Артур Конан Дойл - Изгнанники (без указания переводчика)

• Название: Изгнанники (без указания переводчика)
• Автор: Артур Конан Дойл
• Жанр: Историческая проза

(англ. Sir Arthur Ignatius Conan Doyle) — знаменитый английский писатель (ирландского происхождения), которого и представлять не надо. По профессии — врач.

Исторический роман из жизни в старом и новом свете, повествующий об эпохе правления французского короля Людовика XIV (1638–1715).

---

— Как вы приехали, дядя?

— В коляске.

— Где она?

— Вон там, за гостиницей.

— Ну, идем же туда.

— Ты также едешь, Амори?

— Судя по вашим словам, пора и мне появиться у вас. В вашем доме нелишне иметь человека со шпагой у пояса.

— Но что же ты собираешься сделать?

— Переговорить с этим капитаном Дальбером.

— Значит, я обидел тебя, племянник, сказав, что твое сердце не вполне принадлежит Израилю.

— Мне какое дело до Израиля! — нетерпеливо крикнул де Катина. — Я знаю только, что вздумай кузина Адель поклоняться грому, словно абенокийская женщина, или обратись она со своими невинными молитвами к Гитчи Маниту[3]. то и тогда хотел бы я видеть человека, осмелившегося дотронуться до нее. А вот подъезжает наша коляска. Гони во весь дух, кучер, и получишь пять ливров, если менее чем через час мы будем у заставы Инвалидов.

Трудно было мчаться быстро во времена безрессорных экипажей и выстланных диким камнем дорог, но кучер нахлестывал косматых, неподстриженных лошадей, и коляска, подпрыгивая, громыхала по дороге. Придорожные деревья мелькали перед застекленными дверцами коляски, а белая пыль клубилась следом. Капитан гвардии барабанил пальцами по коленям, нетерпеливо вертясь на сиденье и задавая по временам вопросы своему угрюмому спутнику.

— Когда все это произошло?

— Вчера вечером.

— А где теперь Адель?

— Дома.

— А этот Дальбер?

— Он он также там.

— Как? Вы рискнули оставить ее во власти этого человека, сами уехав в Версаль?

— Она заперлась на замок в своей комнате.

— Ах, что значит какой-то запор! — Молодой человек вне себя от бессильной злобы ударил кулаком в воздух.

— Там Пьер?

— Он бесполезен.

— И Амос Грин?

— О, этот лучше. Он, видимо, настоящий мужчина.

— Его мать урожденная француженка с острова Статень, близ Мангаттана. Она была одной из рассеянных овец стада, рано бежавших от волков, когда рука короля только что стала тяготеть над Израилем. Амос владеет французским языком, но не похож по виду на француза и манеры у него совсем иные.

— Он выбрал неудачно время для посещения Франции.

— Может быть, здесь кроется непонятная для нас мудрость.

— И вы оставили его в доме?

— Да, он сидел с Дальбером, курил и рассказывал ему странные истории.

— Каким он может быть защитником? Чужой человек в незнакомой стране. Вы дурно поступили, дядя, оставив Адель одну.

— Она в руках Божьих, Амори.

— Надеюсь. О, я горю от нетерпения скорее быть там.

Он высунул голову, не обращая внимания на облако пыли, подымавшееся от колес, и, вытянув шею, смотрел сквозь него вперед на длинную извилистую реку и широко раскинувшийся город, уже ясно различимый в тонкой синеватой дымке, где вырисовывались обе башни собора Богоматери, высокая игла св. Иакова и целый лес других шпилей и колоколен — памятников восьми столетий набожности Парижа. Вскоре дорога свернула в сторону Сены, городская стена становилась все ближе, пока путешественники наконец не въехали в город через южные ворота, оставив справа обширный Люксембургский дворец, а слева — последнее создание Кольбера, богадельню инвалидов. Сделав крутой поворот, экипаж очутился на набережной и, переехав Новый мост, мимо величественного Лувра добрался до лабиринта узких, но богатых улиц, шедших к северу. Молодой человек все еще смотрел в окно, но ему загораживала поле зрения громадная золоченая карета, шумно и тяжело подвигавшаяся перед коляской. Однако когда улица стала пошире, карета свернула в сторону и офицеру удалось увидеть дом, куда он стремился.

Перед домом собралась огромная толпа народа.

VI БИТВА В ДОМЕ

Дом гугенота-купца представлял собою высокое узкое здание, стоявшее на углу улиц Св. Мартина и Бирона. Он был четырехэтажный, такой же суровый и мрачный, как его владелец, с высокой заостренной крышей, длинными окнами с ромбовидными стеклами, с фасверком из окрашенного в черную краску дерева с промежутками, заполненными штукатуркой, и пятью каменными ступенями, указывавшими узкий и мрачный вход в дом. Верхний этаж был занят складом запасных товаров; ко второму и третьему приделаны балконы с крепкими деревянными балюстрадами. Когда дядя с племянником выскочили из коляски, они очутились перед густой толпой людей, очевидно, чем-то сильно возбужденных. Все смотрели вверх. Взглянув по тому же направлению, молодой офицер увидел зрелище, лишившее его способности чувствовать что-либо другое, кроме величайшего изумления.

С верхнего балкона головой вниз висел человек в ярко-голубом кафтане и белых штанах королевских драгун. Шляпа и парик слетели, и стриженая голова медленно раскачивалась взад и вперед на высоте пятидесяти футов над мостовой. Лицо привешенного, обращенное к улице, было смертельно бледным, а глаза плотно зажмурены, как будто он не решался открыть их из боязни угрожавшей ему страшной участи. Зато голос его громко разносился по окрестности, наполняя воздух мольбами о помощи.

В углу балкона находился молодой человек и, наклонившись над перилами, держал за ноги висевшего в воздухе драгуна. Он смотрел не на свою жертву, но, повернув голову через плечо, впился пристальным взглядом в толпу солдат, теснившихся у большого открытого окна, выходившего на балкон. В повороте его головы чувствовался гордый вызов, а солдаты нерешительно топтались на месте, не зная, броситься ли им вперед или уходить.

Внезапно толпа вскрикнула от волнения. Молодой человек отпустил одну ногу драгуна, продолжая держать его только за другую, причем первая беспомощно болталась в воздухе. Жертва напрасно цеплялась руками за стену позади себя, продолжая вопить что есть мочи.

— Втащи меня назад, чертов сын, втащи, — молил он. — Ты хочешь, что ли, убить меня? Помогите, добрые люди, спасите!

— Вам угодно, чтобы я втащил вас назад, капитан? — спросил державший его молодой человек ясным и сильным голосом, на прекрасном французском языке, но с акцентом, казавшимся странным толпе внизу.

— Да, черт возьми, да!

— Так отошлите ваших людей.

— Убирайтесь прочь, олухи, болваны. Вам хочется, чтобы я разбился о мостовую? Прочь! Убирайтесь вон, говорят вам.

— Так-то лучше! — проговорил молодой человек, когда солдаты исчезли. Он потянул драгуна за ногу и приподнял его так, что тот мог обернуться, ухватившись за нижний угол балкона.

— Ну как вы себя теперь чувствуете? — полюбопытствовал молодой человек.

— Держите меня, ради Бога, держите.

— Я держу вас довольно крепко.

— Ну так втащите меня.

— Не надо торопиться, капитан. Вы отлично можете разговаривать и в таком положении.

— Втащите меня, мсье, скорее.

— Все в свое время. Боюсь, что вам не так удобно разговаривать, болтаясь в воздухе.

— Ах, вы хотите убить меня!

— Напротив, собираюсь спасти. — Да благословит вас Бог.

— Но только на известных условиях.

— О, авансом соглашаюсь на них. Ах! Я сейчас упаду.

— Вы оставите этот дом — вы и ваши люди — и не посмеете больше беспокоить ни старика, ни мадемуазель. Даете обещание?

— О, да, да, мы уйдем.

— Честное слово?

— Разумеется. Только втащите меня.

— Не так скоро. В этом положении легче разговаривать с вами. Я не знаю здешних законов. Может быть, подобные вещи во Франции воспрещены. Обещайте, что у меня не будет неприятностей.

— Никаких. Только втащите меня.

— Очень хорошо. Ну-с, пожалуйте.

Он стал тянуть драгуна за ногу, а тот судорожно цеплялся за перила, пока под одобрительный гул толпы не перевалился наконец через всю балюстраду и не растянулся на балконе. Некоторое время он полежал там неподвижно, как пласт. Затем, шатаясь, поднялся на ноги и, не взглянув на противника, с криком бешенства бросился в открытую дверь.

Пока наверху происходила эта маленькая драма, де Катина удалось оправиться от охватившего его оцепенения, и он принялся энергично проталкиваться сквозь толпу вместе со своим спутником, так что оба вскоре очутились почти у крыльца. Мундир королевского гвардейца уже сам по себе мог служить пропуском повсюду, а кроме того, и лицо старика Катина было хорошо известно во всем околотке, и все присутствующие расступались, чтобы дать им пройти в дом. Дверь распахнулась, и в темном коридоре прибывших встретил старый слуга, ломая руки.

— Ох, хозяин! Ох, хозяин! — кричал он. — Ох, какие дела. Какой позор. Они убьют его!

— Кого?

— Славного мсье из Америки. О Боже мой! Слышите?

Как раз в этот момент вновь поднявшиеся наверху крики и возня внезапно закончились ужаснейшим грохотом, перемешанным с залпом ругательств, шума и стука, словно старый дом содрогался до самого основания. Офицер и гугенот стремглав бросились вверх и уже стали взбираться на лестницу второго этажа, откуда, по-видимому, неслись крики, когда вдруг навстречу им вылетели большие часы недельного завода, перескакивая через четыре ступени, сразу перепрыгнули через площадку и ударились о противоположную стену, где рассыпались в кучу металлических колес и деревянных обломков. Через мгновение на площадке показался клубок из четырех людей и деревянных обломков. Борьба продолжалась. Люди вскакивали, падали, снова поднимались, дышали все вместе, напоминая тягу в трубе. Они так переплелись между собой, что трудно было разобрать их. Было только заметно, что среднее звено одето в одежду из черного фламандского сукна, а остальные три в солдатскую форму. Человек, служащий объектом нападения, был так силен и крепок, что, лишь только ему удавалось встать на ноги, он таскал за собой по площадке противников, словно дикий кабан повисших на нем собак. Выбежавший вслед за клубком дерущихся офицер протянул было руку с целью схватить штатского, но тотчас же с бранью отдернул ее прочь, так как последний сильно схватил его крепкими белыми зубами за большой палец левой руки. Прижимая к губам раненую руку, офицер выхватил шпагу и заколол бы своего безоружного противника, если бы де Катина, бросившись вперед, не схватил его за кисть руки.