Джон Фаулз - Дневники Фаулз

• Название: Дневники Фаулз
• Автор: Джон Фаулз
• Издательство: АСТ
• Жанр: Биографии и Мемуары
• Год: 2007
• ISBN: 978-5-17-038781-6 (ООО "Изд-во АСТ") 978-5-9713-6116-9 (ООО "Изд-во "АСТ МОСКВА")

История жизненного и творческого пути Джона Фаулза, рассказанная им самим.

Странствия по Европе и страстная, трудная любовь к замужней женщине…

Ранние стихи, пьесы и рассказы…

Возвращение в Англию — и начало становления Фаулза как писателя…

Вот лишь немногое, о чем повествует первый том «Дневников» Джона Фаулза, книги, которую по достоинству оценили и самые авторитетные критики, и читатели.

---

Плыву по течению в ожидании свежей струи или земли, которая не окажется миражом. Так много абстрактных «измов», так много больших и мелких затруднений. Пора бы сражаться с драконами, а вокруг скребутся одни мыши. Я в камере, ищу шаткий кирпич, но если найду, как это отразится на моем будущем? Оставшись здесь, я превращу свою жизнь в тюрьму и навсегда уничтожу свою подлинную сущность. Это особое самоубийство — уход от реальности. Ведь если эта жизнь настоящая, то тот человек, которым я обязательно был бы при других обстоятельствах, — призрак. Ненавижу этот город и его дешевую, жалкую пародию на жизнь.

2 января 1950

Девушка Саутенд-Хай-стрит. Доступная, плохо одетая. Но хорошенькая и, что любопытно, потом я понял: в ней есть нечто лоуренсовское. Саутенд-Хай-стрит я еще как-то выношу, в этой улице есть определенность, своя индивидуальность, это занятно.

Хейзел за чаем:

— Наверное, до меня, когда я еще была на небесах, вы так же сидели здесь, пили чай и смотрели на огонь.

Новая стадия моей непонятной болезни. Ощущение — будто спишь в доме с привидениями, но призраков не видишь. Этим утром я ускользнул от miaiseries[27] и пошел по дороге между Чокуэлом и Олд-Ли. Тусклый, промозглый, ветреный день, всепроникающая серость. Прилив в своей высшей точке, море неопределенного серо-зеленого цвета, предвещающего шторм. Людей немного, у берега стоят на якорях яхты и катера. Птиц не вредно, одни только чайки покачиваются на волнах или неуклюже взлетают ввысь. Из Ли в сторону затянутого мраком восточного побережья движется рыболовная флотилия, одномачтовые суда покрашены в серый или зеленый цвет, вся команда на палубах. Я завидую вольной жизни рыбаков. Олд-Ли — расположенная особняком узкая улочка, на ней стоят пахнущие морем грязносерые дома, все так же хранящие рыбацкий колорит и naïveté[28]. Железная дорога в данном случае не дает распасться этой своеобразной общине. За Олд-Ли темной полосой тянутся сараи. Эллинг. Дальше — дамба, неподалеку — городская свалка. Тоскливо. Хотя в каком-то смысле все упорядочено, все на своем месте. К этому району можно испытывать даже любовь — с примесью печали.

5 января

Капризное желание отправиться на дальнюю прогулку. К острову Канви, за дамбу туда, где находится «Шелл Хейвен»[29]. Тусклый прохладный день, как бы поделенный по погодным условиям пополам. Приглушенная синева неба пробивалась утром сквозь непрерывно бегущие облака и окрашивала все вокруг в интенсивный серо-голубой цвет, отчего трава казалась ярко-зеленой, а вода серой и покрытой рябью, воздух был прямо акварельный. Позже стало холоднее, ветреннее, свет потускнел. Эта часть острова пустынная, здесь множество кроликов. Мне повстречался дружелюбный мужчина с красным лицом, он нес старую холщовую сумку, из которой торчала бутылка. Один из немногих оставшихся здесь крестьян. Вскоре я дошел до пустыря, мне открылись горы булыжника, снующие туда-сюда грузовики, краны, причалы, вдали автоцистерны. Один или два покинутых, пустых дома, мало птиц. Странное место. Рядом с автоцистернами, навевающими представление о живой атмосфере погрузки нефти на танкеры, оно кажется особенно заброшенным. Здесь не было ни души. Бухта в этом месте широкая, открытая и безликая — совсем не то что у Олд-Ли.

Иду мимо стоянки автоцистерн — людей там на первый взгляд нет; мимо белого дома в окружении нескольких низкорослых, похожих на кустарник деревьев, — в нем на верхнем этаже светится окно; и, обойдя пустующий армейский лагерь, с казармами, вышками и прочим, уже непригодным, оборудованием, направляюсь в густо заселенный центр Канви. Все дома — одноэтажные, непрочные постройки, однако повсюду телевизионные антенны. Живущие здесь люди, похоже, не обращают внимания на разруху и запустение в остальной части острова — к востоку, где пропадают сотни акров лугов и болот. Здесь же — словно сердцевина салата.

Разочарование от Оксфорда — будто прокололи булавкой воздушный шар. Недружелюбие как стиль поведения. Мучительное желание обрести цель, жизненную задачу. Сомнения по поводу будущего и литературных способностей. Наводящие уныние результаты — успехи чередуются с провалами.

Весь день на ногах, встречался с преподавателями, просто с людьми. День сырой и теплый. Вечером тротуары напомнили мне о том, что забыл, — о лете, об ощущении счастья. Необычный запах, западный ветер, чувство, что оживаю. Ностальгия по прошлому и заглушающая ею печальная мысль: какой прок в такой чувствительности, эмоциональности, погружении в прошлое, когда настоящее такое, как есть? Здесь конкуренция, соперничество. Chacun pour soi[30] в социальном и академическом смысле. Каждый обладает недоступными мне качествами.

«Три сестры» Чехова. Слушал пьесу в серое, унылое воскресенье, в этот день мне всегда особенно одиноко. Получил огромное удовольствие. Столько всего прочувствовал. Оптимизм, исторгнутый из повального пессимизма, абсурдное fardeau[31] жизни. «Счастья нет, есть лишь жажда его». «Душа моя, как дорогой рояль, который заперт, а ключ потерян». Неудовлетворенность, тоска, сдача позиций. Чехов знал, как из страдания сестер, такого узнаваемого, универсального и вечного, высечь красоту, радость и трагедию, катарсис, даровать удивительную помощь. По существу, в пьесе слабо ощущается понимание человеком своего положения в равнодушном мире, нет света подлинного самосознания. Мазохизм, сочувствие к общему через индивидуальность; общее можно постичь только через личности — иначе оно не существует. Трагедия должна вызывать сострадание, должна расширять, углублять, освобождать близкое по духу воображение, переводить его в область, где следующим этапом будет осознанное желание творить, действовать; у рожденных ею призраков должно быть желание перебраться в реальный мир.

19 января

Стало известно, что специалист диагностировал мою болезнь[32]; облегчение, ощущение поддержки, легкое сожаление о прошлом состоянии, мазохистское. Это не пустые слова — много глубин еще не раскрыто. Страдание необходимо для самопознания. Самоанализа. Возвращение к норме — вовсе не благо.

Восхитительный предвечерний свет разлит над Лондоном — буквально все стало прекрасным. Никогда не обладал я такой обостренной чувствительностью — во всех областях, во всех видах мне вдруг открывается неуловимая прелесть. Нежно-голубое сияние Темзы, грязно-белый бетон мостов приобрел золотисто-розовый цвет. Небо яркое, с бирюзовым оттенком.

Любопытное вкрапление сна в действительность — соблюдение точной последовательности. Мне снилось, что я нахожусь именно там, где и был, — в своей постели, дома, в ожидании медицинской сестры, которая придет и сделает укол. Но во сне кто-то тоже этого ждал, горел свет (на самом деле было четыре часа ночи), и по радио объявили, что кого-то зовут Рей(монд?). Аристократ собрался играть на рояле. Когда медицинская сестра действительно пришла, это случилось и во сне. На этот раз я не проснулся мгновенно.

30 января

За мной ухаживают три сиделки — яркие типажи в этой однообразной среде. Одна — полногрудая мощная девица, от нее разит потом; она входит, широко улыбаясь, с дежурной шуткой наготове — в ее поведении есть здоровая сексуальность, как у барменш или скандинавок (она блондинка). Ее естественная стихия — постель, естественная позиция — раздвинутые конечности. Вторая — скромная мышка, тихая, маленькая, впалые щечки, женственная, несексуальная; в ней есть своеобразная мягкая красота. Держится робко, застенчиво, на губах играет легкая дружелюбная улыбка. Жизнь ее проходит печально, незаметно, бесцветно, хотя и в этом существовании есть своеобразный шарм. Третья — получше, годом старше предыдущей, подтянутая, красивые ноги, великолепная грудь, хорошенькая, в чертах лица есть что-то еврейское. Практичная, сдержанная, холодная. Сексуальность, видимо, есть, но тщательно скрыта. Самая нарядная униформа. Необщительная, равнодушная ко всему, что находится вне ее обязанностей, их она выполняет быстро и толково. Тип энергичной секретарши, из тех, что предпочитают джин с апельсиновым соком. Интересно было бы отправиться с каждой из них в путешествие или переспать со всеми — не то чтобы мне этого хотелось, просто тогда можно было бы точнее определить и описать каждую из них.

Ткань жизни. Боль и смущение от лечения; его явная безуспешность; скука; любовный и авантюрный крах; три молоденькие сиделки; фантасмагория извне — безумные дряхлые старухи, которых я не вижу, но слышу их голоса; унылая комнатенка, пустая кровать, зеленое кресло, фарфоровая восточноевропейская овчарка, взбирающаяся по зеленым ступеням, дрянной приемник, карманные часы с гравировкой; неаппетитная еда; строгий режим — кровати застилаются; безобразный клочок сада — вид из окна; редкий проблеск солнца (Клод) на небе. Посещения родителей — быстро прячусь в раковину: банальности, притворство, равнодушие, чувство вины. Уход от жизни, от реальности, от ответственности — так жаба прячется под цветок при шуме быстрых шагов. Так пчела затаивается в сотовой ячейке. Бледный, молчаливый, равнодушный, отчаявшийся, одинокий, я ощупью возвращаюсь в пещеру, чтобы у входа не осталось никого, кто мог бы общаться с проходящими мимо. Но за моим плечом слышится раздраженный голос из темноты — я тоже кому-то помешал.