Джон Фаулз - Дневники Фаулз

• Название: Дневники Фаулз
• Автор: Джон Фаулз
• Издательство: АСТ
• Жанр: Биографии и Мемуары
• Год: 2007
• ISBN: 978-5-17-038781-6 (ООО "Изд-во АСТ") 978-5-9713-6116-9 (ООО "Изд-во "АСТ МОСКВА")

История жизненного и творческого пути Джона Фаулза, рассказанная им самим.

Странствия по Европе и страстная, трудная любовь к замужней женщине…

Ранние стихи, пьесы и рассказы…

Возвращение в Англию — и начало становления Фаулза как писателя…

Вот лишь немногое, о чем повествует первый том «Дневников» Джона Фаулза, книги, которую по достоинству оценили и самые авторитетные критики, и читатели.

---

— Мне хочется шоколада, — попросил я.

Юноша нашел магазин, где продавались крохотные шоколадки.

— Мне нужны большие, — сказал я.

— Таких нет, — ответил он и посмотрел на меня с легким недовольством.

Но уже в соседнем магазине лежали большие плитки. То же самое повторилось и с яйцами. Я сказал, что хочу яйца вкрутую. «Oeufs durs» он не понимал, а я не знал, как будет по-гречески «варить», не говоря уж о «кипятить». Мы зашли в две таверны — там нас приняли без особого удовольствия и сказали, что яиц у них нет. Юноша был очень удручен.

— Яиц нет, — сказал он.

Меня это стало раздражать.

— Бог мой, ну должен же кто-нибудь продавать яйца!

— Никто не продает.

— Послушай, все, что мне нужно, — это три или четыре яйца, и пусть кто-нибудь их сварит.

— Нет. Их никто не сварит. On ne peut pas. On ne peut pas[337].

Юноша смущенно уставился в землю, не понимая моей настойчивости. И он победил. Я довольствовался булочкой, сыром и шоколадкой.

Затем мы отправились за ключом от хижины на горе; по мощеному переулку пришли к дому, где в темной комнате с зарешеченным окном за ткацким станком работала женщина. Она к нам вышла. Ключ был у ее отца, а он ушел. «А когда придет?» Женщина пожала плечами, предположила, что через час, но в голосе не было уверенности. Сверху высунулась ее мать, она хотела знать, в чем дело. Из окна соседнего, увитого виноградом дома выглянула женщина с ребенком. Девушка с ведром остановилась и слушала. Греческие нудные переговоры продолжались.

— Ничего хорошего, — сказал юноша, выдерживая свой стиль пессимиста. — Вам нельзя идти. On ne peut pas.

Оставив его слова без внимания, я заговорил по-гречески. Как я понял, требовалось письмо из туристической конторы.

— Это не обязательно, — сказал я. Переговоры возобновились. Мне предложили пуститься в путь завтра.

— Нужен проводник. Дорогу хоть знаете?

— Знаю. — Я назвал расположенное над Араховой летнее селение. Это было ошибкой. Дорога пролегала не там.

— Dexia, — сказала женщина. — Ochi Kalyvia[338].

— Ne, ne, хеrо — dexia[339].

Мои слова их немного успокоили.

— Я должен идти сегодня утром, — настаивал я.

— Он не знает дорогу, — сказала молодая женщина и прибавила, обращаясь к юноше: — Ты должен его проводить.

Юноша дал задний ход.

— Нет, нет… только не сегодня… then boro[340]. — Он прямо зациклился на отрицании всего, чего можно.

Пожилая женщина перешла к главному:

— За ключ вам придется заплатить десять тысяч.

— Понимаю, — сказал я и полез в карман. Атмосфера заметно потеплела. Стало ясно, что перед ними простофиля.

— Хорошо, — согласилась пожилая женщина. — Завтра. Принеси ключ.

Молодая женщина вернулась с двумя ключами и дверной ручкой. Я подумал, что хижина нечто вроде Опасной часовни — до нее не только трудно добраться, но и войти непросто.

Однако приготовления закончены. Я расстался с юношей и пустился в путь — вверх по виноградникам, посаженным вдоль глубокой и широкой Дельфской долины, к Левадийскому плоскогорью. На первоначальные трудности я смотрел как на естественные препятствия, без которых не вырваться из безликой толпы, важный этап в развитии молодого писателя.

Сильно пекло. Ветра не было. Вскоре тропа, по которой я шел, заметно сузилась, и я перебрался на идущую наискось, мимо церкви и высохшего источника, широкую дорогу. Вид высохшего источника заставил меня подумать о воде и о том, что я совершенно не знаю пути. Единственным источником информации была страница из путеводителя Бедекера — там несколько туманных строк посвящались этому восхождению. Женщина говорила, что путь трудный. Я представлял возможные опасности: жажда, падение в пропасть. Бандиты из коммунистов, даже сверхъестественное — как вариант — не упустил. Но несмотря ни на что, я был счастлив. Мимо спускалось много людей из летнего селения в Арахову.

— Yassou[341], — говорили они.

— Yassou, — отвечал я.

Один засмеялся:

— Na[342], англичанин взбирается на Парнас.

— Я иду правильной дорогой? — спросил я.

Они кивнули и указали на скалы наверху. Я продолжил путь и, как впоследствии выяснилось, пересек тропинку, ведшую к хижине. Я шел все по той же широкой тропе, постепенно набирая высоту. Напротив простиралось еще одно высоко расположенное плато с участками вспаханной рыжей земли и ярко-зелеными полями. Внизу, далеко внизу, множество олив. Наконец дорога обогнула небольшую скалу и резко пошла вверх, к перевалу, позволяющему выйти на плоскогорье. Дул прохладный ветер. Плоскогорье лежало ниже меня: две-три мили зеленеющих полей и в дальнем конце — компактная группа из каменных домов. На западе и севере поросшие пихтой склоны. У гор был северный вид, они высились темной стеной. На востоке тоже пихтовые леса; крутые серые склоны по мере подъема становились все более голыми, деревья попадались реже, а потом и совсем исчезли; а над всем этим в форме арки вздымалась гора, к которой я шел, — грандиозная, изогнутая, затянутая облаками. Я спустился по каменистой тропе на плато и там увидел росшую из расщелин в камнях гвоздику и горную петрушку. Каменки распускали, красуясь, свои хвосты. Надо было идти к деревне: на плато никого не было, а я не знал, где та тропа, которая ведет налево. Стая серых ворон — зловещих хищных птиц — подозрительно поглядывала на меня из-за груды камней. Дойдя до деревни, я подошел к двум мужчинам, стоявшим поодаль от пашни. Большинство домов выглядели необитаемыми, обветшалыми. Мужчины оказались любопытными, но помогли: двое подошедших юношей показали мне тропу, вившуюся высоко в хвойном лесу, и я продолжил восхождение, следуя на звук пастушьих колокольчиков.

Я вышел на пастуха — загорелого доброжелательного человека, — расположившегося с семейством (жена и трое сыновей) под развесистой пихтой. Он объяснил мне, как идти дальше, пригласил пообедать с ними — помидорами, огурцами, йогуртом, козьим молоком. Это меню он подробно перечислил, радуясь, что может угостить странника, и чуть ли не умолял меня присоединиться к трапезе. Так я впервые познал удивительное гостеприимство парнасских пастухов. Все они были почти мифически добры. На поверхности молока я заметил частички навоза и попросил стакан воды. Они смотрели, как я пью, и улыбались. Я оглядел их временное пристанище из пихтовых ветвей и каменьев; вместо крыши — натянутая ткань; внутри несколько ковриков, одеяла, много закоптившихся горшков и сковородок. Выше пастухи живут в крошечных, но сложенных целиком из камня домиках; они стоят под нависшими утесами; рядом, за каменной оградой, загон для овец. Однако внутри та же цыганская простота — самодельные коврики, одеяла из овечьих шкур, несколько сковородок, кастрюль. И так они живут все лето.

Тропа круто вилась вверх по пихтовому лесу; казалось, ей нет конца. Вокруг было много птиц — синичек, корольков — и бабочек. Как будто снова вернулась весна. Пролетел черный дрозд. Наконец я вышел на каменистое неровное плато у западной вершины. Холодный ветер дул со стороны облаков, по-прежнему окутывавших горы. Тут тропа разветвлялась. Я заколебался, замедлил ход и впервые почувствовал себя неуверенно. Тогда я еще не догадывался, что пастухи живут и на такой высоте. Было холодно, облака угрожающе потемнели, видимый склон горы отливал серым цветом — холодным, зловещим. Ничего похожего на Грецию. Выбрав одну из троп, я пошел по ней дальше — к долине.

Вдруг я увидел, что за соснами клубится дымок, и воспрял духом. Услышав вдалеке звон колокольчиков, я быстро спустился по склону долины. Противоположный склон был крутой, каменистый, заваленный упавшими деревьями. Костер я нашел, но вокруг не было никаких признаков жизни — только тлеющие ветки, коврик из ползучих искр. Я огляделся и, думаю, не удивился бы, увидев, что меня окружили краснокожие индейцы или по меньшей мере бандиты. Но тут вновь выше меня, в лесу, послышался слабый звон колокольчиков. Я заторопился наверх, обливаясь потом и испытывая нестерпимую жажду. Звон колокольчиков становился все громче, и вот на открытом месте появились овцы. Уже через минуту я был в лагере пастуха. Меня принял глава семьи — суровый на вид, но обходительный старик. Ему хотелось знать обо мне все. К нам присоединились двое юношей и мужчина. Их хижина была просто щитом от ветра. Я видел их ложе: прямо на земле валялось несколько ковриков, шкуры и теплые пальто. Они преподнесли мне флягу, полную воды. Я подарил им сигареты. Похоже, все пастухи здесь без ума от сигарет. Старик предложил мне прилечь отдохнуть, поесть с ними. Но я спросил, как добраться до kataphygeion — хижины. Один из юношей вызвался проводить меня. Он взял свой пастуший посох, плащ и повел меня в гору. Юноша шел привычной для него, пружинящей походкой, широко шагая с камня на камень и сохраняя равновесие с помощью посоха. Со стороны это казалось просто, но я все время отставал. Время от времени он останавливался и задавал мне вопросы; иногда подбирал гильзы, оставшиеся со времен Гражданской войны, говорил о коммунистах. Я понял, что юноша против них, хотя было видно, что он потрясен тем, сколько потребовалось времени и людей, чтобы освободить от них Парнас. Мы выбрались из леса, миновали несколько небольших долин на пути к маячившей впереди вершине. Я спросил, как далеко до центрального пика. Два — два с половиной часа ходьбы, ответил юноша. Путь долгий и трудный. Он пытался объяснить, как туда дойти, но я не понимал многих слов и только еще больше запутался. Мы прошли мимо глубокой и узкой расселины. По словам юноши, на ее дне лежит снег; он остановился и бросил камень в зияющую пустоту. Камень несколько раз ударился о боковые стороны отверстия, а потом воцарилась странная тишина, бесконечная, как будто у пропасти не было дна. Я так и остался при этом убеждении.