Ята Петри - Второй

• Название: Второй
• Автор: Ята Петри
• Жанр: Ужасы и Мистика

Четко городская фантастика с уклоном в нуар. «Темный ночной город в котором поселились невидимые обычному человеку чудовища. Жаль, что только я однажды осенью оказался необычным и мог их видеть. А еще жаль что они могли точно так же видеть меня. И если бы не Второй — мой телохранитель, мой наставник и мой тюремщик, — я мог так и не пережить ту осень.» Осень. Ноябрь. Холодно… «Короче. Я принес пистолет в квартиру. Достал батон, отломал хорошо зажаренный бок, зубами надорвал картонку на пачке кефира и не разуваясь и не раздеваясь, типа поужинал, стоя у окна на кухне. Свет в комнате я не включал. Это важный момент. После взял пистолет в руки, снял с предохранителя и… засунул ствол себе в рот. Веселое намечалось решение осенней проблемы и депрессии. — Только попробуй, — услышал я тихий, но вполне реальный голос из-за спины. Я дернулся. Пистолет выпал из рук. В этот момент грохнуло…Я не думал что будет так громко. Я так и не понял чего больше испугался — выстрела или голоса. Из комнаты выматерились. Я услышал скрип половиц и в свет коридора вышел…высокий темноволосый крутоголовый парень. Он посмотрел на меня (тут-то мне стало страшно уже по-настоящему). — Тише, — сказал он на выдохе. — Тише. Я — Второй. А у тебя началась еще одна жизнь.»

---

Но Мельник неожиданно соглашается. Я не спрашиваю его о мотивах. Я диктую ему мобильный Старика. И прошу не возвращаться. А дождаться нас там на поверхности.

Мельник уходит. Я вижу, что ему слегка не по себе, но он, перебираясь через вывороченные блоки, еще и пытается шутить.

— Хлопцы, если что- я к вам в виде приведения приду. В компании все же веселее будет.

— Типун тебе на язык, — незлобно огрызается Гальцев. Я просто жму руку на прощание. Свет от фонаря Мельника через пару минут просто рассеивается в темноте. И мы остаемся одни.

Что было дальше?

Дальше было ожидание…Такое длинное, как ожидание рассвета поздней осенью. Мы с Гальцевым почти не разговаривали. Никита полностью был занят Вторым, если это можно назвать занятостью. Он, на сколько было возможным при свете фонаря, осмотрел его, но сделать сам ничего не мог.

— У Второго две пули. Одна в груди, вторая чуть ниже. Судя по тому как он дышит, легкое не пробито…Но я же не специалист. И это не обычная царапина, а проникающие ранения. Вот за каким чертом он вообще полез в эти подземелья?

Я не знал что ответить. За артефактами? На обум без мага глубоко под землей вообще не имело смысла что либо искать — он же все таки не маг.

Гальцев нашел под свитером в карманах флакон с пилюлями и прочитав название хмыкнул.

— Он таки придурок, твой Второй. Ты знаешь что это такое?

Я глянув на флакон покачал головой.

— Не-а.

— Это…Как бы по проще объяснить. В то время как я был оперативником, пацаны баловались этими таблетками для того чтобы в нарядах и при патруле без мага можно было определять кукол. Плохо. Но хоть как — то. Препарат- такой симбиоз психотропного и нейролепиков. Усиливает восприятие и раздражает зрительный нерв, позволяя воспринимать цвета определенных частот. Я знал что Второй тоже частенько раньше использовал их. Но он, после того как вывозил нас с Санькой из города, зарекся. Таблетки искажают реальность. Да- кукол можно видеть, но ты сам находишься в довольно измененном состоянии сознания и не всегда адекватно можешь реагировать на окружающую действительность. Это все равно как ЛСД объесться и думать что ты умеешь летать. Ощущения похожие, но к реальности не имеют никакого отношения.

— Тарасов тоже у меня спрашивал завязал ли Второй с наркотой.

— Вот и вышло что не завязал.

Новости конечно аховые. Но…что-то подобное я и предполагал. Он бы не сунулся в подземелья без хоть такого «зрения».

А вот вторым предметом запакованным в брезент и засунутым под ремень брюк у Второго была стопка каких-то непонятных желтых листов. Не бумаги. Листы были слишком грубыми. Чем-то вроде пергамента. Я попытался рассмотреть что в них и увидел закорючки слишком старого алфавита. Узнаваемыми были некоторые буквы. Еще менее понятными были слова. Текст написан на каком-то старом языке. Славянском — это точно, но слишком непонятном для современного человека. Сломав голову- в переносном смысле, я снова обернул их брезентом и положил в свой рюкзак. Очнется Второй- спрошу у него на досуге что это за письмена и стоило ради них так рисковать.

Тяжелая кавалерия появилась часа через полтора. Во главе с вездесущим Тарасовым.

Дальше все было быстро.

А еще через пару часов сидя в кабине у Старика мы с Гальцевым и слегка ошалевшим от окружающей роскоши Мельником давали нестройные показания.

Нас допрашивали долго. Именно допрашивали. По другому охарактеризовать быстрый список вопросов и тон разговора я не мог. Но мы стоически держась стараясь отвечать с максимальной лаконичностью.

Закончилось печально. Меня отправили в мою комнату под почти домашний арест. В прямом смысле. Без распоряжения Старика сказали не выпускать из помещения и вручив пачку бумаги велели все написать как можно более подробно. Я, если честно, не совсем понимал к чему такие строгости. Второго же нашли. Мы не сделали ничего плохого. (Не считаю двинутого сковородкой Влада- но это была допустимая самооборона.) Так что чувствовал я себя не в своей тарелке.

Старик узнав о том, что у меня снова Дар, ругался как-то значительно более сильно, чем когда дар у меня пропал. Гальцева я больше не видел. И вообще, проторчав почти двое суток в изоляции, я хотел уже по кирпичику разнести и комнату, и Бункер, и весь Санаторий.

Мне не говорили ни слова о Втором, о Мельнике ни даже об Аленке. Хотя это то мне и надо было услышать. За время моего отсутствия должен был быть большой прогресс в ее лечении. И она по всем старым предположениям уже должна была прийти в сознание. Мне надо было увидеть ее поговорить с ней. Чтобы знать что все что мы наворотили не было напрасным.

И только к концу вторых суток ко мне прислали Тарасова. Сказать что я ему сильно обрадовался- не могу. Но хоть Тарасов. Он был все же лучше чем простое сидение в четырех стенах.

— Поговорить надо с тобой- начал он без предисловий.

Я пожал плечами. Надо так надо. И без этого понятно.

— Зачем Второй полез под землю? — он задает тот вопрос на который у меня нет ответа. И именно этот вопрос мне уже задавали раз 10 так точно.

— Я не знаю. После того как у меня дар пропал он со мной не общался. Он привез меня в Клинику и уехал. Я не видел его до того момента как мы нашли его в катакомбах.

— Почему вы полезли в катакомбы? Как вы узнали где его искать если не знали куда он пошел.

Я тихо матерюсь про себя.

— Второй придумал систему. Он говорил Егору Петровичу о ней. Ну и мне — совсем не много. Я дар потерял на одном из кладбищ, которое мы со Вторым проверяли. Я для него делал просто работу мага. Он не посвящал меня в свои наработки. Он меня с собой взял потому что надо было Алене помочь, а Второй придумал как именно. Он угадал где еще могут быть артефакты. Парень, который вас на помощь звал- Мельник, просто специалист по истории города. Второй у него уточнял про сеть подземных лабиринтов. Мельник назвал ему два вероятных места. И все. Когда Второй пропал- я взял мельника и попросил отвезти меня на место. Это все. Без тайн Мадридского двора.

Но я вижу что Тарасов мне не верит. И мне почему-то кажется, что тот факт что второй нашелся его не радует. Словно он был готов к тому что Второй как то по тихому потеряется. Ох не нравится мне обстановка в Клинике…

— Я что под арестом? Почему меня не выпускают? Тут что тюрьма? Так мне хотя бы адвокат положен… — спрашиваю я о том, что накипело.

— Выпустят. Не ерепенься. Я б на твоем месте постарался меньше выпендриваться. У тебя девушку вылечить надо. А не гонор показывать. — говорит он с явной угрозой в голосе.

Я замолкаю. А что я могу сказать, если они меня Аленкой по рукам и ногам связали. Я не заню ни что с ней ни где она. Все только на словах.

Тарасов смотрит на меня, ухмыляется и продолжает. — притих, петух? То-то же. Я не просто так у тебя это все выспрашиваю. Нам надо знать что Второй пытался найти. Это все. Как только будет ответ, так сразу все по домам и пойдут. Хотя- с тобой вообще разговор особый. В Клинике еще не было случая чтобы у одного и ого де человека Дар то появлялся то пропадал, кроме как с Прилипалой в ауре. Так что кто его знает чо у тебя там в черепной коробке. Может вирус притаился и показываться не хочет. А сам ждет когда кокон построить. Так что…Считай что ты в карантине до выяснения обстоятельств. Посидишь, потерпишь. Можешь кстати письмо любви своей написать. Я лично передам. И думай- вспоминай что Второй тебе рассказать мог.

Внутри нарастает злость. Холодная. Не такая когда горячая волна поднимается к голове и ты не соображаешь что творишь. Нет. Я все понимаю. И точно знаю что хочу. Но крики и ругань мне точно не помогут.

— Почему вы Второму вопрос не зададите?

— Догадайся с трех раз, умник. — говорит он как то даже с сожалением. И…выходит из комнаты оставив меня одного наедине с мыслями. А мысли такие что хоть в петлю лезь. Что значит фраза Тарасова — додумывать не хочется. До тех пор пока я его не увижу- делать никаких выводов не буду. Перестал я верить всем подряд.

Но долго думать мне не дают.

Клацает замок заходит охранник и говорит что мне разрешили в санаторий прогуляться — к невесте.

Я удивляюсь. После тирады Тарасова я думал что Аленку еще долго не увижу.

Собираюсь, беру зачем-то с собой рюкзак (там мобильник, документы, фонарик и пачка леденцов). Пистолета нет. Браунинг у меня забрали. И иду за охранником. Охранника новенький. Он еще плохо ориентируется в переходах но тем не менее нам удается попасть в Санаторий.

В холле — смотрю на свое отражение в зеркало и автоматически пытаюсь пятерней привести себя в порядок, расчесав копну волос. Зарос я знатно. Скоро на бардовском фестивале можно будет выступать — надо только свитером разжиться и гитарой.

Но особо стать красивым не получается. Надо было к свиданию заранее готовится.