Альберто Васкес-Фигероа - Гароэ

• Название: Гароэ
• Автор: Альберто Васкес-Фигероа
• Жанр: Исторические приключения
• Год: 2014
• ISBN: 978-5-386-06684-0

«Такого красивого дерева не сыскать на всем белом свете…»

«Гароэ» – новая великолепная книга А. Васкеса-Фигероа, получившая премию за лучшее произведение в жанре исторического романа.

Таинственный Эль-Йерро – самый удаленный остров Канарского архипелага. В конце XV века на этой окраине мира высаживаются испанцы, чтобы присоединить остров к владениям испанской короны, и среди них – молодой лейтенант Гонсало Баэса. Он полон надежд и желания приобщить «дикарей» к цивилизации, не ведая, что на острове и так царит гармония, которой управляет чудесное дерево – Гароэ.

Потрясающая книга о любви, утрате и человеческом мужестве перед лицом ужасных испытаний.

---

Генерал, казалось, внял разумным доводам человека, которому всегда слепо верил и которым восхищался. Он долго смотрел на заснеженную вершину гигантского вулкана, сиявшую, словно зеркало, и, громко вздохнув, сказал:

– Я буду всеми силами защищать туземцев на любом посту, куда бы меня ни направили, только, пожалуйста, пусть это будет не Иерро.

– Ты должен назвать мне убедительные причины, если хочешь, чтобы я поддержал тебя, – сухо прозвучало в ответ. – Мне стоило немалых трудов выхлопотать тебе данное назначение, поэтому я рискую оказаться в нелепом положении и потерять авторитет и доверие, которые завоевывал не один год, ведь придется сознаться в том, что я все это затеял, не заручившись твоим согласием.

Антекерец Гонсало Баэса был вынужден с ним согласиться: да, конечно, он здорово подвел своего наставника и друга. Он собирался было вновь ответить отказом, но, выпив лимонада и отодвинув от себя стакан, объявил:

– Я расскажу тебе, что случилось, при условии, что ты отнесешься к этому как к тайне исповеди и воспользуешься только тем, что я сочту возможным.

– Это смахивает на шантаж, но поскольку я тебя знаю и уверен, что ты еще упрямее, чем если бы был арагонцем, ничего не поделаешь, придется согласиться, – недовольно пробурчал гость. – Так что же такое стряслось на Иерро?

– Да там ужас что творилось.

– Мы живем в бурное время, когда «ужас что» – это хлеб наш насущный каждого дня, то есть, чтобы произвести на меня впечатление, это должно быть «очень ужасно».

– Именно так оно и было. Уверяю тебя.

– Ну, тогда дело плохо, ведь я знаю, что ты участвовал в жестоких войнах и кровавых битвах, – прошептал прелат чуть слышно. – Так что же произошло?

– Ты обещаешь держать это в тайне?

– Обещаю. И давай выкладывай, что бы там ни было, поскольку я уже сгораю от нетерпения!

Чувствовалось, что Гонсало Баэсе, загнанному в угол, приходилось бороться с собой, чтобы начать рассказ, однако после непродолжительного молчания он заговорил:

– Случилось так, что, когда я был юным лейтенантом, преисполненным энтузиазма, меня назначили заместителем командира отряда, перед которым была поставлена задача закрепиться на острове с тем, чтобы обеспечить права Испании на эту территорию и, таким образом, положить конец притязаниям португальской Короны и непрекращающимся набегам охотников за рабами. Нам был дан приказ убедить туземцев в том, что у нас нет намерения их поработить, и вдобавок мы должны были способствовать обращению их в христианство. Как тебе известно, Иерро – это небольшой вулканический и весьма суровый остров, где негде укрыться кораблям; к нему не подойти, когда океан волнуется, а это бывает слишком часто…

* * *

Волны неистово бились о берег, усыпанный галькой и черным песком, будучи лишь деталью величественной картины, поскольку далеко-далеко вдали просматривался остров Гомера, а еще дальше – Тенерифе, увенчанный громадой Тейде, на который открывался вид с юго-западной стороны.

Небольшая каравелла плясала на волнах в пол-лиги[3] от берега, в то время как качкие фелюги – каждая с дюжиной человек на борту – продвигались вперед на веслах, как им ни тяжело было преодолевать противоборство моря, ветра и течений.

На носу первой выделялась фигура юного Гонсало Баэсы, руководившего опасным маневром по высадке, а на второй – капитана Диего Кастаньоса, угрюмого великана с мохнатыми бровями и густой бородой, в которой уже начала пробиваться седина.

Среди остальных плывущих к острову обращал на себя внимание своим аскетическим обликом – ни дать ни взять живые мощи – доминиканский монах Бернардино де Ансуага, а также чудаковатый молодой человек, откликавшийся на диковинное имя Акомар.

С вершины ближайшего утеса группа островитян с беспокойством следила за тем, как суда боролись с волнами: временами казалось, что они вот-вот опрокинутся, – но все же они ткнулись в песок, и пассажиры смогли выпрыгнуть на берег, чтобы в срочном порядке выгрузить оружие и продовольствие, поскольку море прямо на глазах расходилось все больше.

Едва освободившись от груза, фелюги тут же повернули назад, к кораблю, команда которого занималась тем, что с помощью канатов и полиспастов со всяческими предосторожностями спускала вниз, в воду, громадного вороного коня.

То и дело поглядывая в сторону моря, как там продвигается дело, капитан Кастаньос, все еще мокрый до нитки, поспешно пророкотал, словно извергая из себя приказ (попробуй тут возрази!):

– Молина, возьми пять человек и прикрой северный фланг, а ты, Наварро, с пятью другими – южный.

Прочие перетаскивайте хозяйство вон за те скалы, а монашек пусть поставит тюк на землю, не то пуп развяжется. И не забывайте про дикарей там, наверху!

– Это не дикари, а туземцы… – возразил священник, опуская тяжелый тюк на песок.

– Для меня, святой отец, всякий, кто родился к югу от Кадиса, дикарь, – желчно ответил капитан. – Сейчас не время обсуждать глупости, уйдите с дороги.

Доминиканец беспрекословно подчинился, понимая, что не место и не время отвлекать от дела того, кто успевал уследить за всем, что творилось вокруг, да еще, подойдя к самой кромке воды, прокричал во все горло:

– Поосторожней там с Аттилой! Если с ним что-нибудь случится, получите по двадцать ударов кнутом…

Дело в том, что гигантское животное, привязанное к обеим фелюгам, смело преодолевая волны, подплыло к берегу, а тем временем несколько человек зашли в воду, чтобы взять его под уздцы, успокоить и вывести на сушу, где оно тут же начало отряхиваться и бегать то туда, то сюда вдоль пляжа с развевающейся на ветру гривой.

– Наше главное оружие! – вырвалось у гордого владельца; на этот раз он обращался к своему заместителю. – На дикарей он производит больше впечатления, чем полк пехоты, ведь там, где проскакал конь Аттилы, трава уже больше не росла.

– Но если коня зовут Аттила, значит, для того, чтобы трава больше не росла, скакать следует коню этого самого коня… – рассудительно произнес Гонсало Баэса.

Диего Кастаньос посмотрел на него в замешательстве, можно было бы сказать, почти обескураженно. Он пошевелил в воздухе пальцами, словно пытаясь привести в порядок мысли, и наконец разразился гневным монологом:

– Не лезь ко мне с глупостями, Баэсуля, и займись-ка устройством лагеря. Мне сейчас не до словесных фокусов. А этот чертов толмач пусть прекратит придуриваться, поднимется наверх и передаст дикарям, что я хочу потолковать с их вожаком.

– Без сопровождения? – встрепенулся Акомар, которого, судя по всему, имел в виду капитан.

– Естественно! Если они мирные, тебе незачем беспокоиться, – последовал жесткий ответ. – А если настроены враждебно, тогда прикончат что одного, что четырех, а значит, чем меньше потерь, тем лучше.

– Ничего себе утешение! – жалобно проговорил Акомар; у него был ярко выраженный андалузский акцент.

– Ты приплыл сюда не за утешением, сынок, а чтобы послужить Короне. Полагаю, ты должен чувствовать себя счастливым: как-никак после стольких лет встретишься со своими друзьями.

– Друзьями? – возмутился тот. – Меня увезли с острова в девять лет, чтобы продать в Севилье, так что мои друзья сейчас режутся в карты в Триане. Впрочем, делать нечего. Иду – и да не оставит меня Макарена![4]

– Я с тобой… – тут же вызвался брат Бернардино де Ансуага.

– Нет уж, спасибо, святой отец, – без всяких околичностей бросил ему островитянин. – Я предпочитаю Макарену.

Он положил оружие на камень и начал свое нелегкое восхождение. По пути он махал руками, чтобы продемонстрировать островитянам, что приближается к ним с мирными намерениями. Проводив его обеспокоенным взглядом, монах сказал только:

– Надеюсь, он еще говорит на их языке.

– Меня уверяли, что некоторые туземцы еще кое-что помнят по-французски с тех пор, как здесь побывали норманны Гадифера де Ла Саля[5], – заметил Гонсало Баэса.

– По мне, хоть по-китайски, – как всегда бесцеремонно, перебил его старший по званию. – Ты что, говоришь на языке лягушатников?

– Немного: моя бабка по матери была француженкой.

– В таком случае давай-ка оседлай мне коня.

– При чем тут французский язык? – не понял Гонсало Баэса, готовый оскорбиться.

– А то, что твоя бабка по матери была француженкой: наверняка это была прелестная кобылка. – Бородатый вояка громко расхохотался и подмигнул, добавив: – Шучу, Баэсуля! А сейчас пойду-ка припарадюсь для встречи с дикарями: на них доспехи производят впечатление, поскольку на островах нет металлов… – Он повернулся к ближайшему из солдат, занятых выгрузкой, и отрывисто приказал: – Сёднигусто, позаботься о том, чтобы Аттилу оседлали, а мне принесли кольчугу!

– Вы хотите сказать, что эти бедные люди все еще живут в каменном веке? – спросил удивленный брат Бернардино.