И. Потапчук - Русские судебные ораторы в известных уголовных процессах XIX века

• Название: Русские судебные ораторы в известных уголовных процессах XIX века
• Автор: И. Потапчук
• Издательство: Автограф
• Жанр: Юриспруденция
• Год: 1997
• ISBN: 5-89201-005-8

В книгу вошли громкие процессы пореформенного суда в их стенографическом изложении, а также речи 113 юристов, произнесённые на этих процессах, которые касаются самой разнообразной категории уголовных дел - убийства, хищения имущества, мошенничества, банковские махинации, вексельные подлоги, транпортные катастрофы. Книга адресована главным образом юристам, историкам, т. к. они найдут в ней богатейший фактический и теоретический материал.

---

«Так как из Владивостока нельзя было проехать далее, потому что в то время манзы дрались с русскими,— продолжала Башкирова,— то я остановилась на Каменном Болоте и здесь имела приключение. Прапорщик Воеводский, с которым я случайно познакомилась, сделал мне предложение выйти за него замуж. Оказалось, что Воеводский знает моих родных и видел меня еще ребенком. Я согласилась пристроить себя, несмотря на то, что была еще молода и имела состояние. Батальонный командир Мельвиль отказал Воеводскому в разрешении на брак, так как он не имел еще 28 лет. Мы, однако, решили повенчаться украдкою, но о нашем намерении узнал Мельвиль и арестовал Воеводского на гауптвахте на 6 недель. Потом Мельвиль приходит ко мне и говорит: «Вот видите, я узнал, что вы хотели повенчаться с Воеводским; если вы меня пустите в вашу квартиру, то я могу для вас обоих все сделать». Разговор этот происходил под моим окном. Подобная вещь меня сильно возмутила, я взяла полоскательницу с грязною водою и вылила на Мельвиля, несмотря на то, что он был начальником округа. На другой день я увидела, что к моей квартире приставлен солдат с ружьем, и таким образом Мельвиль запер меня на квартире и не пускал никуда в течение 6 недель, так что я почти не имела ничего есть и пить».

Но Башкировой удалось телеграфировать адмиралу Фуругельму и начальнику штаба Баранову о противозаконном лишении ее свободы, и она просила их освободить ее из-под ареста. При личных объяснениях с Барановым Мельвиль сказал, что посадил Башкирову под арест за то, что она сказала ему дерзость. Баранов был настолько любезен по отношению к Башкировой, что проводил ее на казенный счет до Хабаровки, откуда она отправилась в Благовещенск. Явившись здесь к вице-губернатору, она выпросила у него 200 рублей, представив ему обязательство николаевского казначейства на находившийся там капитал ее. Прибыв в Иркутск, Башкирова познакомилась с неким Занфлебеном, который ей сделал предложение поехать вместе с ним в Москву и там выйти за него замуж. По приезде в Москву Занфлебен предложил ей отправиться в Гамбург, повенчаться там и жить в свое удовольствие, но она на это не согласилась. Живя в Москве, она познакомилась с купцом Ефремовым, который под предлогом жениться на ней обобрал, по ее словам, ее кругом. Когда она почувствовала нужду в деньгах, то стала искать адвоката, который взялся бы произвести взыскание с Ефремова. Тогда-то она и познакомилась со Славышенским, который принял в ней большое участие и обещал сделать для нее по ее делу все, что возможно.

В то же время она через сваху познакомилась с Черепиным, который хотел на ней жениться, но дело разошлось вследствие того, что Черепин требовал от нее вперед 14 тысяч рублей, которые намерен был взять за ней в приданое; кроме того, от этого брака отговаривал ее и Славышенский, который доказывал ей, что Черепин негодяй, постоянно пьянствующий в кабаках. Затем, когда она вскоре стала нуждаться в деньгах для жизни, Славышенский стал ей помогать, и наконец предложил ей вступить с ним в любовную связь. Хотя он был уже пожилых лет, но она, встречая с его стороны чрезвычайно внимательное и деликатное обращение, на это согласилась, так как, кроме того, она на это вынуждена была своим беспомощным положением в Москве вследствие разоренного ее состояния. Славышенский же, который страстно любил ее, обещался на ней впоследствии жениться. Сначала она жила с ним в полном согласии, но вскоре наступили с его стороны тяжелые сцены ревности, которые нередко кончались побоями: так, однажды он ударил ее по голове бутылкой со сливками и нанес ей глубокую рану. Затем сцены эти стали повторяться все чаще и чаще, и он бил ее не раз по щекам и таскал за волосы из-за какой-нибудь плитки шоколада, которою она будто бы угощала других, а не его. Между тем к ней стал очень часто наведываться Иван Давидовский, который насмехался над тем, что она живет со стариком, говорил, что Славышенский ее оберет и бросит или возбудит против нее уголовное преследование, обвиняя ее в краже. При этом Давидовский постоянно просил у нее взаймы два, три рубля. В это же время он ей передал револьвер и несколько раз повторял, что ей следует убить старика.

Незадолго до убийства она для пробы стреляла из револьвера в своем номере, причем горничная ее Никифорова играла на фортепиано, чтобы соседи не услыхали выстрела. Пуля отскочила от стены, и во время составления об убийстве Славышенского полицейского акта Башкирова подняла ее с полу и бросила в ведро с водой. Патрон, найденный под умывальником, был разбит Дарьею Никифоровой утюгом, так как Башкирова хотела знать величину пули.

По осмотру номера Башкировой в капитальной стене оказалось расковыренное круглое отверстие, совершенно непохожее на отверстие, остающееся после гвоздей и костылей. Сделанный для опыта выстрел из вышеупомянутого револьвера оставил в стене такое же отверстие.

Под умывальником найден был пустой медный патрон.

Утром 18 декабря Башкирова прислала за Славышенским свою горничную и против обыкновения приняла его в спальне, лежа на кровати. Между ними начался неприятный разговор о векселе в 300 рублей, который он хотел представить ко взысканию; при этом он все более и более горячился и наконец ударил ее по щеке. Тогда Башкирова схватила револьвер и выстрелила, а затем бросилась на него и стала его душить. Во время свалки он укусил ей палец.

Перед смертью Славышенский выказал озлобление против всех своих друзей и подозревал их в соучастии в желании лишить его жизни, так как он знал разные дурные их проделки, обнаружения которых они сильно опасались. Револьвер, из которого выстрелила в него Башкирова, принадлежал Давидовскому. Башкирову Славышенский познакомил с кружком близких ему лиц, принадлежавших к компании Давидовских, с которыми он сам был знаком по разным судебным и денежным делам. За некоторое время до его смерти вместо прежней близости в отношениях его к этим лицам стала проявляться вражда и злоба вследствие ревности его к Башкировой и разных денежных расчетов, причем он грозил отомстить им всем, в том числе и самой Башкировой, посредством заявлений, которые должны были изобличить их в уголовных преступлениях. За такие угрозы он однажды был даже побит Шпейером и Давидовским в квартире Долгорукова.

Башкирова и горничная ее Дарья Никифорова на первых допросах объяснили, что Славышенский пришел в номер Башкировой по ее приглашению, сел на стул возле кровати, на которой она лежала, и начал с ней разговор о векселе, угрожая производить по нем взыскание. При этом он горячился, бранил Башкирову неприличными словами и наконец ударил ее левой рукой по лицу, а правою выхватил револьвер и, целясь в нее, выстрелил. В самый момент выстрела Никифорова толкнула Славышенского под локоть. Тогда он сел на стул и закачался, а затем бросился бежать из номера. Башкирова побежала за ним, и у них на полу завязалась борьба, которую прекратили лица, прибежавшие в номер на выстрел. Жилец той же гостиницы Бонди услыхал из своего соседнего номера в номере Башкировой мужской крик: «Меня убивают, душат!» Вбежав в номер вместе с коридорным Василием Михайловым, Бонди застал в номере Славышенского, Башкирову и Дарью Никифорову. Первые двое, по удостоверению Михайлова, сидели на полу возле кровати, схватив друг друга за волосы. Поднятый с пола Славышеиский с окровавленной головой ходил по комнате и кричал: «Меня убили, меня убили!» У Башкировой было лицо, по выражению свидетелей, страшное, зверское. На полу Бонди нашел завернутый в ковер револьвер.

Далее Башкирова показала, что к убийству ее подговорил Давидовский, который утверждал, что от Славышенского зависит участь как его самого, так и других лиц, против которых Славышенский хочет возбудить уголовное преследование, что Давидовский принес ей револьвер и дал ей все необходимые для совершения преступления указания. Узнав, что Славышенский собирался прежде сам лишить себя жизни, написал даже о том брату своему, он очень обрадовался и сказал при приходивших вместе неизвестных Башкировой штатском и военном, что это отлично и убийство Славышенского сойдет за самоубийство.

Уговаривая Башкирову не медлить с убийством и сделать все так, как он ей говорил, Давидовский утверждал, что ни он, ни сопровождавшие его штатский и военный не могут этого сделать, так как на них сейчас же падет прямое подозрение в убийстве; если же его совершит Башкирова, то смерть Славышенского может быть, в особенности при помощи упомянутого письма, объяснена самоубийством из ревности и любви к ней. За день до убийства Давидовский приходил к Башкировой, и вновь уговаривая ее поспешить с убийством Славышенского, сообщил ей, что Протопопова уже арестовали при Тверской части и многих еще других арестуют, так как Славышенский многих запутал в уголовное дело. Накануне убийства, 17 декабря, Давидовский опять пришел к Башкировой с такими же убеждениями в сопровождении тех же военного и штатского. В тот же день Башкирова послала Дарью Никифорову выкупить револьвер, заложенный у Кузовлева.