Владимир Шпаков - Песни китов

• Название: Песни китов
• Автор: Владимир Шпаков
• Жанр: Современная проза
• Год: 2014

Владимир Михайлович Шпаков — прозаик, эссеист, критик, постоянный автор «ДН». Живет в Санкт-Петербурге. Последняя крупная публикация в нашем журнале — роман «Смешанный brak», «ДН». № 10–11, 2011.

Владимир Михайлович Шпаков — прозаик, критик, драматург. Родился в 1960 году, в городе Брянске. С 1977 года — питерский житель, где закончил Ленинградский электротехнический институт, после чего работал в оборонном НИИ, на гражданском и военном флоте, в малотиражной прессе и т. д. Продолжил образование в Литературном институте им. А. М. Горького (семинар А. И. Приставкина), который закончил в 1995 году. Первая публикация прозы состоялась в 1992 году, в журнале «Огонек». С тех пор автором опубликовано множество рассказов, повестей, романов, пьес, а также около трехсот критических статей и рецензий.

Больше всего автора ценят работники журналов «Дружба народов», «Октябрь», «Крещатик», «Знамя», «Урал», «Зинзивер». В прошлом были хорошие отношения с журналом «Нева», где автор, к слову сказать, проработал почти пять лет заведующим отделом прозы (2003–2007), но теперь эти отношения закончились. У автора вышло четыре книги прозы: «Клоун на велосипеде» (СПб, «Геликон-плюс», 1998), «Год петуха» (СПб, «Алетейя», 2006), «Игры на поле Ватерлоо» (СПб, «Геликон-плюс», 2010), «Счастливый Феликс» (Москва, «Астрель», 2010). Опубликованные в периодике рассказы, повести и романы в разные годы номинировались на премии Ивана Белкина, Юрия Казакова, Национальный бестселлер, Русский Букер. Член Союза писателей Санкт-Петербурга с 1996 года. Член Союза писателей XXI века. Лауреат литературной премии Н. В. Гоголя за 2010 год. В настоящее время — первый заместитель главного редактора журнала «Зинзивер». Живет в Санкт-Петербурге.

---

Ответ из Москвы вмиг уничтожил воодушевление. Одновременно пришло сообщение руководству завода, последовал вызов на ковер, где отцу устроили проработку. Да как он смел?! Он же опозорил целое оборонное предприятие, гордость отрасли! Такому кадру мало выговора, нужен строгач, а может, вообще стоит подумать об увольнении!

— Так и заявили?! — вопрошал трудовик, которому плакался на кухне Рогов-старший.

— Ну да! Меня, который заводу двадцать лет жизни отдал, уволить?! Суки, Боря! И там — суки!

Севка видел в щелку, как отец тыкал пальцем в потолок, указывая, где именно угнездились суки, мешающие техническому гению.

— Я тоже физику учил, знаю закон сохранения энергии. Но вы хоть присмотритесь, что предлагают! Может, там есть что-то полезное! Что стране поможет, людям… Эх, разломаю все к чертовой матери!

Мужчины пили, ругались, а Севка вдруг заплакал. Он привык к тому, что в мастерской что-то постоянно движется, теперь же это чудо умрет и окажется на кладбище-свалке! Он поспешил в последний раз взглянуть на обреченный «перпетуум мобиле», что раскачивался как ни в чем не бывало, даже не предполагая о своей горькой участи. Или предполагая? Каждое устройство, думал юный технарь, обладало разумением и, по идее, должно было чувствовать скорую гибель. Некоторые механизмы даже кончали с собой, иначе говоря — ломались по неизвестной причине без шанса на восстановление. Но вечный двигатель, похоже, рассчитывал на вечную жизнь — он беззаботно раскачивал свои шары, и пофиг ему был какой-то Севка, хлюпающий носом…

Исчезновение вечного двигателя прошло незаметно, если кто и страдал по поводу этой смерти, то один лишь Севка. В эти дни он зачастил на свалку, озабоченный созданием передатчика — для этого не хватало лишь нескольких деталей. И хотя он упорно раскурочивал внутренности горелых аппаратов, детали пока не давались в руки. А воплотить давнюю мечту ой как хотелось! Передатчик — это ж не «Спидола» какая-нибудь, ты сам можешь выйти в эфир, а не просто слушать дурацкий «Маяк».

В один из вечеров работа над передатчиком, наконец, была закончена. Завинтив заднюю крышку, Севка вытер руки, после чего осторожно щелкнул тумблером. Вроде ничего не произошло, да и не должно было произойти: это приемник тут же начинает шипеть и базлать дикторскими голосами, а передатчик помалкивает. Зато дает такие возможности! Вот Севка возьмет сейчас в руки микрофон, выйдет на волну радиолюбителей и скажет: «Всем, всем, всем! В эфире радиостанция Севки Рогова…» Нет, выдавать себя нельзя, если засекут — кранты! Он лучше скажет: «В эфире радиостанция СЛ-2!» И пусть попробуют догадаться, что это означает: Севка, Лорка, а в сумме их получается двое. Ни в жизнь не допрут!

Первый выход в эфир вроде прошел нормально, если не считать какого-то въедливого радиолюбителя из Новосибирска, требовавшего официальный позывной. А кто его даст Севке? Он даже паспорта не имеет! И передатчики собирать не должен, да только охота пуще неволи.

Назавтра он опять вышел в эфир, наткнулся на такого же радиохулигана и протрепался с ним не меньше часа. И на следующий день трепался, в общем, вошел во вкус.

Спустя неделю сгорела радиолампа, и передатчик онемел. Значит, опять тащись на свалку, где в последнее время зверствовала охрана. В один из дней, когда Севка лениво ворошил старые кучи, он увидел, как распахнулись ворота, и скрылся в лесу. Выехало сразу семь машин, что было удачей — конкуренты отсутствовали, значит, ему доставались сливки.

Новые кучи подожгли, как обычно, бензина не жалели, и пламя взметнулось вверх, раздуваемое ветром. Когда повалил густой черный дым, грузовики вернулись на территорию, а Севка рванул к ближайшей куче.

Та полыхала, нещадно чадя, и захлестывала обида: испепеляются дефицитнейшие детали! Закрыв рубашкой рот и глаза, он запрыгивал в дымные облака, не глядя, хватал что-то крюком и выдергивал из куч. Несколько раз он вдохнул горячий дым, отчего глаза полезли на лоб, потом закашлялся и упал на землю…

…Он летел над свалкой, будто ястреб, высматривающий добычу. Как и положено ястребу, он видел мельчайшие подробности пейзажа, без труда различая с высоты, где транзистор, а где — диод. Ему была нужна радиолампа, та самая, со звездочкой, уж она-то не подведет. Ястреб Севка делал круги, приземлялся на кучи, рылся в них, только тщетно. Он вообще не мог схватить ни одной ценной детали: лапами нельзя, потом не сможешь приземлиться, а клювом не получается, из него все выскальзывает.

Требовался помощник. Ястреб крутил головой, однако свалка была безвидна и пуста. Или не совсем пуста? Ну, конечно, здесь черный мухобой! Почему-то не было никакого страха, Севка взмахнул крыльями и полетел туда, где маячила черная фигура. Подлетев, он уселся на рукав шинели, будто ручная охотничья птица, и начал просительно заглядывать в глаза. А глаз не видно! Одно черное пятно вместо лица, уголь, чистейший антрацит! Севка хотел было опять взмыть вверх, да лапы будто прилипли к шинели, не взлетишь!

— Вы меня съедите? — удивленно заклекотал (точнее, прочирикал) ястреб Севка. В ответ раздался утробный хохот.

— Зачем ты мне нужен?! Тебя съест другое!

— Что другое?!

— То, что в тебе живет. И заставляет бегать на это кладбище, где отдают концы твои любимые железки!

— Тогда отпустите меня!

— А тебя никто не держит. Ты сам не хочешь отсюда улетать!

Ястреб Севка задумался.

— Верно, не хочу…

— Лампа, значит, нужна? — спросил мухобой.

— Очень нужна! — зачирикал Севка. — Позарез!

— Держи две, одна про запас.

Сунув руку в карман, черный извлек оттуда две лампы, которые тщетно искал Севка.

— Спасибо… Только как я их возьму?

— Как всегда. В карман положи, а то потеряешь.

Осмотрев себя, Севка поразился — он опять был пацаном! С сумкой, кусачками, в общем, такой, как раньше. А черный мухобой повернулся и двинулся к воротам. Севка смотрел вслед, ждал (все-таки ждал), что откроются створки; но черный то ли в щелку протиснулся, то ли проскочил сквозь стену.

Он очнулся, когда уже смеркалось. И тут же зашелся в кашле: в горле дико першило, будто внутри прошлись железной щеткой для очистки слесарных верстаков. Наверное, он наглотался ядовитого дыма, там же оплетки проводов горят, резина, краска…

— Кха! Кха-кха-кха! — выкашливал он смесь, от которой дико болела голова. Выбросить все к чертям собачьим, и вон отсюда! Севка шарил по карманам, освобождаясь от набранного из жадности хлама, когда вдруг наткнулся на что-то гладкое. Раскрыв ладонь, он увидел две радиолампы. Нужной модификации, новенькие и такие чистенькие, что даже маркировка просматривалась…

Он долго стоял, тупо перекатывая в ладони вожделенные детали. Откуда они взялись? Было такое чувство, что их только что сняли с магазинной полки и выдали покупателю. Только здесь не магазин, и если сцапает охрана, потом доказывай, что не своровал лампы на заводе!

Отдаленный звук шагов заставил вздрогнуть. Опять человек без лица?! Или мужики в шинелях?! Севка спрятался за черный террикон, но не выдержал — пулей помчал по свалке, виляя между кучами. Судя по тяжелому буханью ног, за ним явно бежали. Впереди чернел лес, но буханье приближалось, и когда до спасения оставались считанные метры, его крепко схватили за плечо.

— Хорошо бегаешь, паршивец… — произнес знакомый хриплый голос.

— Не трогайте, дяденька! — заныл Севка, опускаясь на землю. — Я нашел это, на свалке!

— Чего нашел? — спросил тот же голос.

— Детали нашел…

— Для аппарата запрещенного?

Подняв глаза, он опешил — отец! Тот стащил с головы берет, тяжело дыша и озирая усеянное железками пространство.

— Как вы ноги-то не переломаете?! А воняет тут… Ладно, показывай трофеи!

Он мельком взглянул на лампы, забрал их и, размахнувшись, зашвырнул в лесную чащу.

— Теперь домой.

— А-а…

— По дороге все объясню.

Как выяснилось, отца вызывали в милицию, интересовались «творчеством» сына. Говорили, мол, радиохулигана какого-то засекли, вроде в нашем дворе, а кто там главный изобретатель? Севка Рогов! Обыска, правда, пока не было, но могли явиться в любой момент, а тогда…

Отец говорил это на удивление ровным голосом, но Севка знал, что кроется за подчеркнуто спокойной интонацией. Когда пришли домой, отец сразу направился в его комнату и полез под кровать.

— Спрятал твой аппарат от греха подальше…

Он вытащил передатчик.

— Эту штуку ищут?

Севка кивнул.

— Тогда клади в сумку и пошли на улицу.

Помойку во дворе полгода назад убрали, мусоровозка сама к ним приезжала, так что пришлось тащиться на пустырь за котельной. Отец прихватил лопату с коротким черенком, и, когда добрались до цели, коротко приказал: копай! Вонзив лопату в песчаный грунт, Севка косил глазом на передатчик, вытащенный из сумки. Отец достал молоток, но сразу бить не стал — все-таки ценил сделанное руками.