Сергей Саканский - Искатель, 2013 № 09

• Название: Искатель, 2013 № 09
• Автор: Сергей Саканский
• Издательство: ООО "Издательство "МИР ИСКАТЕЛЯ"
• Жанр: Прочие приключения
• Год: 2013
• ISBN: ISSN 0130-66-34

«ИСКАТЕЛЬ» — советский и российский литературный альманах. Издаётся с 1961 года. Публикует фантастические, приключенческие, детективные, военно-патриотические произведения, научно-популярные очерки и статьи. В 1961–1996 годах — литературное приложение к журналу «Вокруг света», с 1996 года — независимое издание.

В 1961–1996 годах выходил шесть раз в год, в 1997–2002 годах — ежемесячно; с 2003 года выходит непериодически.

Содержание:

Сергей Саканский СМЕРТЬ ПРИХОДИТ ИЗ КНИГ (повесть);

Ольга Морозова ЦВЕТОК ПАПОРТНИКА (повесть);

Алексей Зайцев ИНОЙ КАРНАВАЛ; ДЕРЕВЯННЫЕ МОНЕТЫ (рассказы);

Николай Кокухин МАШУТКА; ГЮРЗА; АУЛ ДЖЕНДЖИРИ (рассказы);

Владимир Лебедев КЛАДЫ ПУГАЧЕВА (историческое расследование)

---

Я разбежался и ударил дерево подошвой сапога. Каштан с шумом и треском повалился, задевая ветви других деревьев. Достигнув земли, он разлетелся на множество мелких частей.

«Вот так! — весело подумал я. — И делу конец!»

Вдруг из остатков каштана вылетела большая стая ос; громко, нудно и противно жужжа, она закружила в воздухе; я опрометью бросился в кусты радады, которые, на мое счастье, росли поблизости — и не успел: одна оса догнала меня и пребольно ужалила в колено. Я свалился в кусты, опасаясь, как бы другие осы не напали на меня. Но Бог миловал.

«Зачем я связался с этим каштаном? — корил я себя. — Мешал он мне, что ли? Только нажил беду на свою голову»!

Нога сильно болела.

«А если бы вовремя не убежал, что бы было со мною?! Мог бы погибнуть! Как пить дать!»

Я полежал еще некоторое время, растирая ногу. Жужжание ос затихло. Я надел рюкзак и, прихрамывая, продолжил подъем в гору. Больная нога все сильнее давала о себе знать. Силы оставляли меня. Останавливаться, однако, было нельзя. Я опустился на колени и пополз на карачках. Через некоторое время я достиг тропинки, которая вела в нашу пустынь.

«Как я мог ее пропустить давеча? Непонятно! Не иначе, как лукавый попутал! Сколько лишнего прошел! Уже давно был бы дома, если бы не заблудился!»

Обливаясь потом, я преодолевал метр за метром: следил за тропинкой, чтобы не потерять ее из виду, и за тем, чтобы встречные кусты не выкололи мне глаза. Вдруг я увидел гюрзу, которая, извиваясь, ползла впереди меня. Нас разделяло всего несколько метров. Гюрза, видимо, думала, что я догоняю ее и убегала от меня. А она меня совершенно не интересовала. Я думал только о том, как бы побыстрее добраться домой.

Я прополз еще полметра и, подняв голову, замер от страха и неожиданности: гюрза, мгновенно развернувшись, встала в боевую стойку и смотрела на меня. Она была темно-серого цвета, примерно двухметровой длины; у нее была большая голова; зеленые глаза были полны жуткой злобы; красная пасть была распахнута, из нее торчало огненно-желтое жало, которое с молниеносной быстротой бегало вперед-назад.

Гюрза стояла не шевелясь, я — тоже; мы смотрели друг другу в глаза; я боялся даже того, что гюрза обнаружит мое дыхание, и дышал незаметно, насколько это было возможно; глаза змеи пронзали меня насквозь; казалось, еще секунда — и она бросится на меня.

— Господи! — прошептал я. — Помилуй мя!

Мне показалось, что гюрза уловила движение моих губ, и я испугался еще больше; блестящее огненное жало по-прежнему играло в жуткой пасти, и я никак не мог отвести от него глаз.

— Я не обижу тебя, гюрза, — проговорил я тихим голосом, — и ты меня не обижай; и иду в свою пустынь, где меня ждут мои друзья, а тебя я даже и не замечал. Мы, монахи, никого не обижаем, живем в своих келиях, молимся, кладем поклоны, желаем всем только добра. Я всех прощаю, ни на кого не держу зла, молюсь о многих людях, особенно о тех, кто меня чем-нибудь обидел или причинил какое-нибудь зло; я хочу, чтобы все спаслись и ни один человек не погиб в геенне огненной.

Так я разговаривал с гюрзой минут пять.

— Продолжай свой путь, — как можно мягче сказал я ей, — я тебя не задерживаю; ты, наверно, устала стоять в боевой позе…

Гюрза словно поняла то, что я сказал: пасть ее медленно закрылась, глаза стали уменьшаться, злость в них исчезла; с разворотом назад она опустилась на землю и, извиваясь, поползла прочь от меня; скоро она исчезла среди камней.

Я вздохнул всей грудью и понял, какое это наслаждение — дышать всей грудью. В ту же секунду почувствовал тяжесть рюкзака, о котором совсем забыл. Я снял его и услышал чей-то голос.

— Оте-е-ец Геро-о-о-онти-и-и-и-й! — раздалось где-то вдали.

Я узнал голос отца Августина.

— А-а-а-у-у! — закричал я. — Я-а-а зде-е-е-есь!

Я ощутил необыкновенную радость. И прилив сил. Мой брат во Христе не забыл меня и идет мне на помощь!

— Оте-е-ец А-а-а-авгу-у-усти-и-и-и-ин! — закричал я. — А-а-а-а-у-у-у-у!

— Жди-и-и-и ме-е-е-еня-а-а-а-а! — раздалось в ответ.

Минут через двадцать на тропе показался отец Августин.

— Долго плутал? — спросил он, видя, что я изможден до предела.

— Порядочно, — ответил я виновато.

— Это бывает. Мы-то здесь много лет живём, знаем все приметы, а ты — всего полгода: немудрено и заблудиться…

Отец Августин надел мой рюкзак. «Спаси его Господи!» — подумал я с умилением. Мы стали подниматься вверх — отец Августин впереди, я — за ним. Я расстегнул рубаху, провел рукой по груди. И не поверил своим глазам: рука была… в пене. «Боже мой! На загнанной лошади меньше пены бывает! Если бы гюрза простояла еще две-три минуты, я бы простился с жизнью!»

Когда мы достигли пустыни, я рассказал отцу Августину о встрече со змеей. Он перекрестился и сказал:

— Слава Тебе, Господи!

Он оглядел меня, начиная со спутанных, слипшихся от пота волос и кончая потертыми кирзовыми сапогами, потрогал мое плечо, провел рукой по голове, словно удостоверяясь, что я иеромонах Геронтий, а не кто-то другой, и добавил:

— Ты вернулся с того света.

Затем взял мою руку в свою.

— Ты вел себя правильно. Если бы ты пошевелился, или сделал взмахе рукой, или побежал, то гюрза кинулась бы на тебя. И через секунду все было бы кончено.

Солнце скрылось за отрогами Кавказского хребта. В ущельях, среди скал, в долинах легли сумерки. Повеяло желанной прохладой. Небо стало ясным и бездонным. Лучи невидимого солнца освещали одинокое облако, похожее на горного орла, который, отдавшись на волю воздушным потокам, парил в свободном чудном полете…

АУЛ ДЖЕНДЖИРИ

Это произошло в 1851 году, когда воинственные черкесы постоянно беспокоили русские границы. То и дело, перейдя Кубань, они совершали дерзкие неожиданные набеги на казацкие поселения. Станицы они сжигали дотла, а людей — мужчин, женщин и детей — уводили в плен. Так оказался на чужбине и казак Герасим Жолуб. С женой и детьми его сразу разлучили, и больше он их никогда не видел.

Аул Дженджири — место неволи Герасима Жолуба — находился в чудесном месте. Горные склоны, поросшие самшитом, дубом и грабом, быстрая, с каменистым дном речка, вода в которой была такая холодная, что ломило зубы, светло-голубое ласковое небо, изумительный по чистоте воздух — это был благословенный уголок на земле. Может быть, кого-то и радовали эти первозданные красоты, но только не Герасима — они лишь усугубляли горечь его неволи.

Однако самым большим испытанием оказался для него разговор с Исмаилом. Аксакал был сед, хром на одну ногу, а лицо его покрывали глубокие шрамы — следы давних горячих битв. Он предложил Герасиму принять магометанство — тогда пленник будет равный со всеми мужчинами в ауле. Кровь закипела в венах у казака, когда он услышал эти слова. Большим усилием воли он сдержался, чтобы не броситься на Исмаила.

— Этого никогда не будет! — твердо сказал Герасим. — Я православный христианин, им навсегда и останусь!

Аксакал, не ожидавший такого отпора, вскочил с табуретки и, приседая на одну ногу, прошел по сакле влево, потом вправо; шрамы на его лице побагровели.

— Навсегда? — остановившись посреди сакли, спросил он. — А если через минуту ты будешь висеть на суку?

— От Христа, моего Спасителя, я не отрекусь и на суку!

Исмаил сел на табуретку, потом снова вскочил, быстрее обычного прошелся по сакле.

— Вздернуть его! — закричал он, багровея уже не только шрамами, но и всем лицом. — Да побыстрее!

Черкесы схватили казака, грубо выволокли наружу и накинули на его шею веревку. Один из них с обезьяньей ловкостью взобрался на дерево, чтобы привязать веревку к суку.

— Ну, Христос или Аллах? — подойдя почти вплотную к Герасиму, спросил Исмаил.

— Христос!

— Ну и погибай вместе с Ним! — Пинком здоровой ноги аксакал выбил табуретку из-под ног пленника.

Большое крепкое тело казака рухнуло вниз, пригнув ветку (от сотрясения на землю упало десятка два спелых грецких орехов), и закачалось на веревке. В следующее мгновение Исмаил выхватил из ножен саблю и — никто не успел и глазом моргнуть — перерубил веревку; Герасим упал на землю, быстрым движением обеих рук ослабил петлю на шее.

— Такая смерть для тебя слишком легка! — Аксакал отточенным движением вложил саблю в ножны. — Посадите его на цепь к колоде! Пусть умирает медленной и мучительной смертью! Как собака!

Потянулись невообразимо тягостные дни. С восходом солнца пленника выводили на какую-нибудь тяжелую работу (обычно он строил из крупных камней помещения для скота), а вечером снова сажали на цепь. Пища была самая скудная. Казак подвергался постоянным насмешкам, издевательствам, унижению. Редкий черкес, проходя мимо, не кидал в него палкой или камнем; мальчишки или дразнили его, строя рожи, или осыпали пылью; однако самую изощренную «забаву» устраивали малыши: наученные своими родителями, они подходили к пленнику и железным прутом, раскаленным в огне, «штрикали» его в руки, в ноги, в бока. После таких «забав» на теле казака появлялись гнойные язвы.