Джон Фаулз - Дневники Фаулз

• Название: Дневники Фаулз
• Автор: Джон Фаулз
• Издательство: АСТ
• Жанр: Биографии и Мемуары
• Год: 2007
• ISBN: 978-5-17-038781-6 (ООО "Изд-во АСТ") 978-5-9713-6116-9 (ООО "Изд-во "АСТ МОСКВА")

История жизненного и творческого пути Джона Фаулза, рассказанная им самим.

Странствия по Европе и страстная, трудная любовь к замужней женщине…

Ранние стихи, пьесы и рассказы…

Возвращение в Англию — и начало становления Фаулза как писателя…

Вот лишь немногое, о чем повествует первый том «Дневников» Джона Фаулза, книги, которую по достоинству оценили и самые авторитетные критики, и читатели.

---

Том Мэшлер. Звонит — волнуется, что я пишу рассказы за деньги, что меня «доит» Кинросс. Не смешно ли, что он смеет давать мне подобные советы? Он, не исключено, знает все на свете о том, как продавать книги, я же знаю все о том, как их писать. Самое нелепое, что он даже не сознает, сколь оскорбительны такие «рекомендации».

12 апреля

Приятно быть «свободным», это как награда за добродетель. Мы по-прежнему тратим слишком много денег, но ведь мы столько лет прожили, не смея потратить хоть сколько-нибудь. Испытываю муки совести оттого, что ничего не жертвую на благотворительные нужды. Сознаю, что должен это делать; но, как и со всем прочим, даю такого рода решениям отстояться — так сказать, на время «запираю» их (да простится мне рожденный под настроение неологизм).

Сегодня прошелся по Флит-роуд и купил несколько книг. «Литературные реликвии» Фицджеральда (1889) в трех томах[742]; «Сочинения» Овидия в трех томах; еще один томик — Петрония и других римских скабрезных авторов; «Лоуренс Аравийский» Томаса[743]: «Избиение младенцев» Уиндема Льюиса (первое издание) и «Дневник» Барбеллиона (первое издание)[744]; кроме того, чашку и блюдце из Нью-Холла, сделанные в 1830 году; стаффордширскую переносную голубую вазу; альбом открыток эдвардианского периода (новое коллекционное увлечение) с видами Хэмпстеда и фото мюзик-холльных красоток; а также дрезденский горшочек для сливок за два фунта.

Часть свободного времени трачу, надписывая свое имя на сотнях книг, которые я приобрел за последние десять лет. На каждой значится: «Джон Фаулз, 1963».

14 апреля

Барбеллион. Его недооценивают — и как писателя, описывающего природу Англии в традиции Джеффриса/Лоуренса[745], и как феномен английского социума: исключение из правила, человек, чье творчество зиждется исключительно на пережитом опыте. По сути дела, он — один из первых «сердитых молодых людей».

Его ощущение себя неузнанным Гулливером в мире лилипутов; его отвращение к преклонению перед Библией; его перечитывание старых дневников и забвение столь многих из них; его метания от научного к художественному в подходе к природе; его расцвечивание повседневного — все это характерно и для меня.

Все мое «сознательное» детство — от десяти до двадцати лет — я провел, в одиночестве блуждая по сельской местности, наблюдая за птицами, разыскивая цветы, бабочек; полагаю, я был бы лучшим литератором, если бы больше читал и учился писать уже тогда, а не в возрасте тридцати с лишним. Но эта влюбленность в природу — так ли уж она тщетна?

16 апреля

Пишу заметку о «Коллекционере» — предположительно для «Энкаунтера». В ней замечаю, что с момента создания книги перестал грезить на тему Синей Бороды. Это соответствует действительности, но произошло не сразу. Одна из причин, не упомянутая в заметке, — то, что я уволился из Св. Годрика; иными словами, оказался оторван от самого плодородного источника. Думаю, некогда я «выкрадывал и заточал» архетипы — обобщенные образы девушек. Но на протяжении многих лет их должны были воплощать те, кого я знал лично, — ученицы.

«Санди таймс», 14 апреля 1963

ПРИПОЗДНИВШИЙСЯ АВТОР

На прошлой неделе Джон Фаулз оставил пост преподавателя в Хэмпстеде. Ему тридцать семь лет, а учительствовал он с момента окончания Оксфордского университета. На протяжении пятнадцати лет он отдавал письму все свое свободное время. Он закончил две книги и начал, но не дописал еще двенадцать. Считая, что его произведения непригодны для печати, он не отсылал их в издательства — до прошлого года, когда отправил агенту рукопись романа под названием «Коллекционер». Ее тут же купило издательство «Джонатан Кейп».

Книга выйдет в свет только в будущем месяце, но уже пять месяцев назад права на ее публикацию в мягком переплете были проданы за 3,5 тысячи фунтов; права на экранизацию приобрела компания «Коламбиа», и работа над сценарием уже завершена. Права на публикацию за рубежом были проданы в Америку Францию и Италию, а издательство «Кейп» уже приступило к выпуску второго издания. На сегодняшний день книга принесла автору 12 тысяч фунтов. По этой причине Джон Фаулз, говорящий о себе: «Должно быть, я — припозднившийся автор», — на прошлой неделе оставил свою работу.

До нынешнего момента он не разрешал издательству «Кейп» делиться с кем-либо информацией о себе, поскольку был слегка обеспокоен впечатлением, какое мог произвести его роман на коллег — преподавателей хорошо известного колледжа для девочек.

Книга повествует о необразованном клерке, похищающем студентку у ворот ее дома в Хэмпстеде. Он запирает ее в загородном доме, но ни разу не прибегает к насилию. Издательство «Кейп» считает роман блестящим образцом мастерски написанного триллера.

Фаулз заявляет, что воссозданная в нем коллизия являет собой архетипическую мужскую фантазию: «Психологи называют это фантазией на тему Синей Бороды. Я и сам позволил себе увлечься ею».

«А он казался таким приятным молодым человеком».

Санчия. Я встретился с нею в пресс-офисе отеля «Савой». За пишущей машинкой — довольно угрюмого вида клерк, два высокомерных сотрудника по связям с общественностью и Санчия — все еще с лицом девочки, но с проблесками седины в черных волосах (ей двадцать девять, я позже не удержался и спросил ее), с ее непривычной манерой общаться непринужденно-официально, словно мы виделись только вчера, а не десять лет назад. Она налила мне виски, повозилась с именными билетами на какой-то обед, помогла угрюмому клерку-иностранцу надписать конверт, после чего он очень по-заморски прикоснулся губами к ее ладони, пожал мне руку и вышел.

— Это Христов, — сказала она. — Горе мое.

— Христов?

— Тот самый Христов.

— Певец? — Оказалось, это действительно он[746]; вне сцены он похотлив. Затем мимо прошла оживленная иностранка. Это была Амелия Родригеш, исполнительница португальского фадо.

Чуть позже я вытащил Санчию из «Савоя», и мы двинули в бар «Хенеки», что на углу Стрэнда, где я заставил-таки ее сбросить маску наигранной бодрости. Это случилось не сразу, но в конце концов она поведала мне все, что приключилось с нею за минувшие годы. Пять лет в Африке и вот уже два года в Европе: в Париже, в Лондоне, пробавляясь то одним, то другим и находясь едва ли не на грани нищеты — впрочем, невсамделишной, ибо родители всегда готовы ей помочь, если станет совсем уж невмоготу. Она то прозябает на рю де ла Юшетт в Париже, то работает официанткой в Кембридже. Типичная ситуация для женщин из среднего класса: они хотят быть независимыми, стремятся доказать, что на это способны — и тем не менее раз за разом терпят крах, терпят неизменно, при всех деньгах, что за ними стоят.

При ней все еще былой шарм — шарм princesse lointaine[747], с которой она у меня ассоциируется; однако теперь я взираю на него как бы в бинокль и уверен, что этот шарм быстро испарится, стоит лишь оказаться с ним в более тесном соприкосновении. Ибо он в огромной мере зиждется на отказе взглянуть в лицо реальности, как физической, так и духовной. Я вытянул из нее подробности теперешних ее отношений с «женатым мужчиной». Итак, они всегда изъясняются аллегорически. Они живут в Индии (где ни она, ни он никогда не были). С. обитает на дереве, мужчина приходит охотиться в ее «владениях»; иногда она удостаивает его ответом, иногда взлетает «так высоко», что общаться они могут только в третьем лице — через цаплю. «Цапля говорит…»

— Ну что за ребячество, — отреагировал я под конец.

Но в ее глазах это «замечательный» опыт.

— Так мы поверяем друг другу то, что нельзя выразить иначе.

Потом она часами распространялась о своей семье, об ужасной, властной, безумно неуверенной в себе матери.

— Я не могу выйти замуж, — сказала С. — Должен же быть какой-то выход. А для меня любой брак как родители.

Рассказала, что пять лет прожила в Южной Африке с немцем, бывшим эсэсовцем.

— Он был очень суров, но приучил меня быть независимой.

Она без умолку говорила о себе. Из меня, должно быть, вышел бы первоклассный психиатр. Женщины определенного типа, лет тридцати с небольшим, обманутые в своих ожиданиях, доведенные до ручки мужчинами (Дженнифер Ардаг, Лоррейн Робертсон), обретают во мне идеального отца-исповедника. В случае С. я сам на это напросился, поскольку упорно задавал ей вопросы, которые она ненавидит, но в которых, как мне кажется нуждается: иными словами, ей нужно, чтобы, тактично обходя ее уловки, ее загоняли в угол.

Тот вечер был очень любопытен. Под конец мы прохаживались вверх и вниз по Тоттнем-Корт-роуд; и я ощутил, как к старому чувству горечи — оттого, что я никогда не смог бы быть С ней близок (так взираешь на гору, на которую никогда не взойдешь, или страну, в которую никогда не поедешь), — примешивается печаль за нее, теплота и жалость. В своей обычной уклончивой манере она пыталась выразить то же самое — позволив себе проявить малую толику непосредственного чувства, которое тотчас спрятала, завуалировав какой-то банальностью.