Борис Вальбе - Помяловский

• Название: Помяловский
• Автор: Борис Вальбе
• Издательство: Молодая гвардия
• Жанр: Биографии и Мемуары
• Год: 1936

В издание идет речь о жизни и творчестве русского писателя - прозаика XIX века - Помяловского Николая Герасимовича (1835-1863), автора реалистичных повестей и очерков таких как: «Молотов», «Мещанское счастье», «Очерки бурсы» и др.

---

Тут нужно заметить, что образ барина-либерала Обросимова в основных своих социально-политических тенденциях сходен с образом тургеневского Сипягина из «Нови», написанной в 1876 году. Молотов предшествовал тургеневскому Базарову, с которым, кстати сказать, его роднит плебейский антагонизм в отношении бар-аристократов. Этот момент, чрезвычайно, конечно, важен для правильного разрешения проблемы «Тургенев — Помяловский».

Тут уместно будет напомнить об одной литературно-критической полемике, которая велась в 60-х годах между «Современником» и критиком «Отечественных записок» Incognito (псевдоним Е. Зарина).

Этот критик объявил «Мещанское счастье» подражанием «Отцам и Детям». Осмеивая «Современник» и «Русское слово» за их высокую оценку этой повесть Помяловского, Incognito писал:

«Но хороши, можно сказать, критики, которые г. ту самую пору, как отвергли г. Тургенева, приняли его копировщика, и до сих пор не догадались еще. что откуда идет. Хороши знатоки и ценители всяких общественных положений, с их исключительными интересами и взаимными контрастами, с сословными предрассудками и неприязнями, хороши они и глубока их проницательность, если в начетчике и копировщике г. Тургенева они увидели не то что остроту и богатство наблюдательности, а еще и высокую житейскую мудрость, а между тем в самом г. Тургеневе перестали уважать даже хороший слог. Хороши они теперь, когда в противоположность «всей старой дребедени» рекомендуют обращаться к сочинениям Помяловского как к обильному источнику «оригинального и освежающего чтения». Но особенно хорошо было бы их положение, если бы это открытие наше о коренном источнике и этого «оригинального чтения» и всей «житейской мудрости» Помяловского мы позволили бы перепечатать, бесплатно, во всех газетах («Отечественные записки» 1865, март, стр. 525–542).

Нельзя отказать этому критику «Отечественных записок» в бойкости изложения и в полемическом задоре. Однако всех этих способностей хватило у него только для того, чтобы опошлить такую важную и интересную тему, как «Тургенев и Помяловский», свести «Мещанское счастье» к простому «копированию» и подражанию эстетике «Отцов и детей» (которых не было еще, кстати сказать, при появлении первых двух романов Помяловского).

Между тем конкретная разработка этой темы, хотя бы в направлении намеченной нами параллели между «Мещанским счастьем» и «Рудиным», показывает здесь совершенное отсутствие всякого копирования.

Разве в изображении биографии Молотова — в этом стержне повести, — а также в воспроизведении фона петербургской окраины Помяловский не новатор?

Или взять хотя бы Обросимова. Как тонко этот барин маскирует свою ненависть к «свистунам», то есть к революционным демократам! С одной стороны, Обросимов недоволен, что «массы коснеют в неисходном невежестве, что только дворяне и изредка поповичи да дети чиновников получают сносное образование». По его мнению, «нам не пять, а двадцать надобно университетов».

Но при этом Обросимов исходит из того, что «запросу на ученых много, а продукта этого мало, оттого он и дорог. Посмотрите, — говорит он, — в других государствах, — в Германии, например, Геттингенского университета кандидат сапоги шьет. Там на самое последнее место является множество ученых претендентов. Скажите же эти простые истины нашим помещикам, — куда тебе, либерал, вольтерьянец».

В этом «монологе» Помяловским удивительно тонко раскрывается куцый буржуазный эмпиризм Обросимова, этот «принцип просвещенного человека», то есть либерализм капитализирующегося дворянства.

Раскрывая этот тип через восприятие разночинца-плебея, Помяловский разоблачает этого либерального помещика не методом гневной сатиры Щедрина, а тонким сарказмом. Осмеивая принципы «передового человека», он в то же время делает неизбежным и нарастание плебейского антагонизма Молотова и его освобождение от всякой маниловщины в отношении либеральствующих Обросимовых. Здесь нет подражания приемам Тургенева, это злое их пародирование.

Еще больше сказывается это в образе Молотова как антипода Рудина. Молотов один из лучших выразителей плебейского протеста против «белой кости».

Плебей Молотов менее теоретичен, зато он непосредственнее и эмоциональнее. Какое, например, действие производит на него упомянутый уже разговор Обросимовых; в каждой черте его лица, в складке губ, в глазах, повороте головы этот разговор порождает глубокое, беспощадное презрение; «в нем злость заходила, драться ему захотелось… В грубые и крупные слова одевалась мысль его… — Белая порода… Чем же мы, люди черной породы, хуже вас. Мы мещане, плебеи, дворянского гонору у нас нет? У нас есть свой гонор»…

Но вслед за тем эмоциональный протест переходит в сознательный. Молотов обобщает случай с Обросимовым как явление классовой борьбы. Он говорит, что «есть факты, в которых выражается идея, присущая многим фактам», что «Обросимовы оттолкнули его под влиянием общественного закона».

«Это не наши, — заключает он, — как же я не раз глядел ваши рожи»… Все окружающее беспокоит его, дразнит, поднимает все силы. В свете охватившей героя новой идеи Помяловский заставляет его переоценивать все духовные ценности враждебного класса. И прежде всего — литературу.

Любопытен в этом смысле следующий отрывок: «Егор Иванович раскрыл книгу… Лицо его покрылось легкой бледностью и руки задрожали… Он прочитал: «Несчастье мужиков ничего не значит против несчастья людей, которых преследует судьба». Он судорожно скомкал книгу, бросил ее на пол и захохотал. Что-то дикое было в его фигуре; странно видеть молодое лицо, искаженное злобой, — неприятно. Он в эту минуту озлобился на поэта, лично на Лермонтова, забывая, что поэт не отвечает за своих героев, что бы они ни говорили. «Несчастие мужиков ничего не значит. Их судьба не преследует», — говорит он, — это г. Арбенин сказал… большой барин и большой негодяй… черти, черти… шептал он».

Пробуждающееся классовое сознание и чувство собственного достоинства плебея, — вот что составляет основной сюжет «Мещанского счастья». Этот основной сюжет, разумеется, исключает всякую «покорность» героя и пассивность перед всевластной средой, их заменяет воля и действие, воля к созданию новых общественных форм. «Мещанское счастье» посвящено возникновению и оформлению идеи социального антагонизма.

Таким образом, «Мещанское счастье» намечает тип плебея, осознавшего свою общественную задачу и громогласно заявляющего о своих правах, о своем презрении к вековым узурпаторам. Этот тип, впервые выведенный Помяловским как своего рода анти-Рудин, получил значение героя времени, предтечи целого ряда аналогичных типов Тургенева (Базаров), Гончарова (Марк Волохов), Слепцова (Рязанцев), Чернышевского и др.

Молотов отличен и от Рудина и даже от Базарова отсутствием в нем выдающегося, героического, необычайного. Молотов свободен от всякой позы и театральщины, чего так много не только в Рудине, но и в Базарове.

Помяловский стремился прежде всего дать новую биографию плебея в ее развитии, во всей ее полноте, во всех ее противоречиях. Тургенев в силу высокого традиционного стиля вынужден обрывать не только повествование, но и жизнь своих героев. Они являются готовыми характерами, законченным выражением того или иного общественного явления и, сыграв эту роль, умирают (Рудин, Базаров).

Помяловский, как художник только что пришедшего на арену общественной жизни нового социального слоя, прибегает к иному приему. Он дает становление своего героя, борьбу его за свое место в общественном строе.

Барин Тургенев в изображении своего героя совершенно игнорирует чисто плебейский вопрос, который еще Санчо-Панчо задает Дон-Кихоту. «На какие деньги изволят странствовать благородные рыцари?» Разночинец Базаров учится, имеет научные интересы, гостит в дворянских усадьбах.

Но на какие деньги изволят странствовать воинственные разночинцы? В романс Помяловского — это центральный вопрос. Уже в «Мещанском счастье» проблема независимости разночинца, проблема работы встает на первое место. Отсюда проблема чиновничества — одна из самых важных проблем разночинства — намечена и в «Мещанском счастье», (более подробно разработана в следующем произведении Помяловского — «Молотове»).

Основная идея «Мещанского счастья» — развитие «плебея» — может совершиться только через разрушение дворянской гегемонии. Олицетворением этой идеи и является Молотов. В творчестве Помяловского выражена та идея, в силу которой — по характеристике Ленина — развитие России могло совершиться только в борьбе со всяким либеральным соглашательством.

В «Мещанском счастье» впервые нашла свое художественное выражение идея неизбежности этой борьбы. Отныне Помяловский решительно изгнал дворянина из литературы. И его любимой темой стала тема о «детстве без лип». Он первый ввел в литературу семейную хронику людей не только без всякой генеалогии, но не имеющих даже собственной фамилии.