Майкл Пэйлин - От полюса до полюса

• Название: От полюса до полюса
• Автор: Майкл Пэйлин
• Издательство: СЛОВО/SLOVO
• Жанр: Путешествия и география
• Год: 2011
• ISBN: 978-5-387-00287

Майкл Пэлин — автор множества книг, ставших бестселлерами, артист, сценарист, документалист, знаменитый путешественник. Пэлин и его коллеги по съемочной группе ВВС уже не раз удивляли телезрителей и читателей широтой и смелостью своих замыслов. Однажды они задумали пройти (проехать, проплыть, пролететь) от Северного полюса к Южному, от «макушки» мира к его «дну». И им это удалось! Отважные и любознательные путешественники проложили свой маршрут в основном вдоль 30-го меридиана; между Арктикой и Антарктикой им пришлось преодолеть значительные территории Северной и Восточной Европы, Западной Азии, огромные пространства всей Восточной Африки, а «на десерт» — еще «кусочек» Южной Америки. Гренландия и Шпицберген, Норвежская Лапландия, Финляндия, Эстония, северо-запад России, Украина, Турция, острова Родос и Кипр, Египет, Судан, Эфиопия, Кения, Танзания, Замбия, Зимбабве, ЮАР, Чили — подобное невероятное путешествие останется в памяти его участников на всю жизнь.

---

День 34: Киев

Отмечаю окончание моего вынужденного, послеракового и послесамогонного суточного поста роскошным завтраком в гостинице «Варшава». Трапеза моя состоит из тонкого ломтика сыра, столь же тонко нарезанного хлеба, чайной ложки варенья и чашки кофе.

Советские рестораны существуют исключительно ради одной цели, заключающейся в том, чтобы по возможности избегать клиентов, а если таковой или таковая по случаю и забредет, сделать их пребывание максимально некомфортным, дабы пожалели о содеянном. Даже получение упомянутого ломтика сыра связано с уймой бюрократической тягомотины. Сперва следует предъявить карточку, полученную при регистрации, и обменять ее на ваучер, который после дотошного осмотра ресторационным гауляйтером передается официантке, немедленно забывающей про вас. Система крайне угнетающая, однако, на мой взгляд, являющая собой квинтэссенцию всего советского строя — неудобного, параноидального и обезличенного.

Софийский собор в Киеве

Впрочем, еще утром я являюсь свидетелем обнадеживающих перемен, когда сопровождаю Вадима к заместителю прокурора Украины, расследовавшего дело о возвращении задержанных КГБ бумаг его отца. По неведомой мне причине этот сановный советский юрист держится дружелюбно и приветливо, более того, даже рад тому, что беседа будет заснята. Невысокий, широкоплечий, с волевым лицом, в своем отлично пошитом костюме, он является воплощением человека Горбачева, старательно соблюдающего малейшие тонкости в публичных отношениях.

Он сообщает Вадиму, что реабилитационный комитет, собранный в прошлом году Горбачевым для повторного расследования дел политических заключенных в СССР, менее чем за пять месяцев оправдал 1200 человек, и уверяет, что возьмет на личный контроль дело отца Вадима. Затем он предлагает нам узбекский зеленый чай с особой травкой, которую, как он с гордостью заверяет нас, вырастил своими руками. Все проходит гладко, и даже Вадим, накопивший цинизма по отношению к советской юстиции, считает изменения ощутимыми.

Мы на скорую руку объезжаем Киев, который кажется мне городом зеленым и симпатичным — с широкими бульварами и деревьями на каждом шагу. Трудно даже поверить, что еще при моей жизни эти милые и зеленые холмы стали местом невероятных страданий. Во время войны нацисты оккупировали Киев с октября 1941 г. по октябрь 1943 г.; за это время в городе были убиты 400 000 человек, часть которых погибла в концлагерях, еще 300 000 человек были отправлены в Германию на тяжелые работы… разрушено было 80 процентов жилых домов. Восстановление города, а в особенности красивых старинных сооружений, подобных Киево-Печерскому монастырю, следует отнести к числу подлинных достижений советского режима. Однако всякое доброе дело не остается безнаказанным, о чем свидетельствует возведение из нержавеющей стали огромной статуи воительницы, поднимающейся над днепровскими холмами на 320 футов. Огромная неуклюжая и доминирующая едва ли не над всем городом, она была сооружена в 1970-х гг.; местные жители называют ее «матушкой Брежнева».

Не так давно Киев посетила и более современная трагедия. Если бы в черный день 26 апреля 1986 г. — в день, когда взорвался реактор находящейся всего в 55 милях отсюда Чернобыльской атомной станции, ветер над Киевом дул не с юга, а в противоположную сторону, Киев был бы сейчас мертвым городом. До сих пор никто в точности не представляет, насколько серьезными могут оказаться последствия. Ветер переменил направление в сторону Киева через пять дней после взрыва, однако реактор не был закрыт еще около месяца. Глядя вниз с валов старого города, я вижу людей, купающихся в Днепре. Я спрашиваю у Вадима о том, насколько такое занятие может оказаться опасным. Он рассказывает мне, что его друг, физик-ядерщик, сказал ему, что плавать можно сколько угодно пока не касаешься дна, так как радиоактивные осадки всегда опускаются вниз. Тем не менее в такой жаркий день как сегодня не будет недостатка в желающих рискнуть.

День 35: Из Киева в Народичи и обратно в Киев

Сегодня мы едем поближе к Чернобылю, чтобы посетить города и деревни, уже эвакуированные или эвакуируемые в результате несчастья. Мы не будем въезжать в 30-мильную запретную зону, однако побываем в зараженных местах, и Володя, Ирина и прочие русские члены нашей команды сопровождать нас не будут. Мирабель также решает не рисковать. Роджер связался с Национальным бюро радиологической защиты в Харвелле и получил сомнительное утешение. Нам сообщили, что уровни облучения будут такими же, если не меньше, чем на полюсах при тамошней концентрации магнитных полей. Тем не менее информация о том, что в отношении последствий катастрофы до сих пор существует неясность и идут споры, вкупе с авторитетной и ученой рекомендацией выбросить обувь и одежду, в которой мы будем в этой поездке, добавляет пикантный аромат опасности нашему приключению. За завтраком, над ломтиками сыра, мы обмениваемся нервными шутками.

Город Народичи. Дорожный указатель

Мы направляемся на северо-запад от Киева, в город Народичи. Он расположен прямо на запад от Чернобыля, два реактора которого, как напоминает нам Вадим, по-прежнему действуют. Украинский парламент единодушно проголосовал за их закрытие. Советское правительство отказалось это сделать. Украинцы утверждают, что число жертв аварии достигло 8000 человек. Официальные источники упоминают тридцать две души.

Мы проезжаем мимо сосняков и дубовой поросли, перемежающихся убранными полями, а также вишневыми и абрикосовыми садами. На юг направляется армейская колонна из сорока грузовиков. Спустя какое-то время заросли уступают место широкой и плодородной сельской равнине. Первое свидетельство обманчивости этого изобилия накатывает словно шок Это знак, утопающий в бурьянах и высокой траве с надписью: «Предупреждение: запрещено пасти скот, собирать землянику, грибы и лечебные травы».

Останавливаемся и нацепляем на себя желтые бейджики, регистрирующие уровень радиации, которые нам придется отослать в Харвелл для анализа после трехчасового визита. Вооружившись ими и радиационным детектором, мы вступаем в Народичи, жителям которого пришлось прожить в зараженной местности более пяти лет. Опрятный и гордый в своей беде маленький городок вытянулся вдоль засаженной каштанами главной улицы… перед зданием райкома выкрашенный серебряной краской Ленин. Через год он останется здесь в одиночестве.

В городском парке трава не скошена, но фонтан еще плещется. В городе несколько мемориалов. Одним из них является опаленное дерево с крестом на нем — местные жители полагают, что лес защитил их от худших последствий взрыва. Возле дерева три больших валуна, один из которых поставлен в память четырех деревень и 548 человек, эвакуированных в 1986-м, еще пятнадцать деревень с населением 3264 человека были эвакуированы в 1990-м. Еще двадцати двум деревням и 11 000 человек предстоит сменить местожительство в 1991 г. Надпись гласит: «В память деревень и человеческих судеб, сожженных радиацией возле Народичей».

Одной из самых грязных оказывается детская площадка, где уровень гамма-излучения в тринадцать — семнадцать раз превышает нормальный. Красные металлические сиденья свисают с карусели, ветер покачивает синие металлические лодочки, но никому более не позволено играть здесь.

Михаил, директор местной школы, приземист и упитан, лицо его нездорового серого цвета. Раньше в районе было 10 000 детей, рассказывает, теперь их осталось 3000. Двое из его учеников проезжают мимо на велосипедах, он останавливает их и знакомит нас. Мальчишки только что вернулись из Польши, из пионерского лагеря, им скучно, они отвечают отдельными словами, которые Михаил переводит следующим образом: «Дети посылают братский привет детям всего Соединенного Королевства». Он улыбается с гордостью и ноткой отчаяния. Я спрашиваю о том, насколько близость к Чернобылю влияет на детей. Он вздыхает и печально качает головой:

— Здесь не найдешь ни одного здорового ребенка.

Когда мы выезжаем из Народичей, Михаил с гордостью рассказывает нам об истории своего города, непринужденно перемежая повествование жуткими современными подробностями:

— Это мост через реку Уж, место самого сильного заражения.

Мы приезжаем в деревню Ноздрище, эвакуированную в прошлом году. Ни руин, ни опустошений, ни разрушений. Стройными рядами выстроились деревянные домики с крашенными краской рамами. Кругом цветы, и кузнечики порхают в пышных заросших садах. Жаркий, тихий, ласковый летний день. Однако посещавшие эту область ученые утверждают, что должно пройти 700 лет, прежде чем здесь снова можно будет жить. Трудно сказать, чему следует верить, ибо какое бы проклятье ни легло на эти деревни, оно тем более страшно, что его невозможно увидеть. Рассказывают, что именно такой должна стать земля после ядерной войны — благой, улыбающейся и мертвой.