Федор Кравченко - Семья Наливайко

• Название: Семья Наливайко
• Автор: Федор Кравченко
• Издательство: Воениздат
• Жанр: Советская классическая проза
• Год: 1960

«Семья Наливайко» — повесть, посвященная жизни колхозной деревни в дни войны. Это повесть о трудностях, пережитых советскими людьми в тылу, об их неразрывной связи с фронтом, о величии духа советского народа.

В 1946 году книга была удостоена премии ЦК ВЛКСМ, неоднократно переиздавалась.

---

— Думаешь, что и я суеверный?

Но пока она готовила ужин, Максим ножом содрал черную краску на рамке. Мать сразу же заметила это, но ничего не сказала ему. А Максим все пошучивал…

Поправляя шапку на голове, он в последний раз заглянул в «фамильное» зеркало и сказал:

— Ты эту стеклянную вещь береги, мать. Как никак — наследство…

Он уезжал в приподнятом настроении. Софья, должно быть намеренно, включила электричество как раз в тот момент, когда он покидал дом, — комната внезапно озарилась светом. Максим торжественно произнес:

— Хорошее предзнаменование!

— Хватит, — строго сказала мать.

И он присмирел. Между тем Катерина Петровна подумала: «Пускай у тебя вся жизнь будет такая светлая».

Провожая сына, она сама правила конем. И радостно было ей сознавать, что в домах на главной улице приволжской деревни, по которой они ехали на станцию, впервые за многие месяцы стало светло, как в родных Сороках перед войной.

Часть третья

I

Снег падал и падал, выбеливая потемневшие от паровозного дыма сугробы., Анне Степановне нравилось, когда по утрам вся окрестность как бы оживала, залитая яркими лучами солнца. С вечера обычно все кажется будничным, неказистым, даже противным. Крыши домов серы, под ногами пепельного цвета слякоть; степь, пересеченная Турксибом, кажется угрюмой, дикой. Но стоит присыпать эту задымленную местность свежим снежком, и все сказочно преображается. Особенно хорошо здесь в солнечное утро, когда над белым покровом помолодевшей степи призрачно возникают очертания далеких гор…

Много раз в течение зимы, вокруг этой маленькой станции происходит смена снежного покрова. Потемневший снег остается под спудом, но и свежий быстро темнеет.

Анна Степановна невольно сравнивала его с простынями, которые ей приходилось стирать для общежития кондукторов и стрелочников. Не успевала она поменять белье, как оно тут же грязнилось. Железнодорожники просто не в состоянии были соблюдать чистоту — вокруг дым, угольная пыль, копоть…

Анне Степановне и свое белье приходилось стирать чуть ли не ежедневно. Она работала уборщицей, прачкой, а порой и носильщиком. Потела, пылилась… Да и не было у нее ничего лишнего: часть своих рубах перешила, сделав из них рубашки для малышей.

Поселилась она подле станции Кара-Курган в саманной избе; вместе с детьми терпела нужду, но переезжать в другое место не хотела. Здесь было веселее… Впрочем, не веселья она искала: ведь по Турксибу все время двигались не только товарные, но и пассажирские поезда. Анна Степановна жила надеждой, что когда-нибудь увидит в окне вагона знакомое лицо… Э, да что скрывать: она почему-то была уверена, что по этой дороге когда-нибудь проедет и ее Роман. Ведь все время в одну сторону едут раненые, в другую — выздоровевшие воины…

Да одного ли Романа ожидала она? Разве не могут оказаться на Турксибе Максим или Виктор? Они для нее были такими же родными, как и муж. Еще там, в Сороках, братья Романа называли ее своей сестрой…

Анна Степановна ни одного пассажирского состава не пропускала. И вообще она ходила домой только затем, чтобы немного отдохнуть да покормить малышей. В те дни, когда шел такой, как сегодня, обильный снег, она принималась за лопату. Вместе с другими железнодорожниками ей приходилось бороться против снежных заносов. Это был тяжкий труд… И все же… все же она радовалась, когда свежий снег покрывал потемневшую от дыма и угольной пыли диковатую местность…

А вот Клавдия жила, как в раю, — отдаленный от железной дороги поселок был похож на чистое украинское село. Над белыми крышами домов ослепительно сверкали складки заснеженных гор. И в домах было чисто, светло… Однако же Анна Степановна не завидовала Клавдии. Она наотрез отказалась переехать в «Красный путь», где так хорошо устроилась ее родственница.

Более того, она не хотела встречаться с Клавдией.

А ведь как они обе тосковали…

Анна Степановна жила во всех отношениях скверно: питаться приходилось чем бог пошлет; в избе бывало холодно, особенно в метель. Был такой момент в ее жизни, когда она, следуя примеру других железнодорожников, стащила несколько корявых веток саксаула, этого изумительного казахстанского топлива. Просто подошла к стоявшей в тупике платформе и, пользуясь тем, что она здесь «своя», сгребла немного саксаула на снег. Прикрыв добычу полами брезентового плаща, она спокойно отошла от платформы. И, право же, никто к ней не придрался бы… В ее воображении уже рисовалась заманчивая картина: она топит печь, а вокруг нее собрались малыши. Они отогреваются. Комната наполнена их радостным смехом…

Отойдя от платформы всего несколько шагов, Анна Степановна все же не выдержала — вернулась, бросила саксаул на прежнее место и, заливаясь слезами, почти бегом устремилась к тому самому домику, где ее, как всегда, с нетерпением ожидали голодные, посиневшие от холода дети.

Впрочем, Анна Степановна не сразу вернулась домой: целый час она собирала в поселке сухие стебельки травы, случайно оброненные кем-нибудь клочки бумаги, солому. А на следующий день занялась поисками сухого бурьяна под снегом. Нет, нет, никогда больше рука ее не прикоснется к злополучному саксаулу…

Вот и сегодня, поработав на очистке путей от снега, она могла принести себе корягу, которой на весь вечер хватило бы. Но это же воровство… Нет, нет… В сенях есть «неприкосновенный запас» соломы. Она протопит печь, а затем с кастрюлей сходит в буфет за своим пайком. Ей давали четыре порции какой-то липкой жижицы из муки и бог знает еще из чего. Это называлось «затерухой»…

Анна Степановна проверяла свои запасы соломы в сенях, когда раздался торопливый стук в дверь. Она вышла и увидела Клавдию, державшую в руках присыпанную снегом кошелку. Лисий воротник ее пальто и плечи тоже побелели от снега. А лицо ее так зарумянилось, что Анна Степановна невольно подумала: «Будто с катка пришла».

— Здравствуй, — быстро проговорила Клавдия, целуя Анну Степановну. — Заходить я не буду, спешу. Возьми, пожалуйста, это…

— Что «это»? — недоумевала Анна Степановна, глядя не на кошелку, а на высокие новые боты Клавдии.

— Тут… заячина… Покорми своих малышей, да и сама поешь. Вот ведь какая стала… Как с креста снятая…

— Ничего… другим еще хуже живется.

— Глупо!

— Ты о чем, Клава? — все больше удивляясь, спросила Анна Степановна.

— Все о том же… Какого дьявола ты здесь торчишь? Говорю тебе: переезжай в «Красный путь». Я тебе выхлопочу место в нашей школе…

— Может быть, и жениха найдешь?

— Бессовестная!

Они стояли у дверей; снег падал и падал, словно алебастром облепляя обеих. Анна Степановна сказала:

— Зайди, посиди. Замерзла я, потому и злая…

— Меня ждут, — возразила Клавдия. — В следующий раз посижу. А то нет — лучше ко мне приезжай. Ленечка выздоровеет, так мы его с кузеном познакомим…

— Слово-то какое откопала, — улыбнувшись, заметила Анна Степановна. — Я думаю, что твоему Лене будет скучно с моим Олегом. У моего всего два слова в обиходе: «холодно» и «кушать».

Клавдия вздохнула:

— Ты невозможная.

— Ладно, как-нибудь обсудим мои достоинства и недостатки, — сказала Анна Степановна. — А за эту самую заячину спасибо. Вот только… не знаю, право, как же нам…

— Замолчи! — сердито перебила Клавдия. — Дети живут впроголодь, а она… Ничего мне не надо. Мне это бесплатно досталось…

— Как это… бесплатно?

— Знакомые охотники столько зайцев нынче набили, что всем хватит…

— Охотники или охотник?

— Оставь глупости…

— Ты с Княжанским все-таки встречаешься?

— Анна…

— Ну, а если Максим объявится?

Клавдия отвернулась. Снег падал и падал, оседая на ее каракулевой шапочке и лисьем воротнике. Уже и не различишь, где каракуль, а где лисий мех. Глухо, по вместе с тем как-то подчеркнуто она проговорила:

— Ты знаешь, что я люблю Максима… Только бы он вернулся…

— А Княжанский?

Клавдия нервно рассмеялась:

— Это временное явление. — Вручив Анне Степановне тяжелую кошелку, она уже с горечью прибавила — Осуждаешь ты меня, а за что? Грязная сплетня до тебя дошла, и только. Я с ним не встречаюсь…

— Что ж ты сразу мне не сказала! — воскликнула Анна Степановна. — Вот дурешка! Ну, зайди в комнату.

— Не могу. Грузовик ждет…

Анна Степановна расцеловала Клавдию и, остановившись у дверей своего жилища, подобревшими глазами смотрела вслед родственнице. В голове ее уже созревал маленький, чисто хозяйственный план: заяц, как видно, большой, упитанный; можно будет часть зажарить, а остальное сохранить для «затерухи». Мелкие кусочки мяса превратят эту жижицу в нечто съедобное…