Александр Дюма - Красный сфинкс

• Название: Красный сфинкс
• Автор: Александр Дюма
• Издательство: Арт-Бизнес-Центр
• Жанр: Исторические приключения
• Год: 1998
• ISBN: 5-7287-0047-0

Роман посвящен бурным событиям истории Франции XVII в., эпохи Ришелье; время его действия: 5 декабря 1628 г. — Страстная неделя (14–20 апреля) 1630 г.; в нем повествуется о событиях, которые происходили сразу же после тех, что описаны в «Трех мушкетерах», самом знаменитом романе Дюма.

_{Иллюстрации Е. Ганешиной}

---

Метр Солей покачал головой и проворчал что-то похожее на ругательство, а затем сказал:

— Я думаю, что если он не взял с собой своих телохранителей, то ему неплохо бы носить под мантией кирасу, как в Ла-Рошели он носил ее сверху.

— Вы думаете, — спросил Латиль, — что это единственная угрожающая ему опасность?

— Что касается пищи, — задумчиво произнес Солей, — то я думаю, что его племянница госпожа де Комбале приняла разумную меру предосторожности — найти человека, пробующего блюда до него.

Его широкое лицо расплылось в сытой улыбке.

— Только где найти такого человека?

— Он найден, метр Солей, — сказал Латиль, — возьмите для меня портшез.

— Как? — вскричал метр Солей. — Вы собираетесь выйти, совершить такую неосторожность?

— Да, я совершу эту неосторожность, мой хозяин, а поскольку я не скрываю от себя, что это неосторожность и что она может стоить мне жизни, уладим наши маленькие расчеты, чтобы в случае моей смерти вы ничего не потеряли. Три недели болезни, девять кувшинов травяного отвара, две кружки вина и неустанные заботы госпожи Солей, сами по себе бесценные, — достаточно будет за все это двадцати пистолей?

— Заметьте, господин Латиль, что я с вас ничего не спрашиваю и что мне было достаточно чести принимать вас, кормить…

— О, кормить-то меня было нетрудно!

— … и утолять вашу жажду. Но если вы непременно хотите отсчитать мне двадцать пистолей в знак вашего удовлетворения…

— … то ты от них не откажешься, правда?

— Боже меня упаси нанести вам такое оскорбление!

— Позови мне портшез, пока я отсчитаю твои двадцать пистолей.

Метр Солей поклонился и вышел; почти сразу вернувшись, он подошел прямо к столу, где были разложены двести ливров, влекомый тем естественным притяжением, что существует между деньгами и трактирщиками, взглядом сосчитал деньги с точностью, присущей определенным профессиям, и, убедившись, что двести ливров наличествуют до последнего денье, сказал:

— Ваш портшез готов, сударь.

Латиль водворил в ножны положенную на стол шпагу и повелительным жестом пригласил метра Солея подойти поближе.

— Хочу опереться о твою руку, — сказал он.

— Дать вам руку, чтобы вы покинули мой дом? Я делаю это с большим сожалением, дорогой господин Этьенн; пойдемте.

— Солей, друг мой, — сказал Латиль, — я с еще большим сожалением увидел бы малейшее облачко на твоей сияющей физиономии, поэтому обещаю, что первый мой визит по возвращении будет к тебе, особенно если ты сбережешь для меня кувшин этого куланжского винца, с которым я рад был познакомиться два дня назад и которое покидаю, сожалея, что не узнал его поближе.

— У меня есть бочка этого вина на триста кувшинов, господин Латиль; я сохраню ее для вас.

— По три кувшина в день этого хватит на три месяца. Вы можете быть уверены, метр Солей, что я три месяца буду вашим постояльцем, если, конечно, мои средства мне это позволят.

— Что ж, вам будет открыт кредит. Человек, насчитывающий среди своих друзей господина де Море, господина де Монморанси, господина де Ришелье, то есть королевского сына, принца и кардинала…

Латиль покачал головой.

— Иметь другом хорошего откупщика было бы не столь почетно, но более надежно, дорогой Солей, — наставительно произнес Латиль, садясь в портшез.

— Куда велеть носильщикам доставить вас, мой гость?

— В особняк Монморанси, где я должен прежде всего выполнить свой долг, затем в Шайо.

— В особняк монсеньера герцога де Монморанси! — крикнул Солей так, что это приказание было слышно и на улице Белых Плащей, и на улице Сент-Круа-де-ла-Бретонри.

Носильщики не заставили повторять и двинулись ровным, упругим шагом: метр Солей предупредил, что надо щадить клиента, оправляющегося от долгой и тяжелой болезни.

Портшез остановился у дверей особняка герцога. На пороге стоял швейцар в парадной ливрее, с тростью в руке.

Латиль зна́ком подозвал его. Швейцар подошел.

— Друг мой, — сказал Латиль, — вот полпистоля, будьте добры мне ответить.

Швейцар снял шляпу, что, видимо, означало ответ.

— Я раненый дворянин; господин граф де Море оказал мне честь, навестив меня во время моей болезни, и я пообещал ему отдать визит, как только окажусь на ногах. Сегодня я впервые вышел и выполняю свое обещание. Могу я иметь честь быть принятым господином графом?

— Господин граф де Море, — ответил швейцар, — покинул этот дом пять дней назад, и никто не знает, где он находится.

— Даже монсеньер?

— Монсеньер уехал вчера в свое лангедокское губернаторство.

— Мне не везет, но я сдержал обещание, данное господину графу; это все, чего можно требовать от человека чести.

— Однако, — сказал швейцар, — господин граф де Море, покидая особняк, передал через пажа Галюара, который его сопровождает, и специально вернулся, чтобы подтвердить слова графа, поручение, возможно касающееся вашей милости.

— Какое же?

— Он сказал, что, если к нему явится дворянин по имени Этьенн Латиль, ему следует предложить пищу и кров, относясь к нему как к человеку облеченному доверием графа и принадлежащему к его дому.

Латиль снял шляпу перед отсутствующим графом де Море.

— Господин граф де Море, — сказал он, — показал себя достойным сыном Генриха Четвертого. Действительно, я этот дворянин и по его возвращении буду иметь честь выразить ему мою признательность и предложить мои услуги. Вот, друг мой, вторые полпистоля за удовольствие, какое вы мне доставили, сообщив, что господин граф де Море соблаговолил подумать обо мне. Носильщики, в Шайо, в дом господина кардинала!

Носильщики снова взялись за ручки портшеза и тем же шагом отправились в путь по улице Симон-ле-Франк, улице Мобюе, улице Трусваш, чтобы через улицу Железного ряда выйти на улицу Сент-Оноре.

Случаю было угодно, чтобы в ту самую минуту, когда Латиль у дверей особняка Монморанси приказал носильщикам нести его в Шайо, — случаю, повторяем, было угодно, чтобы маркиз Пизани (важные события, о каких мы рассказывали, заставили нас потерять его из вида), достаточно оправившийся от нанесенного Сукарьером удара шпагой, впервые выйдя из дому, решил использовать этот первый выход — принести извинения графу де Море. Он тоже сел в портшез, приказал носильщикам идти со всей возможной осторожностью, поскольку в портшезе больной, и закончил распоряжения словами: «В особняк Монморанси!»

Носильщики, отправившиеся из особняка Рамбуйе, естественно, спустились по улице Сен-Тома-дю-Лувр и пошли вверх по улице Сент-Оноре, чтобы выйти на улицу Железного ряда.

В результате этих маневров оба портшеза встретились напротив улицы Сухого Дерева; при этом маркиз Пизани, решавший трудную задачу — как он будет приветствовать графа де Море, о чьем отсутствии ему не было известно, — не узнал Этьенна Латиля, в то время как Этьени Латвль, не занятый никакими размышлениями, узнал маркиза Пизани.

Легко представить воздействие этой встречи на вспыльчивого бретёра.

Он велел своим носильщикам остановиться и, высунув голову в открытое окошко, крикнул:

— Эй, господин Горбун!

Вероятно, со стороны маркиза Пизани было бы умнее не заметить, что обращение относится к нему; но он настолько ощущал свое уродство, что первым его движением было тоже высунуть голову из-за занавески портшеза, чтобы посмотреть, кто это, обращаясь к нему, называет физический недостаток, а не титул.

— Что вам угодно? — спросил маркиз, тоже сделав своим носильщикам знак остановиться.

— Мне угодно, чтобы вы соблаговолили подождать меня одну минуту. Я должен уладить с вами старые счеты, — резко ответил Латиль и обратился к своим носильщикам:

— Ну-ка быстро перенесите мой портшез к портшезу этого дворянина так, чтобы дверцы приходились точно напротив друг друга.

Носильщики взялись за ручки и перенесли портшез Латиля в указанное место.

— Так хорошо, хозяин? — спросили они.

— Да, отлично, — сказал Латиль. — Ага!

Последнее восклицание выражало радость бретёра от встречи лицом к лицу с неизвестным маркизом, о ком он не знал ничего, кроме титула, угаданного им по показанному кольцу.

Теперь и Пизани узнал Латиля.

— Вперед! — крикнул он своим носильщикам. — У меня нет никаких дел с этим человеком.

— Да, но, к несчастью, у этого человека есть дело к вам, мой милый. Эй вы, не шевелитесь! — крикнул он носильщикам другого портшеза, похоже собиравшимся выполнить приказ. — Не шевелитесь, или, черт возьми, как говорил король Генрих Четвертый, я вам обрежу уши!

Носильщики, поднявшие было портшез, поставили его обратно на мостовую.

Привлеченные шумом прохожие начали собираться вокруг двух портшезов.

— А я, если вы не пойдете, велю своим людям отколотить вас палками!