Джон Фаулз - Дневники Фаулз

• Название: Дневники Фаулз
• Автор: Джон Фаулз
• Издательство: АСТ
• Жанр: Биографии и Мемуары
• Год: 2007
• ISBN: 978-5-17-038781-6 (ООО "Изд-во АСТ") 978-5-9713-6116-9 (ООО "Изд-во "АСТ МОСКВА")

История жизненного и творческого пути Джона Фаулза, рассказанная им самим.

Странствия по Европе и страстная, трудная любовь к замужней женщине…

Ранние стихи, пьесы и рассказы…

Возвращение в Англию — и начало становления Фаулза как писателя…

Вот лишь немногое, о чем повествует первый том «Дневников» Джона Фаулза, книги, которую по достоинству оценили и самые авторитетные критики, и читатели.

---

Мы выдержали испытание до упора, позволив Дж. в очередной раз выплеснуть ее семейные горести (месяц назад это уже было). Я сделал попытку перевести разговор на нас, на наше прошлое; но она готова лишь бесконечно рассказывать о себе. Что удивительно — ведь мы так мало знакомы. Полагаю, имеет место некое избирательное сродство. Дж. нравится мне, она способна на экзистенциальные поступки: она доказала это тем, как поступила с недоделанным Джоном Ардагом. Иными словами, смогла, преодолев бремя собственного прошлого, вышвырнуть благоверного за ворота. Но тем не менее продолжает собирать вокруг себя вызывающих тошноту зомби от среднего класса, а этого я не выношу.

22 ноября

Не могу сосредоточиться на работе. Просто нет времени.

Ночь вроде той, что на 25 сентября. Я был очень уставшим, спал плохо. Всю ночь сновидения-галлюцинации, в центре которых — боль. И опять, проснувшись, не мог припомнить ничего конкретного — только общее ощущение, что «увидел» нечто необычное. На сей раз это было сложное единство существования как источника боли; чувство необходимости боли. Вся утонченность слов, вся безграничность идей, вся неизмеримость сознания — это боль. И это ощущение было на редкость бесстрастно. Словно лицезрение безупречного мастерства стратегии собственного противника.

* * *

Есть три уровня постижения экзистенциализма. Неумное и ошибочное представление, преобладавшее в конце 1940-х годов: экзистенциализм как позднейшая гримаса богемного стиля жизни; то же, чем сегодня является битничество. Второй уровень: интеллектуальное понимание, знание сопутствующих теорий, не более того. И третий: ощущение себя как экзистенциального индивидуума, чувство, при котором бесповоротно и необратимо ощущаешь себя экзистенциалистом. Есть два самых важных, на мой взгляд, экзистенциальных чувства: 1) чувство боли и 2) чувство самоизолированности. Разумеется, оба могут быть проявлением некоего одного. Но не обязательно. Подобное ощущение таит в себе приятную бесстрастность. Оно служит убежищем. Никому и ничему не дано проникнуть в сердце-вину этой изолированности; в ней я существую в незамутненном виде; в ней я неуязвим.

8/9 декабря

На уик-энд приехал Подж. На чай зашли Ронни и Бетеа Пейн. Поджу и мне не импонирует мир Ронни Пейна, мир Флит-стрит и ее мишурного блеска. Мы хором заявили, что ненавидим нового человека с телеэкрана: телезнайку, теле-«экс-перта», человека, без остатка поглощенного собственным публичным имиджем. Но это не более чем старая игра в «разоблачение» оппонента. Подстраховка популярности от противного. Р.П., в особенности, хочет быть таким человеком — всегда стремился быть им. А Подж со своим цинизмом всегда готов восхищаться любым мишурным великолепием. Таково новое веяние моральной моды: он на редкость искусен в том, как ударять по клавишам меж старых нот. Оба, два светских льва, повстречав прирожденного Кандида, подняли на смех и меня, и «Коллекционера».

Не то чтобы меня не восхищали политические убеждения Поджа. Он направил Расселу письмо с благодарностью за его действия в поддержку Кубы[726] — и получил ответ последнего; дошел до палаты общин, агитируя за этого мрачного амбициозного типа Вудхауса[727]. Он постоянно действует; он неравнодушен.

13 декабря

Кинросс. Читаю его ирландский роман[728]. Плох до нелепого: пронизан штампами, полон грамматических и пунктуационных огрехов, изобилует «бутафорскими» пьянками и «бутафорским» сексом. И какое он имеет право судить меня?

14 декабря

Сегодня позвонил Огден (партнер Кинросса): некто отдаленно связанный с компанией «Коламбиа» вышел с предложением касательно «Коллекционера». Тысяча фунтов опцион, шесть тысяч фунтов, если права будут приобретены в девятимесячный срок, еще три тысячи, если книгу изберет книжный клуб США, и пять процентов прибыли продюсера. При удаче я заработаю пятнадцать тысяч фунтов или еще больше. Но есть, конечно, десять процентов Огдена, десять процентов издательства «Кейп» и налог. Чего я не знаю, так это стоило ли мне отказаться — ведь, как признался сам Огден, это было предложение под дулом пистолета.

— Жаль, что я не мог послать их подальше, сукиных детей.

В его устах это звучало вполне по-американски.

1 января 1963

Новый год встретили с Джерри Мэнселлом. Вместе с ним и его женой в их загородном доме в Хэмпстед-Гарден. Мертвый дом. Быть может, это ощущение усугубилось еще и снегом. Джерри превратился в еще более непробиваемого тупицу; его самовлюбленность стала еще нетерпимее, его анекдоты еще длиннее, и так без конца, без конца; он не умолкает часами. Его неопанглоссианское (не «В этом…», но «В моем мире все к лучшему») красноречие дает дуба, да только он не тот человек, какой позволит кому-нибудь это заметить. Он по-прежнему самый успешный и самый важный человек из всех, кого он знает. Неуспешна одна бедная Диана — никак не может забеременеть во второй раз и насыщает комнату аурой мертворожденного дитяти. Онемевшего и побелевшего.

Он, в лучших традициях, по снегу и льду доставил нас домой. Ужасно, как такие люди расцветают во всем блеске в неблагоприятных обстоятельствах; ведь сделал он это лишь для того, чтоб покрасоваться, пойти на минимальный риск, показать себя мастером на все руки. Нелепо.

Меня он ненавидит. Когда Элиз показала ему книгу со словами: «Вот что написал литературный агент Джона», — он не проронил ни слова. В ходе всего вечера ни один из них не поинтересовался, как обстоят мои дела. Во многом, думаю, это личная неприязнь, но еще он ненавидит всех, у кого есть ученая степень. Он не только еврей, который никогда не признает, что он еврей, но и сноб, презирающий культуру и образование, который ни за что не признает, что не обладает ни тем ни другим.

Не забыть: спросить Дженнифер Ардаг, знал ли он о «Коллекционере».

8 января

Кон и Кинберг: двое американцев, купивших «Коллекционера»[729]. Я отправился к ним на Уигмор-стрит. В серых джемперах, серьезные, искренние и, боюсь, чуть-чуть ограниченные. У них сложился неизменный взгляд на книгу, и я чувствую, что сдвинуть их не удастся. Прежде всего это касается финала: девушка не должна погибнуть. Я заметил:

— Это то же самое, что избавить от страданий мученика. Изъять с креста гвозди.

— А разве Христос не воскрес? — отвечает Твидлидум (даже Арчи Огдену неведомо, кто из них кто).

— Она воскреснет в памяти людей.

На этом переговоры прервались, и мы вернулись на исходные позиции.

10 января

«Коллекционер» приносит массу треволнений. Похоже, уже сейчас — за пять месяцев до выхода в свет — он относительно успешен. Я получил за него кучу денег (если учесть, что это первый роман) и множество похвал от тех, кто его прочел. Но чувствую, что профессионалы считают его случайностью, одиночной вспышкой.

Главный вопрос заключается в том, уходить ли мне летом (в мае) из Св. Годрика или нет. Если придут деньги за экранизацию, буду идиотом, если останусь; если не придут, я буду идиотом, если уволюсь. Знакомый бухгалтер рекомендует мне нанять Элиз, чтобы уйти от налогов, и подать на возмещение расходов за последние десять лет.

Все это тревожит, не дает сосредоточиться на работе. Ожидание. Нерешительность по поводу того, что писать дальше. Мелочные соображения: какие подарки нам надлежит делать людям, знающим, что мы «богаты». Достаточно ли мы щедры? Как говорить о книге с другими, говорить ли о ней вообще?

Все это вырастает в тревогу.

2 января

Дорогой Джон!

Я прочел твой роман, возможно, быстрее, чем следовало бы, но я знал, что мама ждет своей очереди. Прошло, должно быть, много лет с тех пор, как я читал романы, и по этой причине — наряду с другими — я наверняка окажусь негодным критиком.

Мне трудно отойти от педантичной манеры письма викторианских романистов, которые не позволяли своим персонажам развиваться на протяжении всего долгого рассказа. Полагаю, после этого появился биографический, социологический тип писателей, ныне ударившихся в психологию Фрейда. Мы порвали с морализаторством наших отцов, но это означает, что некоторым из нас приходится учить новый язык. Это без труда дается со временным писателям, таким как ты, как и искусство изобретения условий, в которых фразы должны вмещать в себя озадачивающий поток идей, каковые должны усваиваться в контексте описываемых событий.

У тебя очень хороший сюжет, хотя, возможно, тебе не нравится, что я употребляю это слово. При инсценировке для него потребовались бы двое (если не трое) первоклассных актеров, а что касается фильма, то ты должен быть готов к тому, что гиены растерзают всю конструкцию. На твоем месте я бы позволил им это сделать. Они знают свою работу.

Что касается твоих героев, Фердинанд[730] выстроен и психологически прорисован так, чтобы помочь разумным людям получить представление о смутном мире фантазий, брезжущих в душах их несчастных собратьев. Я не понимаю девушку и сомневаюсь, что смог бы ее понять, живи я даже в кругу людей ее склада. Это ни в коем случае не означает, что я сомневаюсь в ее существовании, и именно по этой причине некоторые из нас должны быть благодарны за прозрение, которое обнаруживается в твоей истории. Парень-художник — тип, исторически вызывающий отвращение, и я презираю его настолько, что даже самым непечатным словам не дано до конца выразить мои чувства[731]. Но он существует и, несомненно, процветает подобно многим божкам, чьи зоркие глазки проникают глубже, нежели их души.