Вадим Прокофьев - Когда зацветают подснежники

• Название: Когда зацветают подснежники
• Автор: Вадим Прокофьев
• Издательство: Молодая гвардия
• Жанр: Прочие приключения
• Год: 1971

---

Не верится…

Но именно пирамида «слон», когда внизу становятся четверо, на их плечи трое, а к ним взбирается еще один, и помогла бегству искровцев.

Помогли и товарищи, те, кто был по ту сторону стены. Они передали в именинном пироге железную «кошку» и снотворное для надзирателей.

А затем!..

Надзиратели спят. Часовой у ворот в объятиях Сильвина. «Кошка» зацепилась за верх стены. К ней привязана лестница из разорванных простынь.

И десять были таковы!

Правда, не убежал одиннадцатый, Сильвин. Он держал часового. Злые языки говорят, что все-таки неясно, кто кого держал.

Над тюрьмой кружат осенние листья. Желтые, печальные. Володя ловит залетных гостей, гладит.

Но почему этот лист такой странной формы? Он еще высоко. Да нет, это не лист. Это змей. И он сделан из газеты.

Нежданного пришельца заметили и другие заключенные. Скорбное шествие нарушено. Серые халаты стоят. Задрали головы.

А ветер подхватил змея, бросил ввысь, потом прижал почти к самой стене. Улетит!..

И вдруг змей сморщился, съежился и камнем упал к подножию стены. Володя успел схватить комок газеты. И он не слышал, как за стеной раздалась ругань часового. И веселое улюлюканье задорных детских голосов.

Только потом Володя понял: ребята соорудили змея, пустили его над тюремным двором, а когда змей готов был улететь за пределы тюрьмы, сбили его из рогатки.

Газета печатала манифест 17 октября. И кто знает, может быть, ребят надоумили пустить змей взрослые? Друзья? Может быть…

И снова камера. Его никуда не вызывают, не допрашивают. Это прием, это одна из полицейских пыток. Но теперь появилась надежда — Володя поверил в манифест. И не понимает, почему не верят в него более старые, более опытные.

Давно выпустили Мирона. Он так и ушел с жокейкой за пазухой. А ведь собирался прыгать с четвертого этажа.

Газета скупо сообщала, что в Москве всеобщая стачка. Да и не только в Москве. По всей России. Чем все это кончится?

Прошло еще несколько дней. В конце октября, в сумрачное, дождливое утро, Володю вызвали в тюремную канцелярию. Надзиратель спросил о вещах. Но вещей у Володи не было. Надзиратель пожал плечами:

— Ну, молодой человек, ваше счастье, поздравляю, вы свободны. Не забудьте, как только окажетесь в городе, зайти в церковь и поставить свечку во здравие его императорского величества. Вы свободны по манифесту 17 октября. Небось и не знали? Или уже прочли в залетной газетке? Знаю, знаю!..

Но Володя не слушал полицейского чиновника.

Свободен! А они не верили в манифест!

Он шел через старое кладбище и не замечал дождя, ветра, осени.

Свободен!

Он шел по улицам Киева и не видел людей.

Свободен!

И только вечером на вокзале, когда улеглось волнение, Володя понял, что чиновник прав. Ему действительно крупно повезло. Царский манифест — обман, ловушка. И в Киеве уже орудует черная сотня. И из Киева он должен уехать сегодня же.

Его арестовали на улице в ясный, солнечный день. Он был в пальто. А сейчас канун ноября. Холодно. В Киеве есть знакомые, они приютят. Но нет, надо ехать. Но куда? Можно было бы пробраться домой, в Вильно. Нельзя! Нужно ехать только в Москву, только в Петербург.

Володя пересчитал деньги, ему их вернули в тюремной канцелярии. Пять рублей все-таки украли. Ну черт с ними.

Денег хватит в обрез четвертым классом до Москвы.

Значит, Москва.

— Ну, друг мой, вам действительно везет. И я бы на вашем месте последовал совету тюремщика — поставил бы свечку. Во здравие русской революции. Это она вырвала у царя манифест. Только обольщаться, батенька, не следует. Пусть себе меньшевики вместе с кадетами верещат о победе революции, о новой, парламентской конституционной России. Все это блеф. Теперь они хотят как можно скорее покончить с революцией. А главное — загнать рабочих с улицы в старые, гнилые подвалы. Они боятся, что революция перешагнет через них. И тогда не будет ни меньшевиков, ни кадетов, ни конституции, ни царя. Мы в это верим. Но, батенька, до этого дня далеко. И нам еще предстоит гражданская война. Восстание. Ленин зовет к восстанию… Но я отвлекся. Вам еще раз повезло — ведь я случайно забрел на эту старую явку. И такая встреча… Вы говорите, что учились в динамической школе в Киеве? Да, да, бомбы нужны! Вы Грача — Баумана — не знали? Да где вам! Его так же, как и вас, недавно из тюрьмы выпустили. А потом черносотенцы убили на улице, средь бела дня. Я тоже выбрался из «Таганки» именно в этот несчастный день — восемнадцатого октября. Нас освободила революция, но уже идет, наступает контрреволюция. Убили и Грожана. Хотя Грожана вы тоже знать не могли. Вот он-то и заведовал всей московской техникой, бомбами, динамитом. Да так ловко заведовал, что никто не может после его смерти узнать, с кем был связан Павел Августович. Куда девал оружие? Теперь многое приходится начинать сначала.

— Иосиф Федорович, это тот Бауман, организатор побега из «Лукьяновки»?

— Тот самый. Ба, вы ведь тоже из «Лукьяновки». Что, небось не забыли тюремщики побега? Фантастично! Но бог с ней, с тюрьмой. Я дам вам явку к Кропотову — он ведает лабораторией, где производят бомбы. Будете помогать. Кстати, вам придется осуществлять связь еще с одним бомбистом. У него прозвище Черт.

— Черт? Я слыхал от Мирона. Тот в восторге от его проделок.

— А вот в МК не очень восторгаются. Слишком рискует. И чтобы вы не заразились от него, перейдете на нелегальное положение с документами репортера «Московских ведомостей». Это ваш Мирон осчастливил москвичей. Перетащил из Орла паспортное бюро. Документы стряпает — загляденье.

— У Мирона, возможно, сохранилась матрица печати, которую я ему резал еще в Пскове…

— Ого, батенька, да у вас выслуга лет солидная!..

Встреча с Иннокентием — Дубровинским, членом МК, видным большевиком — решила судьбу Володи. Он остался в Москве.

И снова запах кислот. Снова тревоги, ожидание событий. Поиски оболочек для бомб.

События опережали производство бомб. Они каждый день грозили обрушиться обвалом на помещичью Россию, на царизм, на кадетов и октябристов, на всю нечисть, против которой восстал народ.

Глава VII

Каждый раз, поднимаясь по этой белой мраморной лестнице в доме на Фонтанке, Кирилл Пантелеймонов, в прошлом мелкий филер, а ныне начальник целой группы «пауков», ведущих внешнее наблюдение, вспоминал поучительный рассказ своего шефа об истории дома.

Старые петербуржцы величают его «домом у Цепного моста». При этом понижают голос. А моста-то Цепного, поди, уже лет десять, если не более, как нет. Но врезалось в память россиянам это здание.

Да и как не запомнить! Тут с 1833 года размещалось III отделение личной императорской канцелярии. Великий шутник был его императорское величество, блаженной памяти Николай Павлович. Домик подарил шефу жандармов Бенкендорфу.

Говорят, что когда-то, еще в благословенном осьмнадцатом столетии, сей домик отстроил граф Остерман. И между прочим, проживал в сем доме некий коллежский асессор Флейшер. Доктор знатный. И бестия первостатейная — поместил где-то объявление, что, мол, есть такой медик, «который лечит всякого роду сильные нутренние и наружные болезни без изъятия», а проживает он по Фонтанке, в доме № 123.

Вот ракалья! «Нутренние болезни». Только ошибочку допустил — болезни «нутренние» без изъятия не лечат, никак невозможно. Такая уж это зараза — не пресечешь, считай, эпидемия, хуже чумы. Ведь до чего дошло — его «пауки», «подметки», «филиришки», по целковому за штуку, вдруг пригрозили забастовкой! Да еще и «экономические требования» выдвинули. Им, видишь ли, мало в лапу кладут, добавить бы надобно.

И все почему? «Дух времени». Та самая «нутренная зараза». Эпидемия! Ведь и чиновники тоже в революцию понтируют. Но эти, вишь, предпочитают вистовать только тогда, когда на руках все онеры, а так — пас. А «пауки» — вистуют. Мразь!

Пантелеймонов поднимается на третий этаж. Сейчас он предстанет перед начальником отдела политического сыска, и ему надлежит, как всегда, сделать сообщение о результатах недельного наблюдения. Обычно результаты всегда были. И начальство оставалось довольно. Ну, а сегодня какие могут быть результаты, если эти гороховые чучела всю неделю пьянствуют по кабакам и предъявляют свои требования. Ведь самому пришлось всю неделю шастать по улицам. Но один много ли успеешь? Ведь закон слежки таков: если увязался за кем-то, то уж, будь добр, проследи до конца. На другие объекты не покушайся.

Пантелеймонов остановился возле массивной двери.

«Пронеси, господи, матерь божья богородица…»

Дверь отворилась.

— А… Вас мне и надобно, любезнейший. Заходите, заходите!

Пантелеймонов бочком влез в кабинет, затаил дыхание. Сейчас, после доклада, начальство учинит ему генеральский разнос и, как знать, может быть, и от должности отрешит.