Доминик Бартелеми - Рыцарство от древней Германии до Франции XII века

• Название: Рыцарство от древней Германии до Франции XII века
• Автор: Доминик Бартелеми
• Издательство: Евразия
• Жанр: История
• Год: 2012
• ISBN: 978-5-91852-022-2

Эта книга является итоговым трудом ученого с мировым именем, ведущего французского медиевиста, профессора средневековой истории в университете Сорбонна. руководителя исследований в Практической школе высших наук, известного своими научными разработками в области исторической антропологии. Предпринятые им изыскания позволили по-новому взглянуть на механизмы, управляющие средневековым обществом, выделить его специфические черты, ускользавшие от внимания историков, занимавшихся этой проблематикой ранее. Не случайно во французской прессе результаты исследований Доминика Бартелеми сравниваются с прорывом, совершенным к середине XX века Марком Блоком. Книга о рыцарстве Доминика Бартелеми мало похожа на традиционные исследования этого феномена средневековой Европы и охватывает период, далеко выходящий за рамки возникновения и дальнейшего существования рыцарского сословия. Французский историк рассматривает рыцарство не только как специфическую военную касту, появившуюся в условиях политических изменений в X-XI веках, но как явление культуры, оказавшее определяющее воздействие на становление цивилизации западноевропейского средневековья. Доминик Бартелеми полагает, что рыцарство было своего рода «столпом» средневекового общества, впитав в себя основные ценности и установки той эпохи. На базе аутентичных источников он подвергает всестороннему анализу разные стороны жизни этого сословия. Ученый обращает внимание как на культурные завоевания рыцарства, так и на безнравственные и безобразные стороны его жизни: среди которых настроенность на военные конфликты, или презрение к труду. Особое место в книге занимает глава о так называемой «рыцарственной» культуре и литературе, ставшими своего рода мостом к литературе Нового времени. Книга будет хорошим подарком для всех изучающих французскую историю и литературу, а также для всех интересующихся рыцарями и рыцарством как культурным феноменом.

---

ДЕБЮТ В БРИТАНИИ

Куртуазная любовь и изысканная война смогли найти себе путь не во франкском прошлом, не в мифологии неотомщенных графов и не в атмосфере библейского христианства. Им надо было проложить новую дорогу и найти себе оригинальное пространство, подходящее место. Не могло ли рыцарство со вселенскими амбициями, летящее на собственных крыльях, найти путь и на греческий Восток, и в Британию легенд?

«Любовь-соревнование» (amour emulation), как ее хорошо охарактеризовал Рето Беццола, впервые возникла под пером Гальфрида Монмутского, британского клирика, имевшего высокий ранг[239] и, несомненно, валлийских предков. Его «История королей Британии», датируемая 1138 г., имела огромный успех. Это историко-мифологическое произведение на латыни, какие раннему Средневековью были известны и раньше: разве тему троянского происхождения и реванша над римлянами автор позаимствовал не из франкских преданий?

Такой реванш стал делом рук британского короля — Артура, сына Утера, которому Гальфрид Монмутский посвятил раздел своей «Истории». Эта книга заново возвеличивает кельтское прошлое великого острова в пику саксам, а может быть, имея в виду и других захватчиков… так что в освобождении Галлии-Франции, угнетаемой римлянами, есть и нечто вроде реванша за Гастингс, придуманного через шестьдесят лет британским клириком. В результате возникает произведение, оригинальное по содержанию, даже если его жанр — вполне знакомая легендарная история королей или князей, как появившаяся тогда же «История графов Анжуйских». В каждом поколении можно отметить доблесть, справедливость, блеск какого-нибудь монарха, и король Артур Гальфрида Монмутского одновременно смел и куртуазен.

Король Артур — соперник Вильгельма Завоевателя. Неисчерпаемая щедрость делает его таким же охотником за благородными головами. Его двор пользуется всемирной славой. Пользуясь долгим (двенадцатилетним) миром, он делает этот двор еще ярче, приглашая «кое-каких доблестнейших мужей из дальних королевств». В других местах пытаются с ним сравняться, повсюду любой знатный человек «почитал себя за ничто, если не обладал платьем, доспехами и вооружением точно такими же, как у окружавших названного короля»{930}. И Гальфрид Монмутский умел описать пышность этого двора, его привлекательность и страх, какой тот внушал другим королевствам. На Троицу устраивались месса, пир и игры. Сеньоры и дамы ели раздельно — таков был «древний обычай», более нравственный. Тем не менее женщины «удостаивали своей любовью только того, кто в воинских состязаниях не менее, чем трижды, выходил победителем». В самом деле, «с зубцов крепостных стен» они смотрели на «конную потеху», распалявшую их чувства к рыцарям. Однако трижды — это много: «По этой причине всякая женщина была целомудренна, а стремление рыцаря внушить ей любовь побуждало его к наивысшему душевному благородству»{931}. То есть идея куртуазной любви очень нравоучительна — она здесь служит противоядием потенциальному развращению придворных нравов.

На самом деле этот штрих здесь единичен. Дальнейшее не сводится ни к описаниям игр, ни к превознесению власти дам. В «Истории» Гальфрида Монмутского придворный праздник на Троицу — не более чем повод подготовиться к войне с Римом. Нет ни круглого стола, ни индивидуальных приключений рыцарей. Герои — это короли. В атмосфере, близкой к атмосфере эпопеи, один король (Утер) захватывает жену одного из вассалов, другой (Артур) устраивает крестовый поход против шотландцев в ответ на призыв архиепископа{932}, а потом сходится в решающем поединке с римским трибуном Флоллоном (убивая его на некоем острове на Сене своим добрым мечом «Калибурном» — Эскалибуром) и дает римлянам кровавое сражение. Можно было бы считать все это «жестой», и из числа самых воинственных, потому что при дворе Артура не происходит даже спора между «голубями» и «ястребами». Предвидя перспективу войны, герцог Кадор шумно радуется. Он опасается, как бы долгий мир не сделал бриттов трусами, не подорвал бы их воинской репутации. Ведь, в конечном счете, «где оружие отложено в сторону и ржавеет, но в ходу такие утехи, как кости, пылкие увлечения женщинами и прочее в этом же роде, там, без сомнения, праздность неминуемо запятнает то, что почиталось доблестью, честью, отвагой и славой»{933}. Как вернуть бриттам воинскую доблесть и честь? Герцог Кадор не видит иного средства, кроме войны, и никто ему не возражает. Никто не берет под защиту drueries с предыдущей страницы. Далее эта «История» продолжается почти как «жеста», где король должен быть столь же храбр, как его герцоги и графы[240]. И конец у нее мрачный и кровавый: в результате войн с римлянами, саксами, мятежным вассалом Модредом Артур и его люди гибнут.

Современники не слишком верили в эти сказки о бриттах, но любили их. Они так ими увлекались, что в 1155 г. «История» Гальфрида Монмутского была переведена на французский (романский) язык нормандским клириком Васом — получился «Роман о Бруте». В целом он близок к оригинальному тексту, но его короткие стихотворные строки звучат живей, зрелищу придворного праздника на Троицу он придает больше веселья и блеска. То здесь, то там он добавляет какой-нибудь дополнительный штрих. Если рыцари идут из церкви в церковь, то не только затем, чтобы насладиться красотами христианской литургии, но и затем, чтобы посмотреть на дам. Вас усиливает и щедроты Артура, то есть вознаграждение за рыцарские подвиги. Он обходится без рассуждения о жертвенной гибели в крестовом походе, которое есть в «Истории» Гальфрида Монмутского. Его король Артур в итоге даже не умирает, он просто исчезает — и больше ничего не нужно, чтобы пробуждать воображение читателей и новых авторов. С другой стороны, Вас привносит гениальную идею — король у него учреждает Круглый стол, очень полезный, чтобы компенсировать избыточный дух соперничества, который он привил своему двору. «Для благородных баронов, окружавших его, из каковых каждый считал себя лучшим, чем другие (и никто бы не мог сказать, кто худший), Артур и создал Круглый стол, о которым бритты сложили немало историй. Рыцари (vassal) занимали за ним совершенно равные места»{934}. Никто не имел лучшего места, чем другой, и никого не обслуживали лучше: это по-настоящему были пэры [равные], и никаких споров о первенстве, портивших праздники при дворах графов Фландрских и Булонских, не было{935}.[241]

Согласно Гальфриду Монмутскому, герцог Кадор радуется, что сам Бог разжег гнев римлян, чтобы вынудить бриттов совершать подвиги{936}. И у Васа герцог заключает речь высказыванием в пользу сопротивления, достойным Бертрана де Борна: «Я никогда не полюблю долгий мир»{937}. Но здесь Говен, племянника короля Артура, подает реплику, имеющую противоположный смысл: «Сир граф, право, вы зря волнуетесь. После войны мир хорош, мирная земля лишь прекрасней и лучше. Как раз тогда он годится, чтобы развлекаться и влюбляться, и чтобы из любви к подругам рыцари совершали рыцарские подвиги»{938}.

Итак, можно избавиться от бремени чести предков, от заботы о том, как бы не выродиться, и, словно играючи, выковать собственную судьбу? Устами Говена Вас становится глашатаем некоего нового рыцарства. Это оно устраивает и посещает турниры и придворные праздники в промежутках между войнами князей; это о нем «Песнь о Вильгельме Маршале» дает представление — несомненно, слегка приукрашенное или стилизованное, но все-таки, пожалуй, реалистичное и историчное.

Круглый стол избавляет артуровский мир от феодальных конфликтов, от войн между родами[242]. Больше всего пользы из этих «романов», впрочем, не признавая этого открыто, между 1170 и 1185 гг. извлечет Кретьен де Труа. У него классическое рыцарство обретет литературное признание.

Но вдохновили его не только артуровские перипетии. Куртуазная любовь и изысканное рыцарство проложили для себя путь еще и через три больших античных «романа». Это творения клириков, живших щедротами Плантагенетов и в атмосфере их дворов. Они предприняли переводы в форме романов, то есть переводы на романский, французский язык, великих книг, по которым тогда была известна Античность, для рыцарей, с которыми они общались, которыми восхищались, которых при случае журили и с которыми разделяли, по меньшей мере отчасти, игры и заботы. Эти «переводы» — ив самом деле отчасти «предательства»: в них наличествуют избирательность, адаптация, при надобности упрощение. Все, что нужно для того, чтобы мы увидели в них оригинальные произведения.

КРЮК ЧЕРЕЗ ФИВЫ И ТРОЮ

«Роман о Фивах» (около 1150), «Роман об Энее» (около 1160), «Роман о Трое» (1165, Бенедикт де Сент-Мор) повествуют о героических битвах, кровавых и изнурительных, на основе античного эпоса. Но они сильно отличаются от «жест». Написанные восьмисложным или десятисложным стихом, они уже ближе к прозе. Созданные для чтения, они не рассчитаны на устное исполнение и на то, чтобы производить сильное впечатление при декламации. Это продолжительные и связные рассказы, в духе своих источников. И чтобы вернее довести сюжетные линии до конца, их авторы даже меняют античную интригу, убирают некоторые сложности и отступления и создают новые связи. Можно удивиться или вознегодовать, увидев одежду и доспехи рыцарей XII в. на античных героях — Ахилле, Энее или Этеокле и Полинике, которым отказ от их богов, причем не компенсированный обращением в христианство, придал весьма мирской характер. Можно счесть, что свобода обращения переработчиков с материалом была сильно ограничена и что, когда они там и сям вставляют в греко-римский эпос диалоги и поступки, достойные «Церковной истории» Ордерика Виталия, это создает дисгармонию и беспорядок. Тем не менее это был настоящий творческий процесс, дававший иногда и возможность высказывать особые мнения, каких мы не встретим в других местах. Пробежимся по этим романам, начав с самого раннего — «перевода» «Фиваиды» Стация.