Леонид Юзефович - Самодержец пустыни

• Название: Самодержец пустыни
• Автор: Леонид Юзефович
• Жанр: Биографии и Мемуары
• Год: 2010
• ISBN: 978-5-91103-102-2

Новое, исправленное и расширенное почти вдвое издание книги «Самодержец пустыни» лауреата премий «Национальный бестселлер» (2001) и «Большая книга» (2009) Леонида Юзефовича, представляет собой документальную биографию одного из самых загадочных персонажей русской истории XX века. Барон Роман Федорович Унгерн-Штернберг (1885–1921) прославился не только своей жестокостью, но и небывалым утопическим проектом спасения умирающей европейской цивилизации по принципу ex oriente lux («свет с востока»). Белый генерал, буддист и муж китайской принцессы, в 1921 году он со своей Азиатской дивизией разгромил китайские войска в Монголии, освободив ее из-под власти Пекина, после чего вторгся в Советскую Россию, но был захвачен в плен и расстрелян. В книге объемом более 600 страниц (около 100 фотографий, многие из которых публикуются впервые) читателю предлагается совершить необыкновенное по экзотичности путешествие во времени и пространстве, погрузившись в атмосферу Гражданской войны на востоке России, монгольского буддизма и Серебряного века русской культуры.

---

Каппелевцы

1

В ноябре 1919 года, вскоре после падения Омска, в Новониколаевске проходили совещаниия Ставки Верховного Главнокомандования; на них обсуждался и был отвергнут как “фантастический” план уйти через Алтай на юг, чтобы, “базируясь на Китай и Монголию, выжидать весны для новой борьбы”. Колчак надеялся, что еще не все потеряно здесь, в Сибири. В эшелоне, везущем остатки золотого запаса, со своим штабом и личным конвоем он выехал на восток; вслед за ним двинулась 2-я Сибирская армия, командование которой Войцеховский сдал Каппелю.

В канун Сочельника, окончательно разгромленная и рассеянная под Красноярском, потерявшая всю артиллерию, она перестала существовать, лишь небольшую ее часть Каппель вывел к селу Есаульскому. Здесь он отдал приказ повернуть на север – прочь от занятой красными железной дороги. Сначала двигались вдоль Енисея, затем начался беспримерный 120-верстный переход по льду реки Кан. Со дна били горячие ключи, лед был некрепкий, под снегом попадались полыньи. Гибли лошади. “С каждой из них, – писал участник похода, – была связана молчаливая, тихая, но великая драма человеческой жизни”.

В ранних зимних сумерках шли с масляными фонарями. Питались кониной и “заварухой” – похлебкой из овсяной муки со снегом. В начале пути Каппель, раненный в руку, провалился под лед, началось воспаление легких. Сам он идти не мог, утром его сажали на коня, вечером снимали. При ночных переходах несли на руках.

Под Канском вновь вышли к железнодорожной линии, но это ничего не изменило – все паровозы на магистрали были захвачены чехами. По-прежнему многие шли пешком, саней не хватало. В них везли женщин, детей, раненых, сыпнотифозных. Последних нередко привязывали к саням, чтобы не спрыгивали в бреду.

Через несколько дней, на разъезде Утай, близ станции Зима, умер Каппель. Недавно чешские легионеры выкинули его вместе со штабом из вагона, освобождая место для ценной мебели, а теперь предложили взять тело в эшелон и доставить в Читу. Офицеры не согласились. На тридцатиградусном морозе с погребением можно было не спешить. Каппеля повезли с собой в гробу, веревками прикрученном к телеге. Командование опять принял Войцеховский. В начале февраля он подошел к Иркутску, предъявил ультиматум с требованием освободить арестованного Колчака и, получив отказ, двумя колоннами повел наступление на город. Ударной была первая, трехтысячная. Вторая, вчетверо большая, состояла, главным образом, из женщин, гражданских беженцев, больных, обмороженных.

В результате повторилась ситуация, при которой полтора года назад погибла царская семья. Остатки 2-й армии подходили к Иркутску с запада, грозя перерезать магистраль, и страх, что Колчак может быть освобожден, ускорил его конец. В ночь на 7 февраля 1920 года он был расстрелян, а Войцеховский, отбросив красные заслоны под Олонками и Усть-Кудой, встал перед дилеммой: занимать практически беззащитный Иркутск или, поскольку Колчак все равно уже мертв, продолжать движение на восток. На совещании генерал Молчанов, начальник Боткинской дивизии, заявил: “Войти в город мы, разумеется, войдем, а вот выйдем ли из него, большой вопрос. Начнутся погром и грабеж, и мы потеряем последнюю власть над солдатом”. Это соображение оказалось решающим; Войцеховский обошел город с юга и вывел свои колонны к берегам Байкала.

Казалось, над озером гремит артиллерийская канонада, идет бой, но это трещал непрочный еще лед. Осень была теплая, Байкал встал поздно. Впереди, нащупывая трещины, шли байкальские рыбаки с шестами, за ними – саперы. Через проломы перебирались по доскам, по сходням. Лошади, кованые на обычные подковы без шипов, скользили и падали, поднимать их не было сил. Переправлялись ночью, а утром, оглянувшись, увидели, что лед от берега до берега чернеет конскими трупами.

После недолгого отдыха Войцеховский направился к Верхнеудинску, охваченному пламенем крестьянской войны, и туда же, через истоки Лены и северную оконечность Байкала, вышла вторая крупная группа отступающих колчаковцев. Более мелкие прибывали еще в течение двух месяцев.

Здесь генералы Войцеховский, Лохвицкий, Вержбицкий, Сахаров, Молчанов и другие, кто возглавлял этот поход, по аналогии с походом Добровольческой армии на Екатеринодар в январе 1918 года названный “Ледовым” или “Ледяным”, должны были скрепя сердце смириться с тем, что у них появился новый верховный вождь. Лишь теперь они узнали, что незадолго до ареста приказом от 4 января 1920 года, Колчак произвел Семенова в генерал-лейтенанты и впредь до соединения с Деникиным назначил его “главнокомандующим всеми вооруженными силами и походным атаманом всех российских восточных окраин”. Поначалу многие сомневались, “не является ли этот приказ апокрифом”. Он был воспринят с недоумением и возмущением, но обстоятельства требовали подчиниться последней воле адмирала.

В марте к Чите начинают стягиваться эшелоны “каппелевцев”, как стали называть себя все бывшие колчаковцы, а не только те, кто служил непосредственно под началом Каппеля. Для Семенова это было подарком судьбы среди сплошных неудач. Японцы лишь охраняли железнодорожную магистраль, в боевые действия не ввязываясь, и не будь каппелевцев, атаман вряд ли отбил бы наступление на Читу войск созданной Кремлем “буферной” Дальневосточной республики. Дважды, в начале и в конце апреля 1920 года, части Народно-Революционной армии под командой Генриха Эйхе достигали предместий атаманской столицы, но взять ее не смогли и под контрударами Войцеховского откатились к Верхнеудинску, над которым развевался красный, но с квадратной синей заплаткой в верхнем углу, у древка, флаг ДВР. Партизанам тоже пришлось отступить туда, где находилась опорная база повстанческого движения – в треугольник между линиями Амурской и Забайкальской железных дорог и китайской границей.

Незадолго до смерти Каппель успел узнать о предательстве чехов, выдавших Колчака иркутскому Политцентру, и послал символический вызов на дуэль генералу Сыровому – одноглазому, как Ян Жижка, командиру Чехословацкого корпуса. Семенов заявил, что “заменит Каппеля у барьера, если исход дуэли будет для него роковым”, но для обоих это был не более чем способ публично выразить свое негодование. Все прекрасно понимали, что никакой дуэли не будет[63].

Впоследствии Семенов уверял, что пытался спасти адмирала, для чего двинул на запад лучшие свои части. Действительно, под прикрытием четырех бронепоездов эшелоны с Монголо-бурятским конным полком и двумя Маньчжурскими стрелковыми полками под общей командой генерала Скипетрова в новогоднюю ночь дошли до Иркутска, где еще продолжались столкновения между отрядами эсеровского Политцентра и сторонниками Колчака. Атамановцы должны были поддержать последних, но степная конница на улицах так и не появилась, во всяком случае никто ее там не видел, а пехоты было не более четырехсот бойцов. Утром 1 января 1920 года они выгрузились из вагонов и втянулись в уличную перестрелку, бронепоезда тем временем едва ли не наугад выпустили по городу несколько снарядов. По утверждению Семенова, избегавшего называть численность своего “экспедиционного корпуса”, все шло по плану, пока не вмешались чехи с требованием немедленно отвести войска на станцию Байкал. Скипетров якобы вынужден был подчиниться, хотя наступление развивалось успешно.

На самом деле экспедиция закончилась постыдным провалом. Атаманская гвардия, развращенная привилегиями и полутора годами сытого безделья, показала себя абсолютно не способной вести сколько-нибудь серьезные боевые операции. Не то что регулярные части Красной Армии, но и наспех сколоченные, плохо вооруженные, не имевшие единого командования рабочие дружины и вышедшие из тайги партизанские группы оказались для семеновцев неодолимой преградой. Убедившись, что взять Иркутск не удастся, Семенов по телеграфу приказал Скипетрову отводить эшелоны обратно на восток и по мере отступления взрывать за собой кругобайкальские тоннели. Этих тоннелей – около двухсот. Разрушение даже небольшой их части остановило бы продвижение чехов к Владивостоку и превратило Забайкалье в неприступную крепость, но приказ атамана не был исполнен. О нем узнал Сыровый, и отборные семеновские полки без малейшего сопротивления позволили чехам разоружить себя.

Вину за гибель Колчака возлагали на Сырового и Жанена, военного представителя Франции при Колчаке; в Чите группа офицеров ухитрилась под расписку вручить чешскому генералу тридцать серебряных двугривенных – гонорар Иуды. По словам современника, вызовы на дуэль сыпались на него, “как осенние листья”.

Тогда же, если верить служившему в Азиатской дивизии капитану Шайдицкому, Унгерн вызвал его к себе и, предупредив, что завтра через Даурию пройдет поезд Жанена, приказал разместить две спешенные сотни вдоль железнодорожного полотна, а еще одну “держать укрыто” в конном строю. Перед прибытием поезда следовало вывинтить гайки из стыков рельс “на крутом повороте пути”, а после крушения “уничтожить поезд и всех, кто в нем”. Однако наутро Унгерн, никогда не отменявший свои приказы, этот приказ отменил. Семенов по телефону “умолил” его не испытывать судьбу[64].