Амин Маалуф - Лев Африканский

• Название: Лев Африканский
• Автор: Амин Маалуф
• Издательство: АСТ
• Жанр: Современная проза
• Год: 2006
• ISBN: 5-17-034883-5

Из Африки — в пышную и жестокую Османскую империю…

Из средневековой столицы арабской науки и искусств Гранады — в Рим, переживающий расцвет эпохи Возрождения…

Это — история жизни Хасана ибн Мохаммеда, великого путешественника, знаменитого авантюриста и блистательного интеллектуала, при крещении получившего имя Иоанн-Лев и прозвище Лев Африканский.

История странствий и приключений.

История вечного голода духа, снова и снова толкающего незаурядного человека ВПЕРЕД — к далекой, неизвестной цели.

«Потрясающая смесь фантазии и истории!»

«Paris Match»

---

Какая-то женщина неподалеку от меня кричала, что это дурной знак. Я же, слушая ее, вспомнил о потопе в Гранаде, увиденном мною сквозь рассказы матушки, да окружит ее Господь своим милосердием! Был ли и на этот раз подан знак свыше, предвещающий катастрофу? Однако в этот день ничего катастрофического не произошло. В конце дня было даже подписано соглашение. Ради спасения города Папа обязался уплатить огромную сумму денег, шестьдесят тысяч дукатов, что и было сделано. Чтобы показать свой миролюбивый настрой, Климент VII даже отказался от услуг нанятых ранее наемников. Однако имперская армия продолжала продвигаться к Риму. Военачальники, посмевшие заговорить об отходе на прежние рубежи, играли с огнем, во время одной ссоры главнокомандующий ландскнехтов получил апоплексический удар, и командование армией перешло к констеблю де Бурбону, кузену и заклятому врагу короля Франции. Это был человек, не обладавший большим авторитетом, который скорее следовал за армией императора, чем осуществлял руководство ею. Никому уже не было дано совладать с ордой, даже самому императору, который, впрочем, находился в Испании. Вышедшая из-под контроля, непреклонно идущая к цели, сметающая все на своем пути, она рвалась к Риму, в котором надежды вновь сменились паникой. Кардиналы думали лишь о том, куда спрятаться или убежать со своими сокровищами.

Папа же упрямо продолжал верить, что его договор с вице-королем Неаполя остается в силе и будет соблюден, пусть и в последнюю минуту. И только в конце апреля, когда имперские войска достигли берегов Тибра и стояли в нескольких милях вверх по течению от Рима, он задумался об обороне города. Поскольку папская казна была опустошена, он возвел в ранг кардиналов шестерых богатых коммерсантов, которые уплатили за это двести тысяч дукатов. На эти деньги экипировали восемь тысяч солдат, наняли две тысячи швейцарцев и две тысячи воинов из Черных банд, а также четыре тысячи волонтеров из числа горожан.

Я в свои сорок лет не чувствовал себя в силах вставать под ружье. И предложил себя в ином качестве — интенданта. Дабы как можно полнее отдаться этой обязанности, требовавшей присутствия на рабочем месте и днем и ночью, я решил переселиться в замок Святого Ангела, где находились склады вооружения и боеприпасов, и разместил там свою семью. Это было самое защищенное место в городе, и вскоре туда стал стекаться народ. Я занял свою прежнюю камеру, что было непомерной роскошью при том, что другим приходилось целыми семьями селиться в коридоре, где вскоре стало не протолкнуться.

В первые майские дни в этом, если можно так выразиться, лагере беженцев царила необычная атмосфера, чреватая самыми непредсказуемыми последствиями. Мне не забыть, как однажды в замок примчался флейтист папского оркестра и, задыхаясь, закричал во все горло:

— Я прикончил Бурбона! Я прикончил Бурбона!

Звали его Бенвенуто Челлини, он был родом из Флоренции. Один из его братьев дрался в рядах Черных банд, но сам он не служил. По его словам выходило, что он сражался с двумя друзьями у ворот Тритона.

— Был густой туман, но я все же различил силуэт всадника и выстрелил из аркебузы. А когда туман рассеялся, я увидел мертвого Бурбона.

Выслушав его, я лишь пожал плечами. Другие сурово одернули его: бой шел на городских стенах, особенно в районе Борго, и стрельба никогда еще не была такой плотной; над городом поднимался стон ужаса и было не до бахвальства.

Однако еще до вечера, к моему изумлению, рассказ его подтвердился: Бурбон был найден мертвым у ворот Тритона. Когда об этом объявили, раздались восторженные крики. А рядом со мной стоял человек, кипевший от бешенства, — ветеран Черных банд.

— Вот, значит, какая теперь война! С этими проклятыми аркебузами самый отважный всадник может быть сражен флейтистом! Конец рыцарству! Конец честной битве!

Однако в глазах большинства флейтист был героем. Ему предлагали выпить, просили еще и еще рассказать о том, как было дело, превозносили на все лады. И все это было неуместно, поскольку смерть Бурбона ни на секунду не отсрочила наступления неприятеля. Напротив, исчезновение командующего подействовало на солдат развращающе: дисциплина перестала существовать вовсе. Под прикрытием тумана, который делал бесполезной артиллерию, расположенную в замке, ландскнехты вскарабкались по стенам и вошли в город.

Кое-кто еще успел добраться до замка, в их глазах читался ужас от первых подвигов ландскнехтов, свидетелями которых они стали.

Клянусь Богом, позволившим мне постранствовать по миру, пережить муку Каира, никогда еще я не сталкивался с такими зверствами, ненавистью, кровавым упоением резней, святотатством и жаждой уничтожения!

Поверят ли мне, если я скажу, что монашек насиловали прямо на алтарях в храмах, а затем душили? Что монастыри были разграблены, монахи раздеты и принуждаемы попирать распятие, провозглашая, что они поклоняются Сатане, что древние рукописи из библиотек пошли на растопку костров, вокруг которых плясала пьяная солдатня, что ни одно святилище, ни один дворец или дом не избежали участи быть разворованными, что восемь тысяч жителей, по большей части из числа бедняков, погибли, что люди побогаче были взяты в заложники?

Глядя со стены замка на густые клубы дыма, поднимавшегося над городом, я не мог отделаться от воспоминания о своей первой встрече со Львом X, предсказавшим это несчастье: Рим только-только возродился, но смерть уже поджидает его! И вот смерть настигла вечный город.

* * *

Порой на улицах завязывался бой, но несметные полчища атакующих очень скоро подавляли любое сопротивление. В Борго и особенно на подступах к Ватиканскому дворцу швейцарцы сопротивлялись с поразительной храбростью, гибли десятками, сотнями за каждую улицу или здание и задерживали продвижение неприятельских войск на несколько часов. Но в конце концов ландскнехты все равно ступили на площадь Святого Петра и огласили ее победным «Лютер наш Папа!».

Климент VII все еще находился в часовне, не осознавая грозящей ему опасности. Один из епископов бесцеремонно стал дергать его за рукав.

— Ваше Святейшество! Они уже близко! Они вас убьют!

Папа встал с колен и бросился к коридору, ведущему в замок Святого Ангела, епископ шел следом и держал подол его мантии, чтобы он не споткнулся. Когда он проходил мимо окна, какой-то солдат плюнул в его сторону.

— Ваше белое одеяние слишком привлекает внимание! — с этими словами его спутник поскорее набросил на него свой плащ лилового цвета.

Святой Отец явился в замок, живой и невредимый, но без сил, в пыли и растерянный. Велел опустить решетки на воротах замка, а затем заперся, чтобы молиться, а может быть, и плакать.

В оставленном на разграбление городе долго еще хозяйничали ландскнехты. Но замок Святого Ангела был им не по зубам, хоть они и окружили его со всех сторон. Стены, которыми он был обнесен, были крепки, имелись разнообразные артиллерийские орудия в большом количестве и разнообразии: фальконеты, кулеврины, бомбарды, спироли, василиски, пасволаны, серпантины, а его защитники, все до единого, были готовы стоять насмерть.

В первые дни еще ждали подкрепления, зная, что итальянцы, входившие в Святую Лигу, под командованием Франческо делла Ровере, герцога Урбино, недалеко от Рима. Один епископ, француз, шепнул мне на ухо, что падишах преодолел Альпы и во главе шестидесятитысячного войска атакует имперцев с тыла. Новость, однако, не подтвердилась, а армия Святой Лиги не посмела вмешаться в ход событий, хотя могла без особого труда захватить Рим и расправиться с ландскнехтами, предававшимися оргиям и пьянству. Сломленный происходящим, брошенный трусливыми союзниками, Папа вновь пошел на переговоры. 21 мая к нему прибыл посланник императора.

А два дня спустя прибыл еще один эмиссар. Пока он поднимался по винтообразному трапу, я услышал, как кто-то произнес его имя, сопроводив его нелестным отзывом. Это был один из членов клана Колонна, кузен кардинала Помпео. Флорентийский священник набросился на него с бранью, но присутствующие зашикали на него. Многие, в том числе и я, понимали, что этот человек, отличавшийся прямодушием, не мог радоваться тем несчастьям, которые обрушились на его город, что он сожалеет о предательстве, в котором была повинна его семья, и что он готов сделать все, что в его силах, дабы исправить ошибку, попытавшись спасти что еще можно.

Появление в замке представителя рода Колонна меня не удивило. Но чего я уж точно никак не ожидал, так это того, что во время переговоров с Папой речь пойдет обо мне.

Прежде я с ним не встречался, и когда за мной прислали, я не имел ни малейшего понятия, зачем меня срочно вызвали в папские покои.

Климент VII и Колонна ждали меня, сидя на двух близко поставленных креслах в библиотеке. Папа уже две недели не брился в знак траура и протеста. Он предложил мне сесть и представил своего посетителя как «очень дорогого сына, преданного друга». Колонна передал мне послание, при этом в его голосе прозвучало легкое снисхождение: