Толстой Л.Н. - Полное собрание сочинений. Том 1

• Название: Полное собрание сочинений. Том 1
• Автор: Толстой Л.Н.
• Жанр: Классическая проза

---

Но что много про это говорить; однако можно сказать нѣсколько словъ — когда нѣсколько словъ могутъ облегчить тяжесть горя, я ненавижу человѣка, который скупъ на нихъ. —

«Будь я теперь хозяиномъ этого отеля», сказалъ я, положивъ указательный палецъ на грудь Mons. Dessein: «я бы всячески старался сбыть эту désobligeante — она безпрестанно дѣлаетъ вамъ упреки, когда вы проходите мимо ея». — «Mon Dieu!»179 — сказалъ Mons. Dessein: «мнѣ нѣтъ никакого разсчета»...

«Исключая того [сказалъ я], — который людей съ извѣстнымъ направленіемъ заставляетъ дорожить своими ощущеніями», и я увѣренъ, что человѣкъ, который чувствуетъ за другихъ также, какъ и за себя, — какъ вы ни скрывайте, всякая дождливая ночь должна производить на васъ тягостное впечатлѣніе — вы страдаете, Mons. Dessein, не менѣе самой кареты». —

Я замѣтилъ, что когда въ комплиментѣ есть столько же кислаго, сколько и сладкаго, англичанинъ приходить въ затрудненіе, принять ли или нѣтъ его: французъ же никогда. Mons. Dessein поклонился мнѣ. —

— C’est bien vrai,180 сказалъ онъ: «но въ этомъ случаѣ для меня только перемѣнится родъ безпокойства, и съ невыгодою; представьте себѣ, милостивый государь, отдавъ вамъ эту карету, которая распадется на куски прежде, чѣмъ вы проѣдете половину дороги до Парижа, — представьте себѣ, какъ я буду мучиться тѣмъ, что далъ о себѣ дурное впечатлѣніе человѣку благородному и отдалъ себя на осужденіе человѣка умнаго». — Доза лести аккуратно была отмѣрена по моему собственному рецепту; я не могъ не принять ее — и, возвративъ Mons. Dessein его поклонъ, безъ дальнѣйшихъ околичностей мы отправились вмѣстѣ смотрѣть его каретный магазинъ. —

На улицѣ. Кале.

Нашъ свѣтъ долженъ быть очень задорный свѣтъ, когда покупщикъ (даже жалкой кареты) не можетъ выдти съ продавцемъ оной кончить дѣло между собою на улицу, чтобы мгновенно не впасть въ тоже самое расположеніе духа и не смотрѣть на него такими же глазами, как будто идетъ съ нимъ въ Hyde Park — драться на дуэлѣ. — Что до меня касается, то такъ какъ я плохой боецъ и чувствовалъ, что не могу быть соперникомъ Mons. Dessein, я чувствовалъ въ душѣ своей тѣ же милые порывы, которые бываютъ при этомъ обстоятельствѣ. Я насквозь хотѣлъ разсмотрѣть Mons. Dessein; смотрѣлъ на него, когда онъ шелъ, въ профиль, потомъ en face, мнѣ казалось, что онъ то Жидъ, то Турокъ, мнѣ не нравился его парикъ, я вызывалъ проклятія на его голову, посылалъ его къ чорту. —

И все это запало мнѣ въ сердце за жалкой начетъ трехъ или четырехъ Louis d’or,181 которые я могъ переплатить? — «Низская страсть!» сказалъ я, повернувшись, какъ то дѣлаетъ человѣкъ, чувство котораго мгновенно перемѣнилось: — «низская, грубая страсть! Твоя рука всегда противъ другаго человѣка, а рука другаго человѣка всегда противъ тебя».

«Избави Богъ», сказала она, поднявъ руку къ своему лбу; потому что я, повернувшись, очутился лицо съ лицомъ съ барыней, которую я видѣлъ въ разговорѣ съ монахомъ — она шла за нами, такъ что мы ее не замѣтили. —

«Разумѣется, избави Богъ», сказалъ я, предлагая ей свою руку; на ней были надѣты перчатки, открытые на большихъ и указательныхъ пальцахъ, она приняла мое нредложеніе и я повелъ ее къ двери каретнаго сарая. —

Mons. Dessein пятьдесятъ разъ послалъ ключъ къ чорту, прежде чѣмъ замѣтилъ, что тотъ, съ которымъ онъ пришелъ, не былъ настоящій; мы, также какъ и онъ, съ нетерпѣніемъ ожидали, чтобы онъ отперъ; и такъ были внимательны ко всѣмъ препятствіямъ, что я продолжалъ держать ее руку, самъ не замѣчая этого, такъ что Mons. Dessein оставилъ насъ вмѣстѣ — ее рука въ моей и [съ] лицами обращенными къ дверямъ каретнаго сарая, — сказавъ, что онъ вернется черезъ пять минутъ. — Разговоръ пятиминутной въ такомъ положеніи стоитъ много другихъ разговоровъ; ежели бы лица наши были обращены на улицу, въ этомъ послѣднемъ случаѣ разговоръ зависѣлъ бы отъ наружныхъ предметовъ и обстоятельствъ; но съ взорами, устремленными на одну неподвижную точку, разговоръ зависѣлъ отъ насъ самихъ. — Минутное молчаніе послѣ того, какъ Mons. Dessein оставилъ насъ, могло быть пагубно для этаго положенія — она бы непремѣнно отвернулась; итакъ я сейчасъ же началъ разговоръ. —

Какія были искушенія (такъ какъ я пишу не для того чтобы извинять слабости моего сердца) въ этомъ путешествіи, будетъ описано съ тою же простотою, съ какою я ихъ чувствовалъ. —

Дверь каретнаго сарая. Кале.

Когда я сказалъ читателю, что я не вышелъ изъ désobligeante, потому что видѣлъ монаха въ разговорѣ съ барыней, только что пріѣхавшей въ гостинницу, я сказалъ правду — но не всю правду; потому что я былъ удержанъ отъ этаго столько же и лицомъ самой барыни. Подозрѣніе пробѣжало въ моей головѣ; и я сказалъ [себѣ]: онъ разсказывалъ ей, что случилось; что то во мнѣ говорило это, я желалъ, чтобы монахъ былъ въ своемъ монастырѣ. —

Когда сердце летитъ впередъ разсужденiя, оно спасаетъ разсудокъ отъ цѣлаго міра страданій. Я былъ убѣжденъ, что она изъ лучшаго разряда существъ, и больше о ней не думалъ и писалъ свое предисловіе. —

Это впечатлѣніе возвратилось опять послѣ встрѣчи моей съ ней на улицѣ; сдержанная свобода въ обращеніи, съ которой она подала мнѣ руку, показывала въ ней, какъ я полагалъ, хорошее воспитаніе и здравый смыслъ; и когда я велъ ее, я чувствовалъ какую то пріятную нѣжность около ея, которая успокоила мою душу. —

Боже милостивой! ежели бы могъ человѣкъ провести такое созданіе вокругъ свѣта!

Я еще не видалъ ея лица, но этаго и нужно не было, потому что прежде, чѣмъ мы подошли къ двери каретнаго сарая, воображеніе окончательно нарисовало мнѣ ея голову, и забавлялось представлять мнѣ ее какъ богиню, которую я самъ вытащилъ изъ Тибра. Ахъ ты, соблазненная и соблазнительная плутовка, хотя семь разъ въ день обманываешь насъ своими образами и картинами, но ты дѣлаешь это такъ прелестно и покрываешь свои картины такими плѣнительными красками, что стыдно ссориться съ тобою. —

Когда мы подошли къ двери каретнаго сарая, она отняла руку отъ лба и я могъ видѣть оригиналъ: по лицу ей было около двадцати шести; она была брюнетка съ бѣлымъ и прозрачнымъ цвѣтомъ лица, одѣта была просто, безъ румянъ и пудры; она не была, критически разбирая, прекрасна, но въ ней было что то, что въ состояніи ума, въ которомъ я находился, привязывало меня къ ней болѣе — она была интересна. Я воображалъ, что она во взглядѣ носитъ вдовствующее выраженіе и что она находится въ томъ положеніи, когда прошли уже два пароксизма горести и она начинаетъ мириться съ своей потерей; но тысячи другаго рода несчастій могли провести тѣ же черты; я желалъ знать, какъ это было, и готовъ былъ спросить, ежели бы bon ton182 разговора, какъ въ дни Эздры, позволилъ бы это: «Что тебя безпокоитъ? И что тревожитъ? И почему разстроены твои мысли?» Однимъ словомъ, я чувствовалъ къ ней расположеніе, рѣшился волочиться за ней и даже предложить ей свои услуги. Таковы были мои искушенія, и въ расположеніи слѣдовать имъ я былъ оставленъ одинъ съ этой барыней, ея рука въ моей и [съ] лицами обращенными къ двери каретнаго сарая болѣе, чѣмъ то было положительно необходимо. —