Петербурге.

Вернувшись осенью в Ташкент, он говорил в кругу соратников:

«Наша дипломатия, да и все правительство поддались угрозам и беснованию Англии; выяснилось же главное – полное непонимание положения России в Средней Азии… Да, это бюрократическое невежество наше поразительно. Само беснование Англии должно было не пугать наше правительство, а радовать его.

Если наше движение в Азии приводит англичан в такое неистовство, то, значит, оно верно попало в цель, для кого-то опасную, следовательно, непременно полезную нам. Ведь несомненно, что Англия – враг России и нигде не уязвима, кроме как в Азии. Это узда, которой мы всегда можем сдерживать Англию, готовую нам всюду вредить, что уже и показала она в Крымскую кампанию»[200].

Самарканд в конечном счете остался за Россией – хан смирился с утратой священного города, контролирующего к тому же подачу воды в пределы эмирата. Кауфман был награжден орденом Святого Георгия 3-й степени, и в Николаевском инженерном училище, выпускником которого он был, по повелению Императора установили мраморную доску с золотом выполненной надписью «Самарканд, 1868» и его именем.

Взятие Самарканда отразилось в солдатском фольклоре; К.П. Кауфман стал его героем. Туркестанские роты и сотни теперь на марше и на привале распевали совсем новые песни:

Не пыль со степи закрутилась,
Глаза путнику застилаючи, —
То войска наши суетилися,
В поход себя собираючи.
От Кауфмана им приказ пришел:
Чтоб в день они поуправились…
И наутро отряд по дороге уж шел:
К Самарканду войска понаправлялись.

То была своего рода песенная история самаркандского похода, которая излагалась эпизод за эпизодом. Были и оценочные куплеты:

Мы всегда бухарцев бьем,
Им мы ходу не даем.
Из себя на вид он ловок,
Да душой – трусишка – робок,
Коль идешь к нему на штык,
От тебя сейчас он прыг.
Его храбрость мы видали —
В Самарканде испытали.

Обычного для фольклора преувеличения в этой оценке не было: готовность к паническому бегству с поля боя была неоднократно продемонстрирована бухарским воинством, что, надо полагать, глубоко оскорбило патриотические чувства мирных бухарцев, которые еще несколько лет назад весьма оптимистично оценивали боеспособность своей армии. «Я слышал, – пишет А. Вамбери в своей книге «Путешествие по Средней Азии..», – как погонщики и поселяне, стоя перед чайными лавками, толковали о политике. Бедные люди приходили в восторг, говоря о геройских подвигах своего эмира. Они рассказывали, что он проник из Коканда в Китай и, покорив все под свой скипетр на востоке, хочет также завоевать Иран, Афганистан, Индию и Френгистан (то есть Францию. – Е. Г.), все страны до самого Рима; таким образом, мир поделился между султаном (турецким. – Е. Г.) и эмиром»[201].

Таковы были амбиции – и не только у бедных поселян в 1863 г., когда в тех краях под чужой личиной скитался венгерский востоковед. Поражение Бухары в войне с русскими разрушило наивную веру подданных эмира в его могущество и усилило сепаратистские поползновения вероломных вассалов, взявших сторону мятежного эмирского сына Абдулмалика. В какой-то момент положение владетеля «благородной Бухары», потрясаемой бунтами, стало катастрофическим; и тогда на помощь пришли вчерашние враги. По приказу Кауфмана в дело вмешался начальник Зеравшанского округа генерал Абрамов, который очень быстро «разобрался» с Абдулмаликом и его союзниками – шахрисабзскими беками: разбил их при городе Карши и вернул Каршинский оазис под власть эмира.

С этого времени эмир стал реально зависеть от российских властей, но свою зависимость он осознал не сразу – пытался, как прежде самостоятельно, без ведома туркестанского генерал-губернатора, сноситься с Петербургом, иностранными государствами, интриговал, заключал международные соглашения. Представители генерал-губернатора постоянно растолковывали ему его новый статус. В августе 1870 г. тот же Абрамов по просьбе эмира совершил экспедицию против шахрисабзских беков, штурмом взял их укрепления Шаар и Китаб и предложил эмиру прислать своих чиновников для передачи им управления Шахрисабзским оазисом. После такого подарка от ярым-падшо эмир наконец примирился со своим новым вассальным положением. Как и предполагал Кауфман, богатый подарок сгладил в душе Музаффара горечь утраты Самарканда, который он до того продолжал в течение двух лет требовать назад, и окончательно приучил к мысли, что сохранить свои трон и владения он может только при поддержке России.