Вадим Полуян - Юрий Звенигородский

• Название: Юрий Звенигородский
• Автор: Вадим Полуян
• Издательство: Астрель
• Жанр: Историческая проза
• Год: 2003
• ISBN: 5-271-06878-1

Новый роман известного современного писателя-историка рассказывает о жизни и деятельности одного из сыновей великого князя Дмитрия Ивановича Донского — Юрия (1374–1434).

---

И вдруг в трепетных руках князя оказалась та самая лисья душегрея. Та, к которой так часть припадал долгими зимними вечерами истомленный суетной жизнью супруг. Теплая была душегрея, успокоительно грели слова ее обладательницы. И вот — мех холодный, теплота канула в небытие. Ужли не взойдет, не наденет любимая свой привычный наряд? Князь, более не владея собой, затрясся в бурных рыданиях…

Затих, внезапно ощутив руку на плече. Судорожно оборотился… Младыш Дмитрий Красный глядел матунькиными очами.

— Тата, — попросил тихо, — не убивайся.

Рука не отроческая, а уже мужская, очи полны ума, над верхней губой темнеет пушок.

— Братья вчера с Федором Галицким отбыли на охоту. А я как чувствовал, — ты сегодня приедешь. Поутру и вестоноша донес. Ждал тебя у матунькиной могилы, а ты, не замечая никого, — сюда. Что здесь теперь? Пустота.

Юрий Дмитрич впервые так крепко-накрепко обнял сына.

— Нет, не пустота. Здесь часть ее души во всем: в стоялой утвари, в одежде, в малых предметах обихода. Она касалась их и пользовалась ими, оставляя себя на металле, дереве, материи. Что я найду под каменной плитой? Даже подняв ее, извлекши домовину, не увижу в ней свою Настасьюшку, такой, какую знал. А здесь всем чувством, почти зрением ощущаю ее близость. Расскажи, как она ушла?

Князь сел в кресло княгини, сын стал пред ним.

— Матунька ежедневно ждала вестей. Даже, когда долго ничего не было, утешала меня: «Татунька весь в делах. Некогда ни пера обмакнуть, ни листов нарезать. Он издали извещает: все будет хорошо! Я верю и ты верь!» Глядя на ее спокойствие, видя ее твердость, я свято верил. А недавно, перед рассветом, прибыл нарочный из Москвы. Всю ночь проскакал на сменных. Привез от великой княгини Софьи Витовтовны список ханского ярлыка, подтвержденный рукой двуродного братца Василия и его боярина Ивана Дмитрича Всеволожа. Матунька прочла и сказала: «Мы побеждены!» Утром ее обнаружили в постели без признаков жизни. Лекарь Вигунт определил: сердце остановилось во сне. Братья, поскорбев, успокоились. Я же опомнился только за день до твоего возвращения. Пойдем в Крестовую, татунька, помолимся сообща о душе матуньки и нашим душам станет поваднее в этом мире.

Об руку с сыном отец пошел в увешанную образами Крестовую, где вместе с княгиней выслушивал Иакинфа Слебятева, возвестившего смерть государя-брата. Тогда у жены и мужа была надежда на будущее. Теперь без жены остался муж, лишенный всяких надежд.

К ночи вернулись старшие сыновья. Юрий Дмитрич не смог с ними говорить о происшедшем в Орде. Даже потрапезовать вместе не было сил. Одиноко вкушал вечерю в своем покое. Ел мало, выпил несколько кубков крепкого боярского меду, чтобы заснуть мертвецки.

Утром объявил, что не остается в Звенигороде. Едет в новую отчину — Дмитров, ханский кусок побежденному. На семейном совете было решено: старшие, Василий Косой и Дмитрий Шемяка, возвращаются в свой кремлевский терем, младшему Дмитрию — по пути с отцом, его Москва не влечет.

— Злодейке-литвинке еще отольются нашей матуньки слезы! — сгоряча пообещал Василий Косой.

— Софья Витовтовна — сосуд зла, — согласился Дмитрий Шемяка.

Младший усовестил старших:

— Не нам судить, братья, а токмо Богу.

Над его непротивлением злу еще потешались беззлобно, когда вышел в Переднюю с прощальным словом отец. Он с младышем покидал город первым. Благословил старших сыновей, к Шемяке обратился особо:

— Если созреет время свадьбы твоей с княжной Софьей Дмитриевной Заозерской, уведомь как-нибудь, да пораньше. Чтоб поразмыслить, где безопаснее для меня устроить брачную кашу.

— В Москве устроим, — пообещал Шемяка, — в собственном терему. Великий князь Васька и пальцем тебя не тронет!

— Ох, молодежь, голова без панциря, мысли с крылышками! — лишь усмехнулся в ответ Юрий Дмитрич.

Прощание отца с детьми прервал дворский:

— Тут, господине, просит твою милость сенная девушка Васса на одно слово.

Князь заметил прислонившуюся о дверной косяк женщину. Впервые встретил ее девчонкой, тонкой, как стебелек, веснушчатой, с белой косой: спускалась по сходням с судна на псковской пристани об руку с княжной Смоленской, будущей княгиней Звенигородской и Галицкой. Столько лет была рядом, как непременная тень его любимой Настасьюшки. Госпожа подчас ей завидовала: «Вкушаешь не менее моего, а телом не матереешь, тонка, как соломина!» Князь, бывало, посмеивался: сравнение невпопад. Соломина-то прямая, услужница же там, где надо, с припухлинкой.

Юрий Дмитрич показал рукой пройти с ним в пустую светёлку, притворил дверь. Стали друг против друга. И невольно князь вздрогнул: почувствовал, что теряет последнюю живую частицу, оставшуюся от Настасьюшки.

— Что, Васса? Хочешь покинуть нас?

— Пожалуйста, любезный мой господин, отпусти на родину, — виновато начала служанка. — Я ведь наполовину литвинка. Родители умерли. В Вильне живет мой младший брат, у него большой дом. Найдется и для меня местечко. Я же за тебя, князь, и за голубушку княгиню, — Царствие ей Небесное! — вечно буду Бога молить. Крещена и останусь в греческой вере.

Юрий Дмитрич согласно опустил голову:

— Пойдем, Васса.

В своем деловом покое вручил верной услужнице калиту с серебром. Поднял за плечи, когда та благодарно упала к его ногам. Облобызал отцовским лобзанием. Велел кликнуть дьяка Дубенского для составления грамоты и дворского для оснащения в путь.

— Охрану отошлешь назад вместе с извещением, что осталась благополучна. Дай Бог тебе мужа по достоинству!

Зардевшаяся Васса всплакнула и, стыдясь слез, поторопилась уйти.

Князь по ее уходе долго сидел оцепенев, как мертвый, и прожитое большое мирское существование случайными кусками, не столь уж важными, порой и вовсе пустяшными, давно забытыми, проходило перед его взором: вот конь на скаку припадает на левую заднюю, пришлось искать кузницу; вот Настасьюшка на лесной прогулке упала и не дает поднять себя, кричит, что встанет сама; вот маленький Дмитрий Красный взял склянку с уксусом для примочки, поднес к устам, Васса выбила из рук, зазвенели осколки…

— Тата, — отыскал отца младший сын, — поезд готов к отъезду.

Князь встретил у крыльца Ерофея Елина. Он был из местных детей боярских, его брал Юрий Дмитрич с собой в Дмитров в качестве тамошнего наместника. Здоровенный молодой усач, гордый должностью тиуна, глубоко поклонился.

Едва выехали, Юрий Дмитрич ощутил слабость во всех членах, головокружение, тесноту в груди.

— Плохо мне в седле, — пожаловался сыну. — Пусть пришлют карету.

Ждали в деревеньке Матигоры. Князь захотел ехать в карете один. Запряженная четвериком, она не отставала от всадников. Ездок дремал в пути и на стоянках. А, очнувшись ненадолго от дремы, проявлял равнодушие ко всему, молчал, как камень.

Дмитров не походил на Звенигород: посад на горе, кремник внизу. Хотя крепкий кремник. На высоченном земляном валу рубленые стены девятью башнями. И все это окружает глубокий ров, питаемый двумя ближними реками.

Над заборолами стен возвышается пятиглавие каменного собора. А с восточной стороны на горе видны стены обители и одноглавая церковь, напоминающая звенигородскую. Город понравился Юрию Дмитричу. Возникла мысль: дерево детинца заменить камнем. Положить на это остаток жизни. Тогда владетельных сыновей, Юрьичей, никакой самовластен из Москвы не достанет. И душенька Анастасии будет довольна.

Приободрившийся князь спервоначалу ощутил некий неуют в чужом княжем тереме. Тут ходил, коротал дни бездетный, вдовый брат Петр. Однако не просто ходил, кое-что и творил: чеканил собственную монету. Да еще и украшал город. Это ведь при нем возник одноглавый храм в Борисоглебском монастыре, так схожий с звенигородским. Юрий Дмитрич невольно вспомнил неосмотрительную выходку племянника на третейском суде: дескать, более века назад прадед Иван Данилович[106] завещал Дмитров московским князьям! Ах ты, Господи! Ужли Юрий Дмитриевич не московский князь? Его теперь этот город, его! Ha-кося, племянничек, выкуси!

Княжеский отдых с дороги вскоре прервал Ивашка Светёныш:

— Рвется к тебе Елисей Лисица. Пускать, али обождать?

Новый дмитровский владетель проговорил устало:

— Елисея всегда пускать.

Сам же еще думал о прежнем: народ здесь его не встретил: чужой! Когда даст людям узреть дело рук своих, родным станет. Хватило бы только сил! И тут же обеспокоился: а ведь Лисица по пути в Звенигород из Дикого Поля как в воду канул. Где пропадал? С чем явился?

Старый разведчик с первого взгляда еще более постарел, а всего-то три недели не виделись. А новых морщин на лбу! А новой седины в бороде! Только глаза горят, как у молодого.

По здравствовании, рухнув на лавку, усталый Елисей повел речь:

— Как бы тебе все потоньше доложить, господине, чтобы и без того упавшего духом дополнительно не ушибить, а все же до твоей милости довести непригожие новости?