Абульхасан Рудаки - Ирано-таджикская поэзия

• Название: Ирано-таджикская поэзия
• Автор: Абульхасан Рудаки
• Издательство: Художественная Литература
• Жанр: Древневосточная литература
• Год: 1974

В сборник вошли произведения Рудаки, Носира Хисроу, Омара Хайяма, Руми, Саади, Хафиза и Джами. В настоящем томе представлены лучшие образцы поэзии на языке фарси классического периода (X–XV вв.), завоевавшей мировоепризнание благодаря названным именам, а также — творчеству их предшественников, современников и последователей.

Вступительная статья, составление и примечания И.Брагинского.

Перевод В.Державина, А.Кочеткова, Ю.Нейман, Р.Морана, Т.Стрешневой, К.Арсеньевой, И.Сельвинского, Е.Дунаевского, С.Липкина, Г.Плисецкого, В.Левика, О.Румера и др.

---

ГАЗЕЛИ И ЛИРИЧЕСКИЕ ФРАГМЕНТЫ

Твоей красою мир украшен; я понял наконец,
Что кудри у тебя как мускус, как амбры образец!

Клянусь твоим железным сердцем, которое могло б
Изрезать надписями скалы, вонзаясь, как резец,

Что я твоей не верю дружбе, не верю и любви:
Никто не видел снисхожденья от каменных сердец!

Творца о милости молю я, но есть ли польза в том?
Что милость для тебя господня, что для тебя творец?

О, если б Рудаки взяла ты, мой друг, себе в рабы,
То стал бы ста владык счастливей невольник — твой певец!

* * *

Столепестковые цветы, и мирт зеленый,
И амбра, и жасмин, и нежных яблонь кроны

При виде идола от зависти поблекли…
Признали все цари, мой друг, твои законы!

«Та ночь, когда ты, сняв чадру, лицо являешь,
Есть Ночь могущества», — так говорит влюбленный,

Похож на яблочко, но с родинкою черной,
Твой подбородочек, прелестно округленный.

А если выйдешь днем без покрывала, — солнце
За полог спрячется, скрывая лик смущенный.

Все то, что мир творит, — подобье сна дурного,
Однако мир не спит, он действует сурово.

Там, где должно быть зло, свое он видит благо,
Он радуется там, где боль всего живого.

Так почему на мир взираешь ты спокойно?
В деяньях мира нет покоя никакого.

Лицо его светло, зато душа порочна,
Хотя он и красив, плоха его основа.

* * *

Не для насилья и убийств мечи в руках блестят:
Господь не забывает зла и воздает стократ.

Не для насилья и убийств куется правый меч,
Не ради уксуса лежит в давильне виноград.

Убитого узрел Иса однажды на пути,
И палец прикусил пророк, унынием объят.

Сказал: «Кого же ты убил, когда ты сам убит?
Настанет час, и твоего убийцу умертвят».

Непрошеный, в чужую дверь ты пальцем не стучи,
Не то услышишь: в дверь твою всем кулаком стучат.

* * *

Придя в трехдневный мир на краткое мгновенье,
К нему не должен ты почувствовать влеченье.

Пусть даже ты привык лежать на пышном ложе,
Ты все равно в земле найдешь успокоенье.

В могилу все равно сойдешь ты одиноко,
Не будешь средь людей, в блестящем окруженье.

В земле твои друзья — лишь муравьи да черви,
Взгляни же наконец на вечное вращенье.

Хоть каждый локон твой ценой дирхему равен,
Хоть смоляным кудрям нельзя найти сравненье,

Едва твой час пробьет — вокруг в сердцах горячих
Немедленно к тебе наступит охлажденье.

* * *

По струнам Рудаки провел рукой,
Запел он о подруге дорогой.

Рубин вина — расплавленный рубин.
Но и с губами схож рубин такой.

Одна первооснова им дана:
Тот затвердел, расплавился другой.

Едва коснулся — руку обожгло,
Едва пригубил — потерял покой.

* * *

Мне жизнь дала совет на мой вопрос в ответ,—
Подумав, ты поймешь, что вся-то жизнь — совет:

«Чужому счастью ты завидовать не смей,
Не сам ли для других ты зависти предмет?»

Еще сказала жизнь: «Ты сдерживай свой гнев.
Кто развязал язык, тот связан цепью бед».

* * *

Девичья красота и музыка с вином
Низвергнут ангела, смутив его грехом.

Взгляну я на нее — нарциссы, не трава,
От взгляда моего вдруг вырастут кругом!

От самого себя готов отречься тот,
Кто силою любви к возлюбленной влеком.

В своем глазу и днем не видишь ты бревна,
А ночью ты сучок узрел в глазу чужом.

* * *

О, горе мне! Судьбины я не знавал страшней:
Быть мужем злой супруги, меняющей мужей.

Ей не внушу я страха, приди я к ней со львом;
А я боюсь и мухи, что села рядом с ней.

Хотя она со мною сварлива и груба,
Надеюсь, не умру я, спасу остаток дней.

* * *

Самум разлуки налетел — и нет тебя со мной!
С корнями вырвал жизнь мою он из земли родной.

Твой локон — смертоносный лук, твои ресницы — стрелы.
Моя любовь! Как без тебя свершу я путь земной!

И кто дерзнет тебя спросить: «Что поцелуй твой стоит?» —
Ста жизней мало за него, так как же быть с одной?

Ты солнцем гордой красоты мой разум ослепила.
Ты сердце опалила мне усладою хмельной.

* * *

Будь весел с черноокою вдвоем,
Затем что сходен мир с летучим сном.

Ты будущее радостно встречай,
Печалиться не стоит о былом.

Я и подруга нежная моя,
Я и она — для счастья мы живем.

Как счастлив тот, кто брал и кто давал,
Несчастен равнодушный скопидом.

Сей мир, увы, лишь вымысел и дым,
Так будь что будет, насладись вином!

Царь, месяц михр пришел, будь веселей,—
Ведь это праздник шахов и царей!

Прошла пора шатров, садов и рощ —
В меха закутаемся потеплей!

Нет больше лилий — зеленеет мирт,
Был красен аргаван — вино красней!

Прекрасно счастье новое твое,
Владыка, нового вина отпей!

* * *

Ушли великие, ушли навек отселе,
Ушли туда, где нет ни стонов, ни веселий.

Сошли под землю те, кто воздвигал чертоги,
И вот изо всего, чем на земле владели,

Из сотен тысяч благ и прелестей желанных
Лишь саван унесли, придя к конечной цели.

А блага в чем? Лишь в том, что на себе носили,
И в том, что дали нам, и в том, что сами съели.

* * *

Благородство твое обнаружит вино:
Тех, кто куплен за злато, чье имя темно,

От людей благородных оно отличит,
Много ценных достоинств напитку дано.

Пить вино хорошо в день любой, но когда
Слышишь запах жасмина — вкуснее оно!

Если выпьешь — строптивых коней укротишь,
Все твердыни возьмешь, как мечтал ты давно!

От вина станет щедрым презренный скупец:
Будет черствое сердце вином зажжено.

* * *

Доколе жить ты будешь, сердце, своей любовью и собой?
Зачем холодное железо ковать упорною рукой?

Зерну мое подобно сердце, а ты в любви горе подобна.
Зачем одно зерно громадной перетираешь ты горой?

Взгляни на Рудаки, прошу я, когда увидеть хочешь тело,
Что движется, живет и дышит, хотя разлучено с душой.

* * *

О трех рубашках, красавица, читал я в притче седой.
Все три носил Иосиф, прославленный красотой.

Одну окровавила хитрость, обман разорвал другую,
От благоухания третьей прозрел Иаков слепой.

Лицо мое первой подобно, подобно второй мое сердце;
О, если бы третью найти мне начертано было судьбой!

* * *

Как долго ни живи, но, право слово,
Помимо смерти, нет конца иного.

Кончается петлей веревка жизни,—
Увы, таков удел всего земного.

Живи спокойно, в роскоши, в богатстве,
Иль в тяготах твой век пройдет сурово,

Владей землей от Рея до Тараза,
Иль малой долей уголка глухого,—

Все бытие твое лишь сон мгновенный,
А сон пройдет, не повторится снова.

В день смерти будет все тебе едино,
Не отличишь дурного от благого.

Пусть нега — лишь красавиц юных свойство,
У неги ты, и только ты, — основа!

* * *

Хозяин мерзок: берегись его еды хваленой,
В рот и крупицы не бери от пищи несоленой.

Не трогай ты его кебаб, он пропитался ядом,
Ты губы не мочи в воде, отравой напоенной.

Уйди с пылающей душой и пересохшим горлом,
Особенно теперь, когда опасен сад зеленый.

С ветвей стекает камфара, цветы напоминая,
Подобный ртути, каплет сок из дыни благовонной.

* * *

Мне возлюбленной коварство принесло одно мученье
Так из-за Лейли Меджнуна обуяло омраченье.

Хмурюсь я, душа тоскует, но от лекарей слыхал я:
Лепестки сладчайшей розы принесут мне облегченье.

Да, уста твои как роза, чья улыбка опьяняет,
У тебя как змеи кудри, их таинственно свеченье.

Очи у тебя подобны колдунам из Вавилона,
Чудеса Мусы ты в каждом нам являешь изреченье.

* * *

Для радостей низменных тела я дух оскорбить бы не мог,
Позорно быть гуртоправом тому, кто саном высок.

В иссохшем ручье Эллады не станет искать воды
Тот, кто носителем правды явился в мир как пророк.

Мой стих — Иосиф Прекрасный, я пленник его красоты.
Мой стих — соловьиная песня, к нему приковал меня рок.

Немало вельмож я видел и не в одном распознал
Притворную добродетель и затаенный порок.

Одно таил я желанье: явиться примером для них.
И вот… разочарованье послал мне в награду бог.

* * *

Налей вина мне, отрок стройный, багряного, как темный лал,
Искристого, как засверкавший под солнечным лучом кинжал.

Оно хмельно так, что бессонный, испив, отрадный сон узнал,
Так чисто, что его бы всякий водою розовой назвал.

Вино — как слезы тучки летней, а тучка — полный твой фиал,
Испей — и разом возликуешь, все обретешь, чего желал.

Где нет вина — сердца разбиты, для них бальзам — вина кристалл.
Глотни мертвец его хоть каплю, он из могилы бы восстал.

И пребывать вино достойно в когтях орла, превыше скал,
Тогда — прославим справедливость! — его бы низкий не достал.

* * *

Ветер, вея от Мульяна, к нам доходит.
Чары яр моей желанной к нам доходят…

Что нам брод Аму шершавый? Нам такой,
Как дорожка златотканая, подходит.

Смело в воду! Белоснежным скакунам
По колена пена пьяная доходит.

Радуйся и возликуй, о Бухара:
Шах к тебе, венчанная, приходит.

Он как тополь! Ты как яблоневый сад!
Тополь в сад благоухания приходит.

Он как месяц! Ты как синий небосвод!
Ясный месяц в небо раннее восходит.

* * *

Печальный друг, достойный уваженья,
Ты, втайне льющий слезы униженья!

Умершего не назову я имя:
Боюсь, опять познаешь ты мученья.

Ушел ушедший, и пришел пришедший,
Кто был, тот был — к чему же огорченья?

Ты хочешь сделать этот мир спокойным,
А мир желает лишь круговращенья.

Не злись: ведь мир твоей не внемлет злости.
Не плачь: к слезам он полон отвращенья.

Рыдай, пока не грянет суд вселенский,
Но прошлому не будет возвращенья.

Не мучайся по поводу любому —
Ты худшие узнаешь злоключенья.

К кому бы ты ни привязался сердцем,
Умрут, наверно, все без исключенья.

Нет облаков и нет затменья в мире,
И не настал конец его свеченья.

Мне подчинишься иль не подчинишься —
Боюсь, мои отвергнешь возражения.

Не победил ты в сердце рать страданий?
Так пей вино: нет лучшего леченья!

Кто благороден, тот найдет и в горе
Источник стойкости и возвышенья.

* * *

Я всегда хочу дышать амброю твоих кудрей.
Нежных губ твоих жасмин дай поцеловать скорей!

Всем песчинкам поклонюсь, по которым ты прошла,
Бью почтительно челом пыли под ногой твоей.

Если перстня твоего на печати вижу след,
Я целую то письмо: жизни мне оно милей!

Если в день хотя бы раз не дотронусь до тебя,
Пусть мне руку отсекут в самый горестный из дней!

Люди просят, чтобы я звонкий стих сложил для них.
Но могу я лишь тебя славить песнею моей!

* * *

Сегодня Бухара — Багдад: в ней столько смеха, ликований!
Там, где эмир, там торжество, он гордо правит в Хорасане!

Ты, кравчий, нам вино подай, ты, музыкант, ударь по струнам!
Сегодня буду пить вино: настало время пирований!

Есть райский сад, и есть вино, есть девушки — тюльпанов ярче,
Лишь горя нет! А если есть — ищи его во вражьем стане!

* * *

Лицо твое светло, как день из мертвых воскресенья,
А волосы черны, как ночь не знающих спасенья.

Тобою предпочтен, я стал среди влюбленных первым,
А ты красавиц всех стройней, а ты венец творенья.

Кааба — гордость мусульман, а Нил — сынов Египта,
А церкви — гордость христиан, есть разные ученья,

А я горжусь блистаньем глаз под покрывалом черным:
Увижу их — и для меня нет радостней мгновенья.

* * *

Зачем на друга обижаться? Пройдет обида вскоре.
Жизнь такова: сегодня — радость, а завтра — боль и горе.

Обида друга — не обида, не стыд, не оскорбленье;
Когда тебя он приласкает, забудешь ты о ссоре.

Ужель одно плохое дело сильнее ста хороших?
Ужель из-за колючек розе прожить всю жизнь в позоре?

Ужель искать любимых новых должны мы ежедневно?
Друг сердится? Проси прощенья, нет смысла в этом споре!

* * *

В мире все идет, как должно, ты живешь среди отрад,
Нет причин для огорченья, так чему же ты не рад?

Отчего ты погрузился в думы долгие, в печаль?
Ты судьбе своей доверься, для нее ты — милый брат.

У судьбы — свои решенья, знает, что она творит;
Ей внимая, ты не слушай, что вазиры говорят.

Кто родил тебя, не сможет равного тебе родить;
Колеса судьбы не бойся, ты рожден не для утрат.

Пред тобою бог вовеки не закроет врат, пока
Не откроет пред тобою сто иных, прекрасных врат!

* * *

Лишь ветерок из Бухары ко мне примчится снова,
Жасмина запах оживет и мускуса ночного.

Воскликнут жены и мужья: «То ветер из Хотана,
Благоуханье он принес цветенья молодого!»

Нет, из Хотана никогда такой не веет ветер,
То от любимой ветерок, и нет милее зова!

Во сне мы близки, будто мы в одно одеты платье,
А наяву — ты далека, судьба моя сурова!

Мы знаем: свет звезды Сухейль исходит из Йемена;
Ищу тебя, звезда Сухейль, средь звездного покрова!

О мой кумир, я от людей твое скрываю имя,
Оно — не для толпы, оно — не для суда людского,

Но стоит слово мне сказать — хочу иль не хочу я,—
Заветным именем твоим становится то слово.

* * *

Только раз бывает праздник, раз в году его черед —
Взор твой, пери, праздник вечный, вечный праздник в сердце льет.

Раз в году блистают розы, расцветают раз в году,
Для меня твой лик прекрасный вечно розами цветет.

Только раз в году срываю я фиалки в цветнике,
А твои лаская кудри, потерял фиалкам счет.

Только раз в году нарциссы украшают грудь земли,
А твоих очей нарциссы расцветают круглый год.

Эти черные нарциссы, чуть проснулись — вновь цветут,
А простой нарцисс, увянув, повой жизнью не блеснет.

Кипарис — красавец гордый, вечно строен, вечно свеж,
Но в сравнении с тобою он — горбун, кривой урод.

Есть в одних садах тюльпаны, розы, лилии — в других,
Ты — цветник, в котором блещут все цветы земных широт.

Ярче розы твой румянец, шея — лилии белей,
Зубы — жемчуг многоценный, два рубина — алый рот.

Вот из жилы меднорудной вдруг расцвел тюльпан багряный,
На багрянце тоном смуглым медный проступил налет.

Вьется кругом безупречным мускус локонов твоих,
В центре — киноварью губы, точно ярко-красный плод.

Ты в движенье — перепелка, ты в покое — кипарис,
Ты — луна, что затмевает всех красавиц хоровод.

Но ты гурия в кольчуге, ты луна с колчаном стрел,
Перепелка — с кубком хмельным, кипарис, что песнь поет.

Не цепями приковала ты влюбленные сердца —
Каждым словом ты умеешь в них метать огонь и лед…

* * *

Казалось, ночью на декабрь апрель обрушился с высот.
Покрыл ковром цветочным дол и влажной пылью — небосвод.

Омытые слезами туч, сады оделись в яркий шелк,
И пряной амбры аромат весенний ветер нам несет.

Под вечер заблистал в полях тюльпана пурпур огневой,
В лазури скрытое творцом явил нам облаков полет.

Цветок смеется мне вдали, — иль то зовет меня Лейли?
Рыдая, облако пройдет, — Меджнун, быть может, слезы льет?

И пахнет розами ручей, как будто милая моя
Омыла розы щек своих в голубизне прозрачных вод.

Ей стоит косу распустить — и сто сердец блаженство пьют,
Но двести кровью изойдут, лишь гневный взор она метнет.

Покуда розу от шипа глупец не в силах отличить,
Пока безумец, точно мед, дурман болезнетворный пьет,

Пусть будут розами шипы для всех поклонников твоих,
И, как дурман, твои враги пусть отвергают сладкий мед…

* * *

Тебе, чьи кудри точно мускус, в рабы я небесами дан.
Как твой благоуханный локон, изогнут мой согбенный стан.

Доколе мне ходить согбенным, в разлуке мне страдать доколе?
Как дни влачить в разлуке с другом, как жить под небом чуждых стран?

Не оттого ли плачут кровью мои глаза в ночи бессонной?
Не оттого ли кровь струится потоком из сердечных ран?

Но вот заволновалась тучка, как бы Лейли, узрев Меджнуна;
Как бы Узра перед Вамиком, расцвел пылающий тюльпан.

И солончак благоухает, овеян севера дыханьем,
И камень источает воду, весенним ароматом пьян.

Венками из прозрачных перлов украсил ветви дождь весенний,
Дыханье благовонной амбры восходит от лесных полян.

И кажется, гранит покрылся зеленоблещущей лазурью
И в небесах алмазной нитью проходит тучек караван…

* * *

Я потерял покой и сон — душа разлукою больна,
Так не страдал еще никто во все века и времена.

По вот свиданья час пришел, и вмиг развеялась печаль:
Тому, кто встречи долго ждал, стократно сладостна она.

Исполнен радости, я шел давно знакомою тропой,
И был свободен мой язык, моя душа была ясна.

Как с обнаженной грудью раб, я шел знакомою тропой,
И вот навстречу мне она, как кипарис, тонка, стройна.

И мне, ласкаясь, говорит: «Ты истомился без меня?»
И мне, смущаясь, говорит: «Твоя душа любви верна?»

И я в ответ: «О ты, чей лик затмил бы гурий красотой!
О ты, кто розам красоты на посрамленье рождена!

Мой целый мир — в одном кольце твоих агатовых кудрей,
В човганы локонов твоих вся жизнь моя заключена.

Я сна лишился от тоски по завиткам душистых кос,
И от тоски по блеску глаз лишился я навеки сна.

Цветет ли роза без воды? Взойдет ли нива без дождя?
Бывает ли без солнца день, без ночи — полная луна?»

Целую лалы уст ее — и точно сахар на губах,
Вдыхаю гиацинты щек — и амброй грудь моя полна.

Она то просит: дай рубин — и я рубин ей отдаю,
То словно чашу поднесет — и я пьянею от вина…

Р У Б А И