Лиза Марич - Минута после полуночи

• Название: Минута после полуночи
• Автор: Лиза Марич
• Жанр: Исторический детектив
• Год: 2014
• ISBN: 978-5-17-088581-7

Никита Красовский, владелец «Театра-Бис», обращается к частному детективу Вадиму Алимову с деликатной просьбой. Он сообщает, что прима его театра Ирина Извольская получает страшные анонимки, автор которых грозится облить ее кислотой, если она еще раз выйдет на сцену. Красовский предлагает Алимову выяснить, кто из четырех солистов, репетирующих с Извольской, пытается ее запугать.

В ходе расследования выяснилось, что основание ненавидеть певицу имеет всё ее окружение…

---

— Профундо? — заинтересовался Алимов. — А что это такое?

— Это то же самое, что бас, только лучше, — серьезно объяснил чеховский интеллигент. Артисты рассмеялись.

Алимов покосился на шутника. Симпатичное лицо немного портили бегающие выпуклые глаза и тонкие бледные губы.

— Марат Любимов, — представил певца Красовский. — Тенор, вождь аммонитян. Ну, и восходящая оперная звезда — Анжела Давыдова.

Алимов, наконец, осмелился повернуть голову.

Сказать, что она была красива, значит ничего не сказать.

Нежнейшая кожа пастельного персикового оттенка, глаза шоколадного цвета, затененные пушистыми ресницами, вздорный курносый нос и маленький упрямый подбородок. Амазонка разглядывала Алимова не таясь, с бесцеремонностью красивой женщины.

— Меццо-сопрано, служанка Ирины Витальевны, — добавил Любимов невинным тоном.

Все неловко заерзали. Примадонна подняла голову и нахмурилась. Прекрасная амазонка закинула ногу на ногу и презрительно скривила губы.

— Не прикуси язычок, Любимов, отравишься.

— Ребята, хватит, — негромко сказал Сперанский.

Амазонка отряхнула с колена невидимую пушинку. Любимов сложил губы бантиком.

— Ну, кажется, все, — подвел итог Красовский.

— Никита Сергеевич, вы забыли представить Вадима Александровича нашему концертмейстеру.

Чистый голос примадонны прозвучал негромко, но все почему-то вздрогнули. Сперанский с беспокойством оглянулся. Марат вытянул шею, пытаясь увидеть лицо женщины за роялем. Анжела обеими руками крепко взялась за сиденье стула, словно боялась упасть.

Спохватился и Красовский.

— Ох, прости, Мира. Действительно забыл. Ты все время в стороне…

— Пустяки, Никита Сергеевич, — перебила женщина. Встала, поклонилась. — Мира Ивановна Калитина. Я тут лицо без чинов, но предпочитаю обращение по имени-отчеству. Скажем, из уважения к возрасту.

Алимов неловко поклонился в ответ.

Женщине было лет сорок. Стильная стрижка, небольшие, но очень чистые бриллианты в ушах и умелый макияж были бесполезными попытками облагородить невыразительную внешность. Прелестная кружевная блузка со старинной камеей у воротника совершенно не шла простоватому лицу с маленькими карими глазами и слегка приплюснутым носом.

— Что же, у меня все, — подвел итог Красовский. — Продолжайте репетицию, не будем вам мешать. Ира, можно тебя на минутку…

Примадонна скользнула между стульями. Красовский отвел ее в сторону. Амазонка прикусила нижнюю губку.

Спускаясь по ступенькам в зал, Алимов снова взглянул на ссутулившуюся фигуру в конце ряда. Стас сидел, опустив голову, возле его губ пролегла горькая возрастная складка. Вадим Александрович понял, откуда взялся привкус синильной кислоты в аромате яблочной пастилы, которой была пропитана молодая аура секретаря, и снова подумал:

«Ну и обстановочка»…

Обоянь, август 1875 года

ANDANTE[2]

Коляска катилась по узкой улочке. Пристяжные лошадки бежали, изящно наклонив головы в разные стороны. Такая манера езды требовала от лошадей длительной выучки, и левая пристяжная лошадь никогда не запрягалась с правой стороны.

Наконец старые деревянные домики, обступившие их с обеих сторон, исчезли. Дорога свернула к опушке леса, широкой пыльной полосой пролегла между холмами. Еще миг — и с верхушки холма открылся чудесный вид на каменный замок, окруженный каскадом больших прудов. Перед домом пестрели разноцветные клумбы, лестницы с террасы вели к причалу пруда, где покачивались лодки.

Село Обоянь получило свое название благодаря речке, протекавшей поблизости. Речушка была мелкая, грязная, местами заболоченная. Однако владелец ста пятидесяти крестьянских душ пленился живописными окрестностями и выстроил здесь большой деревянный дом.

О Никите Степановиче Переверзеве ходило множество легенд. Барин был чудаковат и больше всего на свете любил угождать друзьям. Однажды приятели, гостившие в доме, попросили хозяина прокатить их в июле на санях. Тот рассмеялся и воскликнул: «Приглашаю вас на прогулку через три дня!»

Проснувшись на третье утро, друзья помещика увидели, что двор перед домом и все окрестности покрыты сверкающими белыми кристаллами. Возле крыльца дожидались сани с теплой медвежьей полостью, запряженные тройкой белых рысаков. Оказалось, что гостеприимный хозяин успел заказать доставку из города трех вагонов соли, а ночью, когда гости заснули, крестьяне рассыпали соль повсюду, куда достигал взгляд.

Крестьяне тайком вздыхали: земля, засыпанная солью, стала мертвой и упорно не желала давать урожай. Но как пойдешь против барской воли?

Прогулка состоялась под свит, хохот и хлопанье пробок от шампанского. Особенно развеселило гостей, что встречные крестьяне и крестьянки как один были в теплых полушубках, валенках, шапках и платках. Гостеприимный хозяин ничего не делал наполовину.

Нельзя сказать, что Никита Переверзев был тиран и самодур. Напротив, помещик исповедовал широкие либеральные взгляды, а единственного сына и вовсе отправил учиться за границу.

Приехав в Обоянь после смерти отца, Алексей Никитич ужаснулся вековой российской отсталости. Открыл в деревне школу, где обучал грамоте крестьянских детей и проповедовал заграничные идеи всеобщей свободы и равенства. Гостей не любил и сам визитов не делал. Однако, как гласит поговорка, если гора не идет к Магомету…

— Барин на покосе, — заявил слуга соседу, явившемуся с визитом.

Гость уважительно щелкнул языком. Вот они, плоды заграничного обучения! Наследник — толковый хозяин, времени на пустые разговоры не тратит! Неудобно отвлекать занятого человека, но очень уж любопытно на него взглянуть!

В поле глазам гостя предстало удивительное зрелище: голый по пояс бородатый мужик, одетый в грязные штаны и лапти, косил пшеницу. Движения производил азартные, но неровные, срезал стебли то посередке, то поверху. Остальные мужики, шеренгой выстроившиеся с обеих сторон, кланялись и ловко уворачивались от острого сверкающего лезвия.

Минуту гость наблюдал за происходящим, а потом сердито спросил:

— Это еще что такое? Почему у него коса в руках не держится? Пьян, что ли?

— С непривычки, — объяснил ближайший мужик. — Алексей Никитич решили самолично урожай убирать, вот и надрываются с самого утра. Уж как ни унимали, как ни просили барина передышку дать — ни в какую! Так и машут ручками спозаранку, вон сколько пшенички перетоптали…

Сосед издал булькающий звук. Получается, потный детина с длинными немытыми волосами и есть наследник покойного Никиты Степановича? А он еще подумывал, не послать ли сына на обучение в Германию!

— Отчего сами не работаете? — спросил гость сурово, потому что очень уж растерялся. — Видите, барин утомился! Боитесь под косу попасть? Так вы сторонкой, сторонкой…

— Да мы-то что! — отмахнулся мужик. — Не за себя боимся, за Алексея Никитича! Он, касатик, часто изволит задумываться, вдруг ножку не туда поставит, оборони бог! Что тогда делать-то будем?

Гость немного потоптался на месте и уехал. На этом соседские визиты закончились, а реформаторская деятельность наследника набрала новые обороты.

Простота и народность нового хозяина пугали мужиков куда сильнее, чем розыгрыши покойного Никиты Степановича. Тот в крестьянские дела не встревал, умных разговоров с мужиками не вел. Иногда потреплет по плечу, проходя мимо, сунет ребенку конфетку или пряник, ущипнет пригожую девку за гладкую щечку — словом, вел себя как положено, по-барски.

Алексей Никитич всех дворовых девок величал на «вы» и по имени-отчеству, отчего те очень смущались, а некоторые даже плакали от обиды. С мужиками барин держался как с равными и без конца рассказывал им чудные истории из заграничной жизни. К примеру, часто толковал об английских баронах и какой-то Хартии Вольностей. Что это такое, мужики не поняли, зато уяснили, что англичане — народ каверзный и к государю непочтительный. Хотели узнать, каким образом в Англии казнят бунтовщиков — головы им рубят, как принято на Руси, либо придумали чего похитрее, однако с вопросами к барину приставать не осмелились. Заметили, что Алексей Никитич от этого приходят в неистовство, начинают размахивать ручками, кричать, что рабство сохранилось лишь в двух самых отсталых странах — России и Америке… Поэтому слушали молча, только языками цокали в особо чувствительных местах — например, когда Алексей Никитич рассказывали про казнь французского короля с супругой. Сделали вывод: французы англичан ничем не лучше, ничего святого за душой. Расходились в задумчивости, покачивая головами: ну и чехарда творится за границей!

А однажды осенней ночью случилась настоящая беда. Мужики давно заметили: осенью и весной Алексей Никитич становятся особенно беспокойны. Теряют сон, начинают бродить по дому, бормочут что-то под нос, отказываются от еды. Вот и в этот раз, видно, выдалась бессонная ночка, раз попросили мужиков собраться.