Аркадий Крупняков - Марш Акпарса

• Название: Марш Акпарса
• Автор: Аркадий Крупняков
• Издательство: Марийское книжное издательство
• Жанр: Роман
• Год: 1978

Исторический роман о легендарном герое марийского народа Аказе Тугаеве, прозванном Акпарсом. "Марш Акпарса" - третья книга трилогии "Гусляры". В ней рассказывается о завершающем этапе борьбы Московского государства за свою независимость и о присоединении Марийского края к Руси. У каждого памятника свой век. Проходит время, и памятники исчезают с лица земли. Ни мрамор, ни бронза не могут бесконечно сопротивляться времени.  Но есть памятники вечные - они в сердце народа. Пока жив хоть один человек - жива память. Такой памятник воздвиг в своих сердцах марийский народ Аказу Тугаеву, прозванному Акпарсом.

---

—      А если Русь Казань не покорит, тогда что? — выкрикнул Атлаш.

—      А ты слышал поговорку: «Сонливой собаке—дохлый заяц»? В таком деле гадать нельзя: смело надо идти по прямой дороге,— ответил Аказ.

—      Верно, брат!—Янгин подскочил к Аказу и, указывая на Ат- лаша, сказал горячо:—Ты его не слушай, ты отцов слушай. Вот ты, старый Алдуш, как скажешь?

Алдуш помедлил с ответом, потом начал говорить вроде бы о чем-то другом:

—      Сидим мы у ручейка, он маленький-маленький. Но он торо­пится, бежит. Куда бежит? В большую реку. Он всего себя от­даст этой реке. Река, однако, тоже не стоит на месте, гонит свои воды вперед. Куда она спешит? К морю спешит. И принесет она этот ручеек к морю, к большой воде, и станет он вместе с ними огромным, как это море. Так и наш маленький народ должен спе­шить влиться в большую реку, чтобы быть сильным и великим, как море. Вот мой ответ. Посылай, Аказ, людей к московскому царю.

—      Дайте, я скажу,—попросил Ямбылат, подходя к костру, и все противники Аказа оживились. Они знали, что Ямбылат всю жизнь за Казань стоит.

—      Все вы знаете: я силы казанской всю жизнь боялся, все хо­тел татар покорностью задобрить. А что из этого вышло? Илемы моего рода сожжены, священные рощи осквернены, люди остались без пищи и крова. Мурзаки ни добра, ни покорности не понимают. И я говорю тебе, Аказ: люди моего илема будут русским помогать. Я сам стар и то пойду на войну против Казани.

До самого вечера шел совет. Много говорили, много спорили, но пришли к одному: крымцев дальше терпеть нельзя, надо соеди­ниться с русскими, для чего послать к ним трех послов.

Только Атлаш, Сивандай, Пакман да еще двое старейшин не согласились с этим. Рассердились на совет и уехали раньше вре­мени домой. Их никто не держал. Выбрали послов. Вышло так, что кроме Аказа, Янгина идти некому, все равно по-русски го­ворить никто, кроме них, не умеет, да и кому, как не самому Аказу говорить за весь Горный край.

Потом старейшины разъехались по домам. Аказ, Ковяж и Ян- гин идут по берегу ручья, не спеша ведут разговор.

—      Не понимаю я Атлаша,— говорит Янгин.— Чем ему та­тары дороги? Ведь против народа своего идет. Отчего бы?

—      Я тебе так скажу,— проговорил Ковяж.— Вот мы сидели у костра долго-долго. Те, кто были от ветра, грели у костра руки, грудь, ноги и думали: «Ах, какой хороший костер!» А тем, кто сидел по ветру, доставался только один дым, и они плакали и проклинали костер. Так и Атлаш. Всем нам от казанского костра достается едкий дым, а Атлашу, Сивандаю и другим бо­гачам тепло. Правильно я говорю, Аказ?

—      Да, ты прав.

ДОРОГА В МОСКВУ

День да ночь — сутки прочь. Так и шло время в сборах к да­лекому походу на Москву. Идти было решено вчетвером: Аказ, Янгин, Мамлей и Топейка. Ковяжа оставили в Нуженале: надо же кому-то и дома оставаться. Путь обдумывали загодя: до Ниж­него Новгорода на лодке по Волге, от Нижнего до Мурома по Оке, а в Муроме купить лошадей и — верхом через Владимир на Москву.

Пока искали подходящую лодку, пока сушили мясо и сухари, прошел месяц.

И только бы выехать—у Аказа на дворе целая сотня мурзаков. Сотник любезен: Аказу отлучаться никуда не велит, говорит, что ожидается набег русских воинов и хан приказал сотнику защи­щать его княжеский двор.

Узнав об этом, Янгин бросился на берег, а там скачут та­тарские разъезды. Топейка сунулся было на лесную муромскую дорогу—нарвался на конную заставу. Даже на Алатырь дорогу закрыли.

—      Это Пакмана, сучьей ноги, работа. Это он, вонючий хорек, донес хану,— кипятился Янгин.— Я говорил: его на совет звать не надо.

Горячись не горячись, а в Москву не попасть. Можно, конечно, пробраться меж застав ночью, но разве не нюхают каждое утро татары — тут ли Аказ, не исчез ли Янгин. Узнают, что нет — до­гонят, и тогда несдобровать.

Грустят Янгин, Мамлей, Аказ — сна лишились. Только Топейка весел, песни поет.

Песни петь хорошо, а время идет. Зима настанет, реки замер­знут — полдороги пропадет. Зимой до Москвы не добраться.

Так думали-горевали послы.

Это же думали и татары. Как только мокрую землю сковало морозом, а от берега по воде пошла бахромчатая приледь, зас­тавы сгинули, двор Аказа опустел.

Выскочили послы на Волгу, а там по краям лед не сегодня- завтра всю реку закует. Мороз, он посольство покрепче татар­ских разъездов к месту прижал. Стоят на берегу мрачные. Аказ вздыхает, Янгин плюется и бранит татар, Мамлей скребет в затылке. А Топейка все равно песни поет.

Не бесись, лихая вьюга,

Все равно придет весна —

Красна-девица подруга »—

И растопит лед она.

И напел-таки веселый Топейка. Через два дня нежданно-нега­данно набежали тяжелые тучи и полил дождь. Лед на реке про­пал. Старики сказали: мокрой погоде быть с месяц.

Тут уж послы не мешкали, оделись-обулись, бросили свои до­рожные пожитки в лодку да и оттолкнулись от берега.

Ядреный ветер звенел туго натянутым парусом, гнул мачту. Лодка летела, как птица. Топейка и Янгин во все горло пели песни.

Аказ на корме управлял лодкой, Мамлей следил за парусом. У них меж собой разговоров много, хоть и давненько вместе, а по душам поговорить времени не было. Здесь же приволье: гово­ри, о чем хочешь.

Звенит парус. Над водой разносится песня Топейки. Песня та про унылые осенние берега, про хороший ветер, толкающий лодку, про людей, едущих в гости к русскому царю.

Над холодной и хмурой рекой медленно, низко ползут черные тучи. К вечеру они спускаются еще ниже, и кажется, что впереди они уже касаются поверхности свинцовых волн лохматыми бо­ками.

Скоро во тьме исчезли берега. Ветер дул по-прежнему сильно, и Аказ не хотел приставать к берегу. Кто знает, можно ли будет идти под парусом утром? Пусть опасно вести лодку в темноте, зато сколько пройдут они за ночь!

После полуночи сильно похолодало. Ветер усилился, он стал пронзительно-колючим. Потрескивала мачта, наполненный вет­ром парус рвался вперед, как струны, натягивались угловые бе­чевы. Лодка, врезаясь в темноту, мчалась быстро, поднимая по бокам высокие пенные волны. Люди молчали.

Первым нарушил молчание Топейка.

—      Эй, Аку, больно быстро едем!

—      Ну и что?

—      Как что? Видишь, я на носу сижу. Налетим на встречную лодку — у меня большая шишка на голове выскочит. Тише надо ехать.

—      Не слушай его, брат!— крикнул Янгин.— И-эх, жалко, еще одного паруса нет. Если так поедем, к утру на Нижнем Базаре будем.

—      У меня глаза ломит,— сказал Аказ,-—Устал я.

—      Отдохни. Давай я поведу лодку.

Не успел Янгин сесть на место Аказа, как раздался глухой треск, мачта переломилась и рухнула в воду. Ветер подхватил парус, сдернул его вместе с мачтой и унес в темноту. Лодку перевернуло, и все оказались в ледяной воде.

Топейка не слышал удара. Какая-то неведомая сила подбро­сила его высоко над лодкой, и он плюхнулся в реку. Еще не коснувшись воды, Топейка вспомнил, что не умеет плавать, и пронзительно закричал. Услышали ли его вопль, он не знал, так как вода сразу сомкнулась над ним. Вдруг ноги его коснулись чего-то твердого, и это твердое с шумом вынесло его на поверх­ность. Топейка понял, что под ним бревенчатый плот и именно па него налетела лодка.

Аказ и Янгин упали в воду вместе. Лодка_накрыла их обоих. Янгин ухватился за борт и, поднырнув, потянул за пояс Аказа. Когда очутились на поверхности, услышали голос Мамлея. Он барахтался у кормы и звал:

—      Аказ! Янгин! Где вы?

Больше всех повезло Топейке. Он уже стоял на плоту и кри­чал изо всех сил:

—      Сюда! Все сюда! Здесь плот!

Плот оказался большим и хорошо связанным. На нем не было ничего, и, видимо, его пустили по реке за ненадобностью Един­ственный шест в руках Топейки служил веслом, и Топейка ору­довал им, направляя плот к берегу. За плотом тянули перевер­нутую лодку.

Пока послы были в воде, единственной мыслью каждого было спастись, добраться до берега. Но едва они стали на твердую землю, сразу почувствовали, что замерзают. Промокшие до нит­ки, стояли на ветру, не зная, что предпринять.

—      У меня кремень утонул. Огонь развести нечем,— стуча зубами, сказал Мамлей.

При слове «утонул» всех одновременно обожгла одна и та же мысль: «Деньги».

—      Где деньги?! — крикнул Янгин.

—      Деньги на дне реки,— тихо ответил Аказ.— У нас теперь ничего нет, все утонуло.

—      Пропадем! — простонал Янгин.

—      Зачем пропадем? — сказал неунывающий Топейка, снимая с головы кожаный малахай.— Вот ты смеялся, что у Топейки карманов нет. А зачем они, карманы? У тебя есть, да полные воды. А у меня все хранится в шапке. И посмотри: трут сухой.— Топейка ударил кресалом по кремню. В темноте ярко блеснул снопик искр. Желанный огонь! Еще несколько ударов о кре­мень— и ветер принес знакомый и удивительно приятный запах: это загорелся трут.