Борис Вальбе - Помяловский

• Название: Помяловский
• Автор: Борис Вальбе
• Издательство: Молодая гвардия
• Жанр: Биографии и Мемуары
• Год: 1936

В издание идет речь о жизни и творчестве русского писателя - прозаика XIX века - Помяловского Николая Герасимовича (1835-1863), автора реалистичных повестей и очерков таких как: «Молотов», «Мещанское счастье», «Очерки бурсы» и др.

---

Объяснить значение «Мещанского счастья» можно, только изучив всю совокупность решаемых в повести проблем, а также художественный метод, которым написано это произведение.

Проблема нового человека — краеугольный камень «Мещанского счастья». Здесь впервые в русской литературе рассказано о плебее-разночинце, сыне столичного слесаря Егоре Ивановиче Молотове, ставшем мыслящим пролетарием. Эта новая по тому времени литературная биография — стержень всего повествования. Однако не случайно фон «Мещанского счастья» — старая барская усадьба, столь знакомая по произведениям Тургенева, особенно по «Рудину». Недаром и в «Мещанском счастье» и в «Рудине» одинаковый фабульный стержень — приезд в помещичье имение из столицы представителя умственного труда. И в «Рудине» и в «Мещанском счастье» в центре — романическое приключение гостя, его любовная драма (Рудин — Наталия, Молотов — Леночка).

«Мещанское счастье» так же, как и другое произведение Помяловского — «Молотов», это — открытая ревизия тургеневского творчества («Мещанское счастье» — «Рудин»; «Молотов» — «Дворянское гнездо»), ревизия всей дворянской литературной школы. Вообще история литературы знает немало подобных случаев ревизии «уходящих» художников представителями новой литературной эпохи; стоит только вспомнить о пародировании средневековых романов в «Дон Кихоте» Сервантеса, а в русской литературе рассказ Чехова «Егерь», ревизующий тургеневское «Свидание».

Помяловский весьма искусно проделывает это в своих первых романах.

«Рудин» начинается с описания «небольшой деревеньки» Дарьи Михайловны Ласунской, с изображения имения, утопающего в липовых аллеях, золотисто-темных и душистых, с изумрудными просветами по концам, описывает парк, где много беседок из акаций и сирени.

Помяловский свое «Мещанское счастье» начинает не с пейзажа, а с размышлений Егора Ивановича Молотова о помещичьем имении Обросимовых и его липовых аллеях. Причем эти «липы» с первых строк предназначены, так сказать, для полемической цели, для плебейского ропота.

«Егор Иванович Молотов думал о том, как хорошо жить помещику Аркадию Ивановичу на белом свете, жить в той деревне, где он, помещик, родился, при той реке, в том доме, под теми же липами, где протекло его детство. При этом у молодого человека невольно шевельнулся вопрос: «а где же те липы, под которыми прошло мое детство? Нет тех лип, да и не было никогда».

У Тургенева пейзаж служит введением к подробному описанию тогдашних «хозяев жизни», помещиков — владельцев липовых садов. Рудин же дан как явление быстро исчезающее, как отщепенец. Совсем иначе обстоит дело с Молотовым. В свете его жизненного пути владельцы липовых аллей теряют всякое право на социальную гегемонию.

Интересно сравнить основные моменты дворянской биографии Рудина и плебейской биографии Егора Ивановича Молотова.

Рудин происходит из семьи бедных помещиков, рано лишается отца, получает свое воспитание в Москве, сперва за счет какого-то дяди, а потом, когда он под' рос и оперился, за счет одного богатого князька, с которым «снюхался», затем учится в университете.

Егор Иванович Молотов тоже рано лишается отца-слесаря, воспитывается в чужом доме профессора, учится в университете. Таким образом, биографию Молотова Помяловский строит по основным вехам жизнеописания Рудина, пронизывая ее «плебейским содержанием».

«Детская жизнь Егора Ивановича совершалась в грязи и бедности, а вот и теперь вспоминает ее с добрым чувством. Егорушка был мальчик бойкий. Подпилки, клещи, бурова, отвертки, обрезки железа и меди заменяли ему дома игрушки».

Этому трудовому началу в воспитании ребенка, оставляющему в человеке радостное воспоминаний о тяжелом детстве, Помяловский, как художник-педагог, посвящает проникновенные страницы.

Рудину же нечем вспомнить свое бездеятельное детство, окруженное комфортом и полным довольством.

Взаимоотношения между отцом и сыном Молотовыми — товарищеские. Егорушка рано стал помощником отцу: он и в лавочку сбегает, и заказ отнесет, сумеет и кашу сварить, и инструмент отточить и пьяного отца разденет, спать уложит. А отец был обыкновенный безграмотный слесарь; знал он свое ремесло, несколько молитв на память и без смысла, много песен и много сказок; работу он любил и часто говаривал: «Бог труды любит, Егорка; кто трудится, свое ест».

Таково нравственное начало, которое слесарь передает своему сыну.

Егорушка по смерти отца попадает к «странному старику», профессору Василии Ивановичу, у которое го слесарь работал. Это воспитание у профессора дает возможность Помяловскому сделать из Егорушки «мыслящего пролетария».

Егорушка принес с собою из грязной каморки отца дикие понятия о боге, людях, жизни и природе, он был неотесан, грубоват. Профессору Василию Ивановичу приходилось «выдавливать» из сознания мальчика все эти представления темной и невежественной среды.

Тут Помяловский подходит к весьма сложному процессу приобщения разночинца к культуре.

В своем письме к Суворину Чехов писал: «То, что дворянам давалось легко, по наследству, разночинцу давалось упорным и медленным трудом».

В таком свете изображается Помяловским Егорушка. «Нравственная работа принесла Молотову пользу», — говорит автор о своем герое. Он научился не верить старине и авторитету, и тому, что нами в молодости принимается на веру, — вот так, как он принимал на слово, что Илья гремит на небе. Все он стал «переваривать» собственной головой, привык к самостоятельности, к умению отрешиться от ложных взглядов. Развиваясь, он впоследствии отбрасывал многие убеждения, воспитанные в нем стариком профессором.

Так Помяловский, рисуя среду Молотова, показывает, что человек, несмотря на дикость и невежество этой среды, обладает способностью к развитию в салу трудовой ее основы.

Вопросы миросозерцания уже очень рано занимают Молотова. «Молотов, — читаем мы о его юношеском периоде, — любил говорить о широких началах, общемировых идеях и замогильных вопросах: жизнь, природа, человечество — на этих предметах постоянно вертелись его мысли».

Молотов оптимист: ему «прекрасными людьми представлялись товарищи по университету — бодрые, смелые, честные, за общее дело готовые на все жертвы, оригиналы».

Противоположность Молотова Рудину сказывается еще в том, что и в помещичьем имении Молотов, живет не в качестве разъездной «гениальной натуры», а как «мыслящий пролетарий», как нуждающийся в заработке домашний секретарь и учитель.

В качестве такового Молотов и попадает в типичную тургеневскую усадьбу с золотисто-темными липовыми аллеями.

Не случайно Помяловский вместо пейзажа начинает свою повесть с биографии героя. Нужно помнить, какую роль пейзажу придает Тургенев. У Тургенева пейзаж служит как бы живописной иллюстрацией к тем сентенциям из Новалиса, Гофмана, писем Беттины и др., которые так часты в устах Рудина.

Помяловский беспощадно разрушает барское эстетическое отношение к природе. Точный, свободный от всяких романтических эпитетов, пейзаж Помяловского преследует всегда чисто материалистическую задачу— показ единства человека и природы. Тургенев пассивно относится к таинственным шепотам, окружающим загадочные явления природы. Помяловский всегда вмешивается в ход повествования, чтобы рассеять всякое мистическое представление о природе.

В «Мещанском счастье» характерна сцена, изображающая разговор баб о некрещеных детях, закопанных на лужайке.

Молотов расспрашивает проходящих баб — чьи могилы на небольшой лужайке, и одна из баб, подняв глаза к небу, фантазирует: «Известно, некрещеное дитя да померло — это все одно, что дерево… Где ни закопай, все равно… В нем и духу нет… Это уже такой человек… без духу он родится… пар в нем… этаконького и не окрестишь, так и помрет… Бог не попустит. Нет…».

Автор сопровождает следующими словами рассуждение бабы, которую называет бабой-поэтом, бабой-мистиком, весьма склонной к созданию мифов в природе: «И очень может быть, что этот миф переползет и в другие семьи, к соседям и знакомым, и через тридцать-сорок лет явится новое местное поверье, и догадайтесь потом, откуда оно пошло. Не одна старина запасает предрассудки, они еще и ныне создаются, и удивительно то чувство, с которым простолюдин относится к природе: оно непосредственно и создает миф мгновенно»…

Во всех пейзажах Помяловского единство человека и природы выступает на первый план.

У Тургенева пейзаж всегда несколько изнеженный, лениво-дремотный. Вот у раскрытого окна Рудин созерцает летнюю ночь: «Душистая мгла лежала мягкой пеленой над садом; дремотной свежестью дышали близкие деревья. Звезды тихо теплились. Летняя ночь и нежилась, и нежила. Рудин поглядел в темный садик и обернулся».

Тут важно подчеркнуть характер эпитетов: «душистый», «мягкий», «дремотный», «нежный». В этих эпитетах много обломовского в понимании Добролюбова.