Уилфрид Тесиджер - Озерные арабы

• Название: Озерные арабы
• Автор: Уилфрид Тесиджер
• Издательство: Наука
• Жанр: Путешествия и география
• Год: 1982

Эта книга, написанная известным английским путешественником Уилфридом Тэсиджером, — результат его наблюдений в 50-х годах над жизнью обитателей одного из заповедных районов Ближнего Востока — зоны озер Южного Ирака. В книге содержится много интересных зарисовок патриархального уклада озерных арабов, их нравов и обычаев.

---

Мы вернулись в деревню в сумерках. В мадьяфе горела лампа, подвешенная на шнуре к потолку. В доме сидело полдюжины парней. Фалих сотворил вечернюю молитву, повернувшись лицом ко входу, поскольку мадьяф, как всегда, был обращен входом к Мекке. Мусульманам положено молиться на рассвете, в полдень, в послеполуденное время, на закате и еще раз двумя часами позже. Но в этих краях мало кто молился вообще, а если и молились, то в основном старики. Окончив молитву, Фалих послал слуг за едой. Обед почти не отличался от предыдущей трапезы, если не считать жареной баранины вместо курицы и кусочков мяса в тушеных овощах. Вскоре после обеда слуги, убрав посуду, вернулись, нагруженные матрасами, валиками и тяжелыми стегаными одеялами, подбитыми зеленым, красным или желтым шелком. Двое стариков все еще были в мадьяфе, они оставались на ночлег. Фалих приказал одному из юношей взять ружье и охранять дом до рассвета, пожелал мне доброй ночи и ушел в кирпичный дом, где он жил со своей семьей.

Юноша погасил лампу, выпил остатки кофе и сел у очага, время от времени вороша головешки. У него было несколько монголоидное лицо с тяжеловатыми чертами, очень красивое. Когда один из стариков начал храпеть, юноша стал громко будить его. Старик с ворчанием повернулся на другой бок, но через несколько минут снова захрапел. Юноша сказал мне с улыбкой:

— Старики всегда храпят.

3. Охота на кабанов

Старый кахвачи Абд ар-Рида появился в предрассветных сумерках и разжег огонь. Помещение быстро наполнилось дымом. Юноша уже ушел. Старики поднялись, откашливаясь и отплевываясь. Совершив ритуальное омовение, они помолились и склонились над очагом. Мне показалось, что холодно, и я не стал вылезать из-под одеяла, пока двое слуг не пришли, чтобы умести постельные принадлежности. Тогда я присоединился к остальным, и мне подали чашечку кофе. Слуга принес завтрак — тонкие лепешки из рисовой муки на сплетенной из травы тарелке и горячее подслащенное молоко в чайнике — и поставил еду на ковер перед нами. Поднимающееся солнце уже позолотило колонны у входа.

Через час-другой пришел Фалих, сопровождаемый группой вооруженных соплеменников, чтобы взять меня на обещанную охоту на кабанов. Но сначала все напились кофе.

Я оказался в одной лодке с Фалихом и его сыном. Это была прекрасная лодка, рассчитанная на двенадцать человек. Тридцати шести футов в длину, но всего три с половиной фута в самой широкой части, она имела деревянную обшивку вгладь, а снаружи была покрыта ровным слоем битума. Носовая часть безупречной линией изгибалась вперед и вверх, образуя длинный и тонкий форштевень; корма тоже поднималась изящной дугой. Кормовая и носовая части были крыты палубой, каждая на два фута. На расстоянии в одну треть длины от кормы находилась банка, а на расстоянии в одну треть длины от носа борта соединял бимс. Днище лодки покрывал съемный настил. Верхняя часть шпангоутов была обшита изнутри досками, прибитыми к шпангоутам пятью рядами гвоздей с плоскими круглыми шляпками диаметром в два дюйма. Эти декоративные гвозди были отличительным признаком таррады, которую полагалось иметь только шейхам. Много лет спустя я увидел в Осло хранящиеся там ладьи викингов, и они сразу напомнили мне таррады озерных арабов. Оба типа лодок отличаются лаконичной красотой линий.

Четыре человека, двое на корме и двое на носу, вели лодку вперед, отталкиваясь шестами. Они ритмично и слаженно двигались, погружая шесты в воду с одной стороны лодки и синхронно перенося их на другую, когда это было необходимо. Их ружья и плащи лежали в лодке подле них. У каждого был туго набитый патронташ, а на поясе висел изогнутый кинжал с узким лезвием.

Озера начинались тремя милями ниже мадьяфа Фалиха. Приближаясь к ним, мы миновали большую деревню, тянувшуюся примерно на 200 ярдов по левому берегу протока. Дома из циновок, прикрепленных к тростниковым аркам, располагались параллельно берегу, иногда совсем близко друг к другу. Перед домами стояли на привязи несколько телят, тут же бродили буйволицы. Я заметил двух или трех лошадей, туловища которых были покрыты ковриками, а передние ноги скованы железными стержнями. У лошадей Фалиха ноги были скованы таким же образом. В ответ на мой вопрос он объяснил:

— Благодаря этому лошадей нельзя украсть. Если спутать ноги лошади веревкой, вор перережет веревку, вскочит на лошадь — и поминай как звали. У нас лошади породистые, очень ценные, и мы бережем их.

— А почему они покрыты ковриками? Ведь сейчас не холодно.

— Чтобы их не кусали мухи.

По берегу за нашей лодкой бежали собаки. Каждые десять-пятнадцать ярдов они останавливались и, скаля зубы, захлебывались неистовым лаем. На границе своей территории очередная группа собак передавала эстафету другой.

Дети молча смотрели на нас, из домов выглядывали женщины. Ни одна из них не носила покрывало. Мужчин почти не было видно. Мы причалили у большого дома. Один из людей Фалиха крикнул:

— Заир Махайсин!

Из дома вышел пожилой человек, на ходу повязывая куфию.

— Добро пожаловать! Добро пожаловать, йа мухафаз! Входите, входите!

Фалих отказался, хотя человек этот уговаривал нас выпить кофе. Фалих спросил:

— Ты послал лодки с людьми на озеро?

— Да, мухафаз, они все уже там и ждут вас у устья протока.

— В тростниках есть кабаны?

— Есть, но они далеко разбрелись. Вода стоит довольно низко, и они не скапливаются на тростниковых островках.

— Ну, давай садись.

Заир Махайсин ловко забрался в лодку и уселся на настиле. Пассажиры всегда садятся на дно лодки, причем наиболее почетным считается место, ближайшее к корме, напротив кормовой банки. Когда лодка идет на веслах, двое гребцов садятся на корме, на приподнятой палубе, друг за другом, третий садится на передней банке — неудобном узком брусе, а четвертый становится на колени на носу. Я спросил Фалиха:

— Эти люди — маданы?

Фалих и заир Махайсин с улыбкой переглянулись. Фалих ответил:

— Нет, они обычные феллахи — земледельцы. Маданы живут на озерах. Ты увидишь их позже, когда попадешь в Эль-Кубаб.

Еще на подходе к деревне поля пшеницы и ячменя кончились. Проток, по которому шла лодка, был мелководный, и гребцы с трудом продвигали тарраду вперед. Если выпрямить спину, сидя на дне лодки, можно увидеть то, что располагается по обеим сторонам высокого берега. С обеих сторон па протяжении 200 ярдов, поблескивая на солнце, тянулся поросший сорняками липкий ил, а за ним — тростниковые заросли. На этом фоне выделялась стая больших белых цапель. Две египетские цапли, меланхолично сутулясь, стояли на краю канавы. Несколько пестрых ворон шумно ссорились из-за каких-то отбросов. Фалих сказал:

— Вот здесь жители озерного края сажают рис. Скоро они начнут расчищать поля.

Я увидел впереди нас множество людей и лодок. Мы приблизились к ним, вышли из лодки и осторожно встали на осыпающейся дамбе. Несколько стариков, одетых лучше других, пробрались по илу и воде к нам, чтобы приветствовать Фалиха и поцеловать ему руку. Остальные, в большинстве своем мальчики, сидели или стояли в своих лодках неподалеку, где вода была глубже. На некоторых были грубые черные или коричневые плащи, перехваченные на талии; кроме плащей, на них не было ничего. Прочие были в длинных арабских рубахах, подвернутых до бедер. У большинства голова была обмотана кусками ткани, многие имели кинжалы. Несколько мальчиков были вооружены палками с налепленными на них для веса кусками битума. Увидев, что я с интересом рассматриваю эти палки, один из мальчиков с приветливой улыбкой протянул мне свою. В целом это были люди среднего роста с крепким телосложением, со светлой, но обветренной кожей, с открытыми лицами; глаза у них поставлены широко, носы довольно плоские.

Их обмазанные битумом лодки в большинстве своем были невелики. Общее название всех лодок — масхуф, хотя лодка каждого вида и размера имеет свое имя. Несколько лодок, сидящих низко в воде, — матаур — были рассчитаны на одного человека и обычно использовались при охоте на водоплавающую дичь. Другие, чуть больше размером, вмещали двоих, а некоторые были той же величины, что и лодка, на которой я прибыл из Маджар-эль-Кабира. Многие вместо шеста пользовались острогой, перевернув ее вниз рукоятью. Эти остроги представляли собой внушительное оружие: бамбуковый ствол длиной до двенадцати футов с пятизубым наконечником, похожим на огромную вилку для подсушивания ломтиков хлеба, притом с зазубринами на каждом острие.

Перед отправлением Фалих предложил мне взять с собой мое охотничье ружье, так как при таком скоплении народа пользоваться винтовкой было бы опасно. Теперь я с радостью убедился, что винтовки имелись только у четырех гребцов Фалиха, хотя вообще-то у жителей деревень было множество огнестрельного оружия. Во время первой мировой войны местные жители подобрали на полях сражений большое количество британских и турецких винтовок, и с той поры их никто не разоружил.