Людмила Мартьянова - Сонет Серебряного века. Сборник стихов. В 2 томах. Том 1

• Название: Сонет Серебряного века. Сборник стихов. В 2 томах. Том 1
• Автор: Людмила Мартьянова
• Жанр: Поэзия
• Год: 2005
• ISBN: 5-9524-1538-5

В первый том сборника сонетов Серебряного века вошли произведения Л. Трефолева, В. Буренина, Н. Минского, И. Анненского, К. Романова, П. Бутурлина, П. Якубовича, С. Надсона, К. Фофанова, Ф. Сологуба, О. Чюминой, В. Иванова, Д. Мережковского, К. Бальмонта, З. Гиппиус, М. Лохвицкой, А. Лукьянова, В. Брюсова, Ю. Балтрушайтиса, Л. Вилькиной, М. Кузмина, В. Бородаевского, И. Бунина.

---

Сонет

Ничтожный человек любуется природой,
А вкруг него цветет родимая земля
И веют ласково заманчивой свободой
Шумящие леса и мирные поля.
Куда ни кинет взор – все красками полно,
Во всем кипит одно могучее броженье.
Там перлы чудные таит морское дно,
Тут горы ценные стоят в оцепененьи,
Лучами день горит, в ночах покой и нега.
Но, бедный человек, не жди себе ночлега:
Под небом ласковым ночь блещущая зла.
В природе видишь ты богатство, блеск и волю,
Но мало в ней, скупой, найдешь себе на долю:
Лишь крохи скудные с богатого стола.

1887

Федор Сологуб

* * *

Из чаш блистающих мечтания лия,
Качели томные подруги закачали,
От озарений в тень, из тени в свет снуя,
Колыша синевой и белым блеском стали.

По кручам выше туч проходит колея,
Высокий путь скользит над темнотой печали,
И удивляемся, – зачем же мы дрожали?
И знаю, – в полпути угасну ярко я.

По колее крутой, но верной и безгрешной,
Ушел навеки я от суетности внешней.
Спросить я не хочу: – А эта чаша – чья? —

Я горький аромат медлительно впиваю,
Гирлянды тубероз вкруг чаши обвиваю,
Лиловые черты по яспису вия.

21 июня 1919

Из Поля Верлена

Пьеро

Уж не такой, как встарь, мечтавший под луной,
Смешивший прадедов с высокого балкона,
К нам с мертвою свечой, со смехом горше стона
Приходит призраком он, бледный и худой,

И ветром взвеянный среди грозы ночной
В протяжном ужасе цвет блеклый балахона
Подобен савану; уста, как рот дракона,
Который корчится от муки гробовой.

Он белым рукавом, шумящим мягко в мраке,
Как крылья птиц ночных, дает такие знаки,
Что кто б ответить мог мельканьям странным рук?

В пещерах глаз больших таится фосфор, тлея.
Лицо и острый нос для нас еще страшнее,
Мукой осыпаны, как пылью смертных мук.

5 марта 1922

Из Пауля Цеха

Дома глаза раскрыли

Под вечер всяк предмет уже не слеп,
Не стенно-тверд в гонимом полосканье
Часов; приносит ветер с мельниц в зданья
И влагу рос, и призрачность небес.

Дома глаза раскрыли в тишине,
Мосты ныряют вниз в речное ложе,
И на звезду земля опять похожа,
Плывут ладья с ладьею в глубине.

Кусты растут страшилищем большим,
Дрожат вершины, как ленивый дым,
И давний горный груз хотят долины сдвинуть.

А людям надо лица запрокинуть,
Смотреть на серебристый звездный свод,
И каждый пасть готов, как зрелый, сладкий плод.

19—20 декабря 1923

Майская ночь

Не смолкли водоливы. Окна, светло-алы,
Вступают, как фламинго, в лампный океан.
На берегах песчаных к крану жмется кран,
И стены прорастают с трех сторон в каналы.

Убогость шлаков перед трубным лесом прямо
Забыла здесь свирепствовавший взрыв...
Из комнат зазвучал призыв,
В кабак луна глядится, краска срама.

И вдруг однообразно-плоских улиц лик
Громадной надписью горит,
Что апокалиптически гласит:

«Простор на скатах, верфях и валах,
Простор на травах, грядках и кремнях
Для Мая, чей из наших глоток рвется крик!»

21 декабря 1923

* * *

Холодный ветерок осеннего рассвета
Повеял на меня щемящею тоской.
Я в ранний час один на улице пустой.
В уме смятение, вопросы без ответа.

О, если бы душа была во мне согрета
Надеждой на ответ, могучей жаждой света!
Нет и желанья знать загадки роковой
Угрюмый смысл, почти разгаданный судьбой.
Текут события без цели и без смысла,—

Давно я так решил в озлобленном уме,—
Разъединенья ночь над весями повисла,
Бредем невесть куда, в немой и злобной тьме,

И тьмы не озарят науки строгой числа
Ни звучные хвалы в торжественном псалме.

21 февраля 1893

* * *

Влачится жизнь моя в кругу
Ничтожных дел и впечатлений,
И в море вольных вдохновений
Не смею плыть – и не могу.

Стою на звучном берегу,
Где ропщут волны песнопений,
Где веют ветры всех стремлений,
И все чего-то стерегу.

Быть может, станет предо мною,
Одетый пеною морскою,
Прекрасный гость из чудных стран,

И я услышу речь живую
Про все, о чем я здесь тоскую,
Про все, чем дивен океан.

10—12 июля 1896

* * *

Ты незаметно проходила,
Ты не сияла и не жгла.
Как незажженное кадило,
Благоухать ты не могла.

Твои глаза не выражали
Ни вдохновенья, ни печали,
Молчали бледные уста,
И от людей ты хоронилась,
И от речей людских таилась
Твоя безгрешная мечта.

Конец пришел земным скитаньям,
На смертный путь вступила ты
И засияла предвещаньем
Иной, нездешней красоты.

Глаза восторгом загорелись,
Уста безмолвные зарделись,
Как ясный светоч, ты зажглась,
И, как восходит ладан синий,
Твоя молитва над пустыней,
Благоухая, вознеслась.

1 октября 1898

* * *

Воля к жизни, воля к счастью, где же ты?
Иль навеки претворилась ты в мечты?
И в мечтах неясных, в тихом полусне,
Лишь о невозможном возвещаешь мне?

Путь один лишь знаю, – долог он и крут,
Здесь цветы печали бледные цветут,
Умирает без ответа чей-то крик,
За туманом солнце скрыто, – тусклый лик.

Утомленьем и могилой дышит путь,—
Воля к смерти убеждает отдохнуть
И от жизни обещает уберечь.
Холодна и однозвучна злая речь,
Но с отрадой и надеждой внемлю ей
В тишине, в томленьи неподвижных дней.

4 августа 1901

* * *

Безумием окована земля,
Тиранством золотого Змея.
Простерлися пустынные поля,
В тоске безвыходной немея,
Подъемлются бессильно к облакам
Безрадостно-нахмуренные горы,
Подъемлются к далеким небесам
Людей тоскующие взоры.
Влачится жизнь по скучным колеям,
И на листах незыблемы узоры.
Безумная и страшная земля,
Неистощим твой дикий холод,—
И кто безумствует, спасения моля,
Мечтой отчаянья проколот.

19 июня 1902

Словами горькими надменных отрицаний
Я вызвал сатану. Он стал передо мной
Не в мрачном торжестве проклятых обаяний,—
Явился он, как дым, клубящийся, густой.

Я продолжал слова бесстрашных заклинаний,—
И в дыме отрок стал, прекрасный и нагой,
С губами яркими и полными лобзаний,
С глазами, темными призывною тоской.

Но красота его внушала отвращенье,
Как гроб раскрашенный, союзник злого тленья,
И нагота его сверкала, как позор.

Глаза полночные мне вызов злой метали,
И принял вызов я,– и вот, борюсь с тех пор
С царем сомнения и пламенной печали.

* * *

Мудрец мучительный Шакеспеар,
Ни одному не верил ты обману —
Макбету, Гамлету и Калибану.
Во мне зажег ты яростный пожар,

И я живу, как встарь король Леар.
Лукавых дочерей моих, Регану
И Гонерилью, наделять я стану,
 Корделии отвергнув верный дар.

В мое труду послушливое тело
Толпу твоих героев я вовлек,
И обманусь, доверчивый Отелло,

И побледнею, мстительный Шейлок,
И буду ждать последнего удара,
Склонясь над вымыслом Шакеспеара.

24 июля 1913

Тойла

* * *

Люблю тебя, твой милый смех люблю,
Люблю твой плач и быстрых слез потоки,
И нежные, краснеющие щеки,—
Но у тебя любви я не молю,

И, может быть, я даже удивлю
Тебя, когда прочтешь ты эти строки.
Мои мечты безумны и жестоки,
И каждый раз, как взор я устремлю

В твои глаза, отравленное жало
Моей тоски в тебя вливает яд.
Не знаешь ты, к чему зовет мой взгляд.

И он страшит, как острие кинжала.
Мою любовь ты злобой назовешь,
И, может быть, безгрешно ты солжешь.

Россия

Еще играешь ты, еще невеста ты.
Ты, вся в предчувствии высокого удела,
Идешь стремительно от роковой черты,
И жажда подвига в душе твоей зардела.

Когда поля твои весна травой одела,
Ты в даль туманную стремишь свои мечты,
Спешишь, волнуешься, и мнешь, и мнешь
цветы,
Таинственной рукой из горнего предела

Рассыпанные здесь, как дар благой тебе.
Вчера покорная медлительной судьбе,
Возмущена ты вдруг, как мощная стихия,

И чувствуешь, что вот пришла твоя пора,
И ты уже не та, какой была вчера,
Моя внезапная, нежданная Россия.

12 марта 1915

Вражий страж

Он стережет враждебный стан.
Бесстрашный воин он и верный.
В полях колышется туман.
Часы скользят чредою мерной.
Разведать путь приказ мне дан.
Крадусь во мгле болотной и пещерной,
Где запах злой, тяжелый, серный.
Ползу, как змей угарных стран.

Вот близок он. Стоит. Заслышал шорох.
Я весь прилег к земле, в траву я вник.
Я вижу блеск луны на вражьих взорах,
Усы колючие и серый воротник.
Вот успокоился. Идет. Сейчас он ляжет.
Но что пред смертью он мне скажет?

* * *

Из чаш блистающих мечтания лия,
Качели томные подруги закачали,
От озарений в тень, из тени в свет снуя,
Колыша синевой и белым блеском стали.

По кручам выше туч проходит колея.
Высокий путь скользит над темнотой печали,
И удивляемся,– зачем же мы дрожали?
И знаю, – в полпути угасну ярко я.

По колее крутой, но верной и безгрешной,
Ушел навеки я от суетности внешней.
Спросить я не хочу: – А эта чаша – чья? —

Я горький аромат медлительно впиваю,
Гирлянды тубероз вкруг чаши обвиваю,
Лиловые черты по яспису вия.

Сонет триолетно-актавный