Татьяна 100 Рожева - Можно (сборник)

• Название: Можно (сборник)
• Автор: Татьяна 100 Рожева
• Жанр: Короткие истории
• Год: 2013

Каждый мужчина знает – женщину можно добиться, рассмешив ее. Поэтому у мужчин развито чувство юмора. У женщин это чувство в виде бонуса, и только у тех, кто зачем-то хочет понять, что мужчина имеет в виду, когда говорит серьезно. Я хочу. Не все понимаю, но слушаю. У меня есть уши. И телевизор. Там говорят, что бывают женщины – носить корону, а бывают – носить шпалы. Я ношу шпалы. Шпалы, пропитанные смолой мужских историй. От некоторых историй корона падает на уши. Я приклеиваю ее клеем памяти и фиксирую резинкой под подбородком. У меня отличная память. Не говоря уже о резинке. Я помню всё, что мне сообщали мужчины до, после и вместо оргазмов, своих и моих, а также по телефону и по интернету.

Для чего я это помню – не знаю. Возможно для того, чтобы, ослабив резинку, пересказать на русском языке, который наше богатство, потому что превращает «хочу» в «можно». Он мешает слова и сезоны, придавая календарям человеческие лица.

Град признаний и сугробы отчуждений, туманы непониманий и сумерки обид, отопительный сезон всепрощения и рассветы надежд сменяются как нельзя быстро. Как быстро нельзя…

А я хочу, чтобы МОЖНО!

Можно не значит – да. Можно значит – да, но…

Вот почему можно!

---

– Дружбан у меня там остался. Тоже Колька. Тезка. Двадцать четыре года ему дали.

– За что?

– Троих трубой железной угостил. Они девку, соседку хотели в машину запихнуть. Она сирота, одна с шестнадцати лет жила. Там сынок прокурора был.

– На сказки похоже.

– Ню-ню. Этот сказочник по зонам с четырнадцати лет и другой жизни не знал. Тела женского не пробовал! Не успел. Целовался с девчонкой один раз и все…

– За угощение трубой дают двадцать четыре года?

– На него еще чужое убийство повесили. Менты решили от жалоб матери убитого, повесить на человека, который уже сидит, на Кольку. У него мать одна полуслепая, больше нет никого. Куда только не писала. Пох*й всем.

– А ты? Можешь ему помочь?

– Нет. Не могу. Его весна померкла, ему уже не выйти…. Он похудел сильно. Инфаркт перенес, даже на больницу не возили. Летом красные ребра переломали, он суку за горло взял. Я его матери деньги посылаю. Больше ничего не могу. Он меня все спрашивал, как это, когда с бабой. Как я ему расскажу… Говорю – сам еще всю свою деревню перетрахаешь! Он молчит, улыбается. Стихи сочинял о любви, так за душу брали. У меня баб было как блох на собаке, я а ни строчки не рожу, а Колька, ни одной не пробовал, а такие слова находил.… Вот как это? Откуда?

– У тебя остались стихи его?

– Нет. Он их не записывал, наизусть читал. Писал сначала, когда сидел на особом режиме, город Онега, слышала такой? Потом его перевели, он все выбросил. С хаты ничего не берут, когда уезжают. Так дедами еще заведено. Я его раз спросил – не жалеешь, что из-за какой-то суки малолетней жизнь свою угробил? А он – значит, судьба моя такая в лагерях умереть. Но она – то будет знать в глубине сердца своего, что есть еще люди в этом мире. И тепло ей будет. Вот какой он человек…

Коля отвернулся, но я видела, как покраснели и заблестели его глаза.

– Там такие мужики есть! – Воткнул он в меня снова сухие, жесткие глаза. – Один, представляешь, сидел с сорок пятого года!

– С 1945 года? Сколько же ему лет?

– Да никто не знал уже, сколько ему. Он в шестнадцать лет на фронт сбежал. Дошел до Берлина. Когда обратно ехали, в пьяной драке убил полковника, дали ему двадцать лет и десять лет выселок.

– За что убил, рассказывал?

– С ними девки ехали, все гуляют, сама понимаешь, победа! Ну, девку и не поделили, как оно бывает. Так, кончилась выселка, он поехал строить комбинат бумажный, да так и не смог жить хорошо, опять кого-то убил. Дали пятнадцать лет, потом в зоне одного пришил, добавили. Его все звали дед Беда. Путин помиловал как ветерана. А он идти не хотел. Куда я пойду, говорил, зона – моя жизнь.

– Поговорить бы с таким…

– Такие мало говорят. Воспитание лагеря. Там другой мир. Совсем другой. И люди другими становятся. Кто не меняется, тот не выживает. А Колька все мечтал – хоть одним глазком на живую бабу глянуть. И нажраться так, чтобы не лезло. И чтобы знать, что это не один раз, а всегда так будет. Всегда-всегда…

Коля наполнил портвейном оба фужера до краев.

– Давай. За него. И за людей, которые там. Чтобы бог сука не забывал о них. А что в наших силах, мы уж тут сами сделаем!

Он выпил залпом, не закусывая.

– Мне нужна подруга. В нашей работе много рутины. Надо списываться, созваниваться, договариваться, встречаться с родственниками, отвечать на письма, объяснять, уговаривать…. В общем, тягомотины хватает.

– Хорошо, я постараюсь помочь, чем смогу.

– Нет, так не пойдет! – Замотал головой Коля. – «Помочь, чем смогу» не пойдет. Нужно, чтобы ты мне безраздельно доверяла! Полностью!

– То есть?

Коля посмотрел на меня долгим внимательным взглядом. Красивые, но слишком жесткие глаза…

– Ты могла бы встать вон туда? – Попросил он.

– Куда?

– Вон туда, к той стене.

– Зачем?

– Встань, пожалуйста, я скажу.

Я вышла из-за стола и подошла к стене.

– Сюда?

– Чуть правей.

– Так?

– Да. И не сутулься.

– Ну?

– Постой минуту, сейчас скажу.

– Стою. И чего?

– Помолчи.

– Молчу.

Коля зажег сигарету, его артистическое лицо заволокло дымом. Он отмахнул дым рукой, чтобы не мешал смотреть.

– Долго еще стоять?

Он не отвечал.

– Что ты задумал?

Он продолжал молчать. Его лицо обретало какое-то новое выражение, которое пугало. Мы молча смотрели друг другу в глаза. Он – сидя нога на ногу у стола, заваленного едой, я – стоя у стены. Так продолжалось несколько минут.

– Разденься, пожалуйста, – тихо, но твердо сказал Коля.

– Как раздеться?!? Зачем?!?

– Совсем.

– А если я не буду?

– Будешь.

– А если нет?

– Ты стесняешься своего тела?

– Нет.

– У тебя есть дефекты, шрамы, уродства?

– Нет.

– У тебя месячные?

– Нет.

– Назови причину, по которой ты не можешь показать свое тело.

– Просто не хочу.

– Причина! – Резко повысил он голос.

– Это и есть причина. Не хочу.

– Врешь. Ты уже хочешь.

– Да…, – словно под гипнозом согласилась я, и начала снимать с себя одежду.

– Туфли оставь. – Приказал он.

Коля не отводил взгляда, пока на мне не осталось ничего, кроме туфель, и, затушив сигарету, подошел. Он провел рукой по груди, по спине, потрогал живот.

– Сколько тебе лет?

– Тридцать семь.

– Врешь.

– Нет.

– Я не видел, чтобы у женщин в твоем возрасте было такое тело. У тебя шикарное тело, отличная кожа, хорошая грудь, почти нет растяжек. Ты рожала?

– Да.

– Сколько раз?

– Два.

– Отлично. Просто отлично.

– У тебя было много мужчин?

– Да.

– Десять? Двадцать? Больше?

– Больше.

– Отлично. Ты намокла?

– Да…

– Хорошо. А прикинь, если ты голая и передо мной на коленях, вообще течь будешь как ручей.

– Паркет тебе испорчу, – выдавила я шутку.

– Горничная уберет, – ответил Коля, в заключение осмотра шлепнув меня по заднице. – Я доволен тобой. Одевайся. Туалет-ванна справа по коридору, если надо.

Возвращаясь в гостиную, я врубилась плечом в полку с фаллоимитаторами. Всех размеров, цветов и материалов.

– Выпей. – Коля придвинул налитый до краев фужер.

– На полке – трофеи? – Спросила я, потирая плечо.

– Можно и так сказать, – улыбнулся он. – Я коллекционирую секс-игрушки. Только те, что были использованы в деле. Хобби у меня такое. И для тебя заказал уже. Завтра должны доставить.

– Мы же первый день знакомы. Когда ты успел? И откуда ты знаешь, что мне понравится?

– Заказал вчера. Не понравится – выкинем. Делов-то.

– И что это?

– Игрушка. Чтобы всю тебя заполнить. Прикольная, необычная. Испробую на тебе.

– Засовывать в меня надо?

– Обязательно.

– Гирлянда из трех сарделек?

– Не угадывай. Не угадаешь. Дорогая сука, с прибамбасами. Интересная такая раздвигалка. Самому интересно тебе засунуть и врубить.

– Ты меня всем нагрузишь сразу или по очереди?

– По очереди, конечно, сразу ты можешь лопнуть просто!

Я замолчала.

– Что молчишь?

– Представляю, как ты мне пихаешь в жопу какой-нибудь паяльник. И обораться можно в закрытой квартире.

– С паяльником здорово, но это раньше было, долги вышибали, и еще утюг на пузо, ты попутала. Сейчас принято договариваться. Если не договорились, тогда уже дыру в башке. Но с женщинами так западло. С вами другие методы работают.

– Слушай, а вот мне интересно, почему ты меня не трахнул, когда я стояла голая? Даже не попытался. Ничего же не мешало. Любой мужик на твоем месте полез бы.

– Интересно ей, – передразнил Коля. – Я не любой. Трахну, не сомневайся. Ты еще не готова.

– Не готова к чему?

– Я люблю обученную и подготовленную женскую попку.

– Подготовленная – понятно, а что такое – обученная? Курсы какие или учебники нужны?

– Курсы можем устроить краткосрочные. Так сказать тренинг. Записывайся.

– Одноразовые?

– Одноразовые, или многоразовые, всё зависит от успехов в учёбе.

– А если она тупая окажется?

– Тупость и глупость будем лечить через зад.

– Прогрессивный метод! Я замечала, что после анального секса наступает некоторое просветление в мозгах, но не могла сформулировать методологию и проследить причинно-следственную связь. – Именно. После просветления что-нибудь в голову путное придет.

– После просветления наступает затемнение. Это диалектика. А лицензия у тебя имеется? – Сорри, видно болел гонореей, пропустил урок, надо перечитать раздел про диалектику. – Резко ответил Коля. – А документы не проблема в век технологий. Печатное дело прогрессирует. Когда приступим к занятиям?

– Конкретно… – Лучше быть конкретным. «Борщ должен быть борщом, а х*й х*ем», – Данилыч, мой учитель труда.

– Показывал на уроке и то и другое?

– Ага, я ему в бане, когда он печку кочегарил, сидя на корточках, на яйцо наступил деревянным тапком, народ офигел, когда увидел, как мы вокруг бани бегали голые, я от него он за мной, в одной руке яйца, в другой кочерга, давно это было…, – Коля засмеялся.