Олег Иконников - Большая Медведица

• Название: Большая Медведица
• Автор: Олег Иконников
• Жанр: Биографии и Мемуары
• Год: 1996

Я буду искренне рад, если честные и порядочные люди узнают себя в этой книге. Пусть будет спокойно у них в душе и сердце — это действительно они.

Люди с черной совестью и сознанием, которым вдруг покажется, что пишем мы о них, пусть будут неспокойны — о них здесь нет ни слова.

Мы с братом считаем, что недостойны они, что бы о них писали книги. И если у них все же зачешутся руки, чтобы подать в связи с «Большой Медведицей» на авторов в суд, чтобы они возместили им не столько моральный, сколько материальный ущерб, заранее говорим — это не вы, будьте спокойны. Имена, фамилии, клички, названия населенных пунктов, время — изменены.

Я воровал, грабил и убивал. Затем сам схлопотал свинцового шмеля. Из навылет простреленной шеи текла мне под щеку моя, черная почему — то кровь. Некоторые преступления я совершал хладнокровно, на других адреналинило. Иногда совесть мучила сознание и душу, иногда нет. Взяли меня раненого, без сознания, иначе живым бы я не сдался. Но судьба распорядилась по-своему и саночки, на которых я катался, пришлось тащить назад, в гору. Много и часто я думал о жизни и смерти, своей и чужой. Мечтал и представлял, любил всем сердцем, точно также ненавидел и всегда жалел, что судьба моя сложилась так, что кроме боли и зла людям я больше ничего не дал. Жалел я о прожитом и пролитом, жалел и вот, наконец, пришел тот день, когда мне стало стыдно. Стыдно, что шарил в чужих квартирах в поисках чужого добра. Что я там искал? Решетки и запретки, романтику уголовной жизни? Чушь все это собачья, сон рябой кобылы.

Мою, уголовную хребтину сломал стыд.

Олег Иконников, 1996 год

---

— «Вермут» возили, ну и расслабились немножко после трудового дня. Больше не буду, Иваныч.

— Поздно, Мешков. Последнее китайское предупреждение получал? Получал. Иконников, подь сюды, найди механика и принимай машину Мешкова. Завтра с утра на линию, понятно? А ты пиши заявление, так и быть, уволю тебя по собственному желанию, это все, что я могу для тебя сделать.

Всего несколько дней понадобилось Олегу, чтобы понять в каком колесе ему теперь предстоит вращаться. Воровство и выпивка для автохозяйства были явлением обычным, так что он безболезненно легко нашел со всеми общий языки, хотя не злоупотреблял спиртным, быстро влился в жизнь коллектива. Машинешка, правда, чем-то смахивающая на своего прежнего хозяина, была не ахти, но, повалявшись под ней на масляном, бетонном полу с недельку и потом столько же на больничной койке с застуженной поясницей, Святой отшаманил свой грузовик так, что он стал выглядеть не хуже других.

Дни превращались в недели, потом в месяца. Решив чувствовать себя более свободно и независимо, а заодно не докучать родителям Олега, у которых они жили последнее время, молодожены за умеренную плату сняли однокомнатную квартиру в деревянной двухэтажке на втором этаже, в которой жила Ленина мать. И, ближе к Новому году, перекочевали на новое место жительства. Лена оказалась хорошей хозяйкой. В квартире всегда было чисто, тепло и уютно, так что Святого после работы постоянно тянуло домой. Длинные зимние вечера он проводил с женой и с удовольствием замечал, что семейным человеком быть ему нравится. Олег неплохо зарабатывал и ко всему еще регулярно подворовывал, поэтому денег на безбедное житье вполне хватало. За домашними хлопотами и трудовыми буднями время летело незаметно.

***

На широких перилах кособокой беседки, стоящей напротив подъезда дома, в котором жил Святой, дымил в голубое небо, глубоко затягиваясь «Примой» невысокого роста с черным ежиком волос на квадратной голове средних лет парень. Середина мая мягким ветерком наносила на него клейкий запах лопнувших почек тополей и одной хрупкой березки, недавно посаженной Олегом в честь еще не родившегося ребенка. Щербато скалясь черной кошке, скрадывающей беззаботно терзавших хлебную корку воробьев, Дымок соображал: «Садиться весной — дело, конечно, паршивое, а вот освобождаться — ништяк. Одежки теплой не надобно, бухому под любой куст завалиться можно, не замерзнешь, а главное, девочки — мармулеточки прелести свои не прячут». Стрельнув окурком сигареты, он попал кошке точно в ухо и спас чью-то пернатую шею от острых зубов желтоглазой охотницы. На человека, вылезшего из остановившегося такси, Серега почти не обратил внимания. Сверкая золотыми коронками, тот небрежно бросил водителю несколько смятых купюр, вытащенных из внутреннего кармана вельветонового костюма.

— Сдачи не надо.

Этого голоса Дымок не слышал давненько.

— Святой!

— Серега! Привет, бродяга! Откуда ты взялся? Я думал тебе еще лет пять париться! В Оловянной базар ходил, что ты в Нерчинске менту в бочину штырь всадил?

— Было дело, но он заяву на меня катать не стал, поэтому и не крутанули. Я в карцере этому рогомету через глазок в рыло плюнул, а он за это мне дубинкой ключицу перешиб. Я одыбал, щепку от нар отломил. Заострил ее стекляшкой, выбитой из решки и, когда пятнадцать суток кончились, меня в зону выгонять стали, как раз его смена была, я ему и впорол. Теперь без селезенки, сука, живет, а я откинулся три дня назад. Подогрел приятелей, кое по каким адресам по их просьбе побегал, а вчера к твоим старикам заехал. Они мне подсказали, где ты живешь. Покажешь берлогу своего счастья?

— Шлепай за мной. Вот ключи от хаты, а я к теще на минутку забегу. Ленка просила.

В короткой вольной жизни Сереги еще никогда не было ни собственной квартиры, ни тем более жены. Он погладил мозолистыми руками висевший над детской кроваткой пушистый ковер, потер под носом, судя по надписи на хрустальном флакончике, лежащем на трюмо какими-то ненашенскими духами и, выйдя в чисто выбеленную тесноватую даже для двоих человек кухоньку, воткнул в розетку шнур электрочайника. Когда хлопнула входная дверь за пришедшим Олегом, Дымок вовсю чаевал.

— Родичи говорят, что ты вроде как человеком стал, на шофера выучился и даже жениться успел? Кстати, где твоя половина и что там, в комнате, за качалка? Ребятенка, что ли, успел стругануть?

— Двоих.

— В натуре?! — чуть не подавился куском колбасы Серега.

— Шучу-шучу, — постучал его по горбушке Святой — один у моей звезды уже был, от первого брака, а вот ентого я сам сделал.

— А где он?

— Я из роддома сейчас прикатил. Ленку увозил. Она, душа моя, днев этак через десять должна родить мне малюсенького мальчонку.

— Так это неотвратимо надвигающееся событие необходимо вспрыснуть? — оживился Дымок.

— У меня сегодня как раз отгул, так что бросай свой обкусанный бутыльброд и сполосни-ка, урод, шею, да рубашку свежую, выбери, а то нас ни в один приличный кабак не пустят.

Излюбленное кафе Олега Сереге понравилось сразу. Как и всегда, получив пятерочку, вежливый швейцар дядя Вася, кивая сизой сливой носа, приветливо распахнул перед приятелями резные створки дверей, горящего свечами полутемного зала.

— Настена, привет! Устрой-ка нас, красивая, поудобнее.

Та, сразу бросив обслуживать завозмущавшихся девчонок, кивнула Святому на угловой столик с табличкой «заказан» и убежала на кухню.

— Ни че ты, волк, тут притерся. Халдей в пояс тебе поклонился, и эта трясогузка упорхнула, даже не спросив, что наше сиятельство откушать соизволит.

— Уважает, капуста. В прошлом году я ее колечко рыжее с брюликом нагрел. Смотри, летит, как молния.

— Олежка, как всегда, коньяк с лимончиком, чай свежий уже заваривают. Через полчаса принесу, еще что понадобится, позовешь.

— Если за мной так ухаживать будешь, женюсь, — нежно погладил ее Дымок по выпирающей из-под короткой юбчонки заднице.

— Поздно, — грустно вздохнула она.

— Жаль.

— И не говори, — согласилась с ним официантка — ну, ладно, мальчики, пойду вон тех мартышек ублажать.

— Хороша, чертовка, я как за седло ее поймал, чуть в штаны не наделал, но, как говорится, еще не вечер — Серега вытащил из кармана полиэтиленовую пирамидку, в каждой ячейке которой покоились аккуратно обжатые со всех сторон пять ампул морфина.

— Вмажемся?

— Давно я беляшкой не кололся, пошли, — Святой поднялся с дивана.

В туалете никого не было. Они зашли в пустую кабинку, остро воняющую мочой, и, пока Олег разворачивал шприц, упакованный в широкий стерильный бинт, Дымок отламывал кончики ампул. Когда первая доза была готова, Святой выгнал из «телеги» на кончик иглы последний пузырек воздуха и весело мигнул приятелю.

— Сейчас полетишь в счастливое будущее.

Тот уже закатал рукав нейлоновой рубашки выше локтя и левой рукой передавил вены правой. Синие прожилки быстро разбухали. Привычным движением и без особого труда Олег сразу попал в вену.

— Там, — заверил его Серега, — гони с ветерком.

Святой взял контроль и когда густая, почти черная кровь брызнула в шприц, чуть быстрее обычного ввел Дымку морфий. Оставив присевшего на край унитаза приятеля, он вышел из кабинки, и открыл в умывальнике воду.

— Зря полощешь его сырой водой, тебя обязательно тряхнет, — вяло предупредил Серегин голос.

— Пусть затрясет хоть до смерти, двигай меня шустрее, не дай бог, кто-нибудь нас нахлобучит.

Десять минут спустя друзья вернулись в танцующий зал в прекрасном настроении. На столике их ждал парящий ароматом чай и ваза шоколадных конфет. Одну Дымок развернул и, сунув в рот, скатал в шарик цветную обертку с «Мишкой на Севере».

— Бывали мы и там, лес валили. Скоро, наверное, опять туда же погонят лапти сушить, а ты, Олега, наглухо завязал государство обкрадывать или как?

— Не все, конечно, складывается так, как хотелось бы, но, по-моему, в кандалы я больше не закуюсь.

— Зачем женился-то, ведь был сам себе хозяин, свободен?

— Свободен — значит, одинок, хотя, вынужден признать, что семья принесла мне не только радость, но и обстоятельства, которые стали сильнее меня. Замнем, Серега, базар длинный получится и порожняковый. Пока твою задубелую шкуру не проткнет стрела Амура, все равно ты меня не поймешь.

Перед закрытием «Встречи» Святой, как всегда щедро забашлял официантке и приятели вышли под сереющее небо, безбрежно раскинувшееся над городом.

— Ладно, Сережка, разбежимся. Я Ленку навещу, — Олег кивнул на стоящий через дорогу роддом — где я живу и работаю, знаешь.

— Забегай.

Они обнялись.

— Жена родит, загуляем?

— Обязательно. Обмыть копытца — святое дело.

«Святой изменился немного внешне», — курил Дымок, поднимаясь вверх по улице. «Приоделся, семьей обзавелся, зубы золотые вставил. Женился же», — удивлялся Серега. «Видимо, точно влюбился, интересно будет на его Лену посмотреть». Вдруг его мысли оборвала музыка, доносившаяся из полуоткрытого окошка обитого дранкой одноэтажного бревенчатого домика. Природное любопытство подтолкнуло его к игравшим ночным сквозняком тюлевым занавескам. Под низким потолком комнаты, заливая оранжевым светом тряпичного абажура, горел ночник, под которым прямо на голом полу неудобно подломив под себя руки, храпел, видимо крепко газанувший парняга килограмм под сто. Склонившаяся над ним девушка прикрыла скрюченное тело верблюжьим одеялом и выпрямилась. У Дымка свело скулы. Как завороженный он впился в огромные глаза незнакомки, которая, не чувствуя, что из темноты ее рассматривает треснувшее сердце Сереги, скинула байковый халат и, взяв с полки журнал, содержимое которого ее не интересовало, прилегла на заправленную кровать, разметав распущенную косу сразу на две подушки. Вот так неожиданно судьба врезала Дымку ниже пояса, и он понял, что никуда без этой красотки отсюда не уйдет.