Леонид Юзефович - Самодержец пустыни

• Название: Самодержец пустыни
• Автор: Леонид Юзефович
• Жанр: Биографии и Мемуары
• Год: 2010
• ISBN: 978-5-91103-102-2

Новое, исправленное и расширенное почти вдвое издание книги «Самодержец пустыни» лауреата премий «Национальный бестселлер» (2001) и «Большая книга» (2009) Леонида Юзефовича, представляет собой документальную биографию одного из самых загадочных персонажей русской истории XX века. Барон Роман Федорович Унгерн-Штернберг (1885–1921) прославился не только своей жестокостью, но и небывалым утопическим проектом спасения умирающей европейской цивилизации по принципу ex oriente lux («свет с востока»). Белый генерал, буддист и муж китайской принцессы, в 1921 году он со своей Азиатской дивизией разгромил китайские войска в Монголии, освободив ее из-под власти Пекина, после чего вторгся в Советскую Россию, но был захвачен в плен и расстрелян. В книге объемом более 600 страниц (около 100 фотографий, многие из которых публикуются впервые) читателю предлагается совершить необыкновенное по экзотичности путешествие во времени и пространстве, погрузившись в атмосферу Гражданской войны на востоке России, монгольского буддизма и Серебряного века русской культуры.

---

Полковник Зубковский, колчаковский агент в Чите, доносил в Омск, что предводитель харачинов, “монгольский генерал” Фушенга, будучи подкуплен китайцами, согласился перебить русских офицеров и разоружить оба туземных полка. К счастью, заговор был своевременно раскрыт, и рано утром 3 сентября Фушенгу решили арестовать.

Другие считали, что никакого заговора не существовало, он был выдуман с целью обезглавить харачинов, которые, устав ждать добычи от обещанного похода на Ургу, проявляли признаки непокорности. Третьи объясняли мятеж тем, что харачины давно не получали жалованья.

Так или иначе, когда явившиеся к Фушенге офицеры предложили ему сдать оружие, он это требование выполнить отказался и вместе с конвоем заперся у себя в доме – вероятно, в надежде продержаться до темноты, а затем скрыться в сопках и уйти в Китай. После того, как уговоры сдаться ни к чему не привели, бурятские части, окружив дом, пошли на приступ. Фушенга и его конвойные отстреливались из окон. Наступление было отбито с большим уроном для нападавших. Чтобы избежать дальнейших потерь, Шадрин, в то время исполнявший обязанности начдива вместо Унгерна, приказал придвинуть стоявший на станции бронепоезд “Грозный” и прямой наводкой вести обстрел из орудий. Артиллерийским огнем дом был снесен с лица земли, но неукротимый Фушенга заблаговременно успел перебраться в подвалы, засел там со своими людьми, и едва осаждающие попытались приблизиться к развалинам, оттуда вновь раздались выстрелы.

Теперь 76-миллиметровые пушки “Грозного” перенесли огонь на подвалы, в это время бурятский полк занял казармы харачинов и приступил к их разоружению. Против ожиданий операция прошла спокойно; под устрашающий грохот артиллерии монголы легко сдали оружие. Орудийный обстрел продолжался до трех часов пополудни, потом огонь прекратили. Развалины безмолвствовали, Фушенга и все его товарищи были мертвы.

Ближайших к нему 14 монгольских офицеров посадили в поезд и повезли в Читу, но, как доносил Зубковский, в дороге они “подавили конвой, завладев оружием конвойных и двумя головными вагонами, заставили машиниста ехать обратно”. Прорваться в Китай им, однако, не удалось – в Даурии успели перевести стрелки и загнали поезд в тупик. Оказавшись в западне, монголы отчаянно оборонялись, пока атакующим не удалось захватить паровоз. Вагоны, которыми завладели мятежники, отцепили от состава, подвели под прицел дивизионных батарей и расстреляли из пушек.

После этого инцидента правительство Нэйсэ-гэгена фактически прекратило свою деятельность, а сам он вместе с харачинами и чахарами был отправлен из Даурии в Верхнеудинск. Семенов начал искать другие возможности осуществления панмонгольского проекта. Причины вернуться на старое пепелище у него были.

2

К осени 1919 года семеновский режим с его карательными экспедициями, порками целых деревень, безудержным казнокрадством и одновременным вымогательством денег у всех, кто имел их в каком угодно количестве, порождает всеобщую ненависть. В партизанском движении участвуют все слои населения вплоть до купечества и караульских казаков. Даже миллионер Второв, владелец лучших в Забайкалье универсальных магазинов, оказывается “в сопках”, а одним из таежных отрядов командует родной дядя атамана, известный под кличкои “дядя Сеня”. Семенов контролирует лишь города и узкую полосу вдоль железнодорожной линии Верхнеудинск – Чита – Маньчжурия, но и эта зона уже небезопасна. Редкие и малоэффективные операции против партизан проходят без поддержки японцев. Они объявили о своем нейтралитете, большая часть японского Экспедиционного корпуса эвакуируется на Дальний Восток, в Приморье.

Между тем к западу от Байкала события развиваются стремительно. Успешное поначалу сентябрьское контрнаступление армий Сахарова и Ханжина в районе Тобольска завершается полным провалом. Падение Омска становится вопросом ближайших недель.

В этих обстоятельствах Семенов не мог не задуматься о собственном будущем. Роль монгольского “главковерха” опять начинает представляться ему спасительной и желанной, как то было минувшей зимой, когда он тоже ощутил непрочность своего положения. Полгода назад это было связано с усилением Колчака и его победами, теперь – с его поражением. Тогда атаману грозило торжество белых, сейчас – их гибель. Сложность состояла в том, что японцы отказались от планов создания “Великой Монголии”, а без их поддержки атаман был бессилен. Баргу наводнили китайские войска, единственным заграничным плацдармом и убежищем могла стать Халха, но там упорно не желали иметь никаких дел ни с Даурским правительством, ни с самим Семеновым.

Чтобы переломить ситуацию, в октябре 1919 года, незадолго до падения Омска, Семенов командирует в Ургу генерала Левицкого[60]. Этот внучатый племянник поэта Антона Дельвига считался исполнителем самых деликатных его поручений. Левицкий нанес визит министру иностранных дел Монголии, умеренному китаефилу Цэрендоржу[61], и, как следовало ожидать, ничего не добился. Наверняка он прибыл не с пустыми руками, но в таких вопросах деньги уже мало что решают. Богдо-гэген и его окружение не доверяют Семенову с его ставкой на конкурирующий клан Нэйсэ-гэгена, с его харачинами и чахарами, готовыми грабить всех и вся, с его опорой не на ламство, а на оппозиционных князей, которые в 1911 году пытались вместо Богдо возвести на престол одного из аймачных ханов-чингизидов. Сам атаман кажется фигурой в высшей степени амбициозной, а потому – подозрительной.

Китайские войска уже появились на востоке Халхи, а с запада к ее границам неудержимо катится красный вал. Ситуация ставит правителей автономной Монголии перед выбором из трех зол: или подчинение Пекину и мир в обмен на независимость, которая и так-то все больше становится фикцией, или Семенов и возможная война с Китаем, или большевики и полнейшая неизвестность. В Урге склоняются к первому варианту. Он не столь уж хорош сам по себе, но сулит хоть какую-то определенность. Тем более, что прибывший из Пекина правительственный комиссар Чэнь И демонстрирует уважение к власти Богдо-гэгена и не форсирует события, чтобы не вызывать ненужных эксцессов. Его мягкая и умелая политика не оставляет Семенову никаких надежд.

Сразу по возвращении Левицкого из Урги атаман назначает его командовать расквартированной в Верхнеудинске кавалерийской дивизией, большую часть которой составляют сосланные сюда харачины и чахары во главе с Нэйсэ-гэгеном. Это назначение можно объяснить лишь тем, что в скором будущем ему предстоит занять Ургу, организовать государственный переворот и поставить у власти правительство Нэйсэ-гэгена, укрепленное местными панмонголистами – в основном, бурятского происхождения. Левицкий готовится войти в Монголию с севера, Унгерн ведет такие же приготовления в Даурии, намереваясь двинуться к монгольской столице с востока, но Семенов колеблется и упускает момент: в Ургу вступают войска китайского генерала Сюй Шучжена из клуба Аньфу. Дипломатичный Чэнь И обвинен в предательстве интересов Китая и под конвоем отправлен в Пекин, монгольские министры брошены в тюрьму Богдо-гэген вынужден отречься от престола, Внешняя Монголия вновь становится провинцией Китая. Как предлог для ликвидации ее автономии используется угроза со стороны панмонгольского движения. По сути дела, Семенов спровоцировал китайское вторжение, как Унгерн позднее спровоцирует вступление в Халху красных войск.

Через месяц, в январе 1920 года, Левицкий неожиданно уводит свою дивизию из Верхнеудинска на юг, в сторону монгольской границы. Похоже, он все-таки получил от Семенова приказ по Кяхтинскому тракту идти в Монголию – отныне атаман мог рассчитывать на поддержку низложенного Богдо-гэгена, ламства и князей Халхи, успевших вкусить прелести военной диктатуры во главе с твердолобым Сюй Шучженом. Во всяком случае, Левицкий двигался именно в этом направлении, но дойти не сумел: в 80 верстах южнее Верхнеудинска, на ночлеге вблизи Гусиноозерского дацана, харачины и чахары начали убивать спящих русских офицеров и казаков. Было вырезано около сотни человек, сам Левицкий пропал без вести. Одни утверждали, что он погиб, другие – что в темноте ему удалось бежать[62].

В Чите случившееся истолковали как месть за смерть Фушенги, но есть основания думать, что Нэйсэ-гэген пытался объяснить мятеж своим желанием воспрепятствовать походу русских на Ургу. Иначе он не отдался бы на милость китайских властей, давно мечтавших с ним покончить. Монголам позволили поселиться в Кяхтинском Маймачене, отвели им фанзы для постоя, снабдили продовольствием. Через несколько дней Нэйсэ-гэгена с двенадцатью его ближайшими соратниками, ламами и офицерами, пригласили на торжественный обед, во время которого все они были предательски убиты. Часть харачинов разбежалась, остальных угнали в Халху на казенные работы. Чахары князя Найдан-гуна были отправлены сторожить возделываемые китайцами хлебные поля в районе реки Хары.