Борис Евгеньев - Радищев

• Название: Радищев
• Автор: Борис Евгеньев
• Издательство: Молодая гвардия
• Жанр: Биографии и Мемуары
• Год: 1949

Книга про жизнь и творчество А. Н. Радищева

---

Об этом в дневнике записано коротко;

«У графа обедали…»

И вот снова, как в заключительных строках своего «Путешествия», Радищев мог воскликнуть; «Москва! Москва!»

«…Приехали в ранние обедни, стали в Рогожской, ходили в город. И прочее в Москве пребывание…»

VII. ПОСЛЕДНИЕ ГОДЫ

«…Любители добра, ужель надежды нет?

Мужайтесь, бодрствуйте и смело протекайте

Сей краткой жизни путь…»

А. Радищев

В 115 верстах от Москвы, недалеко от Малоярославца, находилось сельцо Немцово, принадлежавшее Радищеву.

Сюда приехал он из ссылки. С радостью узнавал он родные места. Нивы, березовую рощу, речку, яблоневый сад за покосившимся плетнем, развалины старого барского дома.

Радищев писал Воронцову о «детской радости», которую он почувствовал, увидев, что «избавление от изгнания осуществилось…»

Как только он отдохнул после утомительной и долгой дороги, первым его желанием было поближе познакомиться с народом, со своими крестьянами. Он приказал сварить пиво, купил несколько ведер вина и в воскресный день созвал мужиков и баб на господский двор. Гостей угощали вином и пивом, подавали пироги. Мужики поздравляли Радищева с приездом. Бабы запели хором величальную:

Уж и чей-то двор на горе стоит,
На горе стоит, на всей красоте?
Александрин двор, Николаевича…

И грустно и радостно было слышать бесхитростный напев, видеть такие знакомые лица крестьян…

Но бедность и неустройство деревенской жизни очень скоро погасили первоначальную «детскую радость».

В письмах к брату, а потом к отцу Радищев высказывает уже совсем иные чувства, иные настроения.

«Признаюсь, — пишет он Моисею Николаевичу, — что если бы я знал положение здешней деревни, никак бы не назначил ее для своего пребывания… Прости, мой любезный, мне здесь жить скучно и день ото дня скучнее, тому бы я сам не поверил, скучнее Илимского…»

Отцу он пишет о том, что нашел Немцово «в великой расстройке и, можно сказать, в разорении. Каменного дома развалились даже стены… Я живу в лачуге, в которую сквозь соломенную крышу течет, и вчера чуть бог спас от пожара, — над печью загорелось… Сад как вызяб, посадки не было, забора нет… Посуда вся вывезена…»

Он сетует на долги, которые гнетут и мучают его, жалуется на одиночество: «Соседей полные карманы, но я никого не вижу…»

Он получил приглашение от своего университетского товарища Янова, но и к нему не поехал: «он далеко от моей хижины…» Изредка заходил он к крестьянам. Его усаживали на почетное место, под образа, потчевали «чем бог послал»…

Трудно было вживаться в новое, непривычное положение. Это не была та свобода, о которой он мечтал в Илимском остроге. Одинокая, скудная, бездеятельная жизнь в деревенском захолустье.

Он был еще не стар — ему было без малого пятьдесят лет. Но ссылка подорвала здоровье. Он чувствовал себя больным.

«Я читаю мало, я решительно ничего не пишу, мания к сему у меня миновала», — писал Радищев Воронцову.

В первый месяц жизни в Немцове он любил пойти «в лесок, вблизи сада, в котором нет ничего, кроме яблок, и не за тем, чтобы поразмыслить или подстрелить рябчика, которого там нет, а чтобы набрать грибов…»

Но вот — неожиданная радость! Сидя вечером за чайным столом, он увидел двух молодых офицеров. Он подумал было, что это гусары, иногда посещавшие его в порядке надзора. Нет, это была его старшие сыновья — Василий и Николай, с которыми он не виделся семь лет. С радостью прижал он их к груди…

Ему страстно хотелось повидать своих родителей. Это было «потребностью сердца», как он говорил.

Зимой 1798 года он получил от императора Павла разрешение навестить отца и мать и тотчас поехал в Аблязово.

Мало радости дала ему эта поездка. Семья оскудела. Мать со времени его ареста лежала разбитая параличом. Отец ослеп и, как говорили тогда, «ушёл от мира». Николай Афанасьевич и раньше был очень религиозным человеком, теперь же, на склоне лет, после всех несчастий, обрушившихся па семью, проводил все время в обществе каких-то монахов, отпустил бороду, ходил в простом кафтане, подпоясанном ремнем, и жил на пчельнике. Позднее он даже совсем оставил дом и отправился в Саровскую пустынь, но не ужился там с монахами и попами и вернулся домой.

Сына он встретил сурово. Не преступление против царя, не ссылку ставил он сыну в вину. Он не хотел примириться с тем, что сын нарушил христианский обычай.

— Или ты татарин, что женился на свояченице? — строго спросил старик. — Женись ты там на крестьянской девке, я бы принял ее как дочь…

Живя в Немцове, Радищев все время находился под строжайшим тайным надзором, о чем он, повидимому, догадывался. Еще в то время, когда он был в дороге, вице-канцлер князь А. Б. Куракин сообщил калужскому губернатору Митусову о секретном указе императора Павла об установлении надзора над Радищевым. Кстати сказать, этот указ Павел подписал одновременно с указом о возвращении Радищева из ссылки. Митусов тут же сообщил Куракину о принятых мерах:

«Предписание вашего сиятельства… с изображенным высочайшего его императорского величества указом о наблюдении мне за поведением и перепискою пришлющегося из Сибири Александра Радищева 23-го числа текущего месяца получить я честь имел; в повиновение которого ныне же вызываю сюда тамошнего земского исправника для объяснения ему высочайшей воли, дабы он, храня глубокую тайну сию, когда пришлется помянутый Радищев в его деревни, почасту тайным образом наведывался о поведении его и обращении по общежитию, строжайше наблюдая и замечая, с кем он по большей части будет иметь обращение и не замечено ли будет чего-либо подозрительного, доносил бы ко мне…» [116]

Далее Митусов сообщает о принятых им мерах по наблюдению за перепиской Радищева. Император Павел не один раз повторял свой приказ о наблюдении за перепиской писателя. Что же касается малоярославецкого земского начальника, который должен был «тайным образом наведываться о поведении Радищева», то он попросту приставил к Радищеву двух гусар, которые совершенно открыто приходили к нему домой.

Не эти ли грубые полицейские меры заставляли Радищева воздерживаться от общения с соседями и, в частности, от общения со своим старым приятелем Яновым?..

* * *

Как бы трудно ни жилось Радищеву, уныние не могло долгое время властвовать над этой беспокойной, деятельной душой.

Радищев занялся прежде всего хозяйством, старался улучшить его. Он следил за полевыми работами, читал книги по сельскому хозяйству, интересовался делами и жизнью крестьян.

Он начал писать очерк «Описание моего владения». Темой этого очерка был указ Павла о трех-дневной барщине.

Радищев очень скоро увидел и понял, что положение крестьян нисколько не изменилось при Павле. За четыре года император роздал своим приближенным свыше трехсот тысяч крепостных крестьян. Опасаясь усиления крестьянских восстаний, Павел в апреле 1797 года издал указ, запрещавший барщинные работы по воскресным дням, и рекомендовал помещикам использовать для барщинных работ не больше трех дней в неделю. Помещики, как правило, не выполняли этого указа. Новые вельможи были такими же крепостниками, как и прежние, и, как при Екатерине, для усмирения крестьян посылались военные команды…

Радищев задумал написать серьезное экономическое исследование. В «Описании моего владения» он хотел дать не только описание хозяйства крепостной деревни, но и предложить «способы к лучшему хозяйству», то-есть поставить на научно-экономической почве вопрос о крепостном праве, о необходимости ликвидировать его.

И здесь он был самобытен и шел своими путями. В отличие от многих других экономистов XVIII века Радищев в «Описании моего владения» исходил не из интересов помещичьего хозяйства, а брал в качестве объекта изучения крестьянское хозяйство. Радищев, как ученый-экономист, в этом своем труде и в ряде высказываний в «Путешествии» впервые в русской литературе вскрыл основные черты крепостнического способа производства, показал классовую непримиримость интересов крестьян и помещиков.

По существу, это было возвратом к тому же вопросу, который ставился Радищевым в знаменитом «Путешествии». «Блаженны, блаженны, если бы весь плод трудов ваших был ваш — пишет Радищев в самом начале «Описания моего владения». — Но, о горестное напоминовение! ниву селянин возделывает чуждую, и сам, сам чужд есть, увы!..»

* * *

В ночь на 12 марта 1801 года насильственная смерть императора Павла открыла Александру I дорогу на престол.

Современники рассказывают, что весть о вступлении Александра на престол была «вестью искупленья». Люди плакали от радости, обнимались и поздравляли друг друга.