Лев Остерман - Римская история в лицах

• Название: Римская история в лицах
• Автор: Лев Остерман
• Издательство: Издательство «О. Г. И.»
• Жанр: История
• Год: 1997
• ISBN: 5-900241-46-7

Лица... Личности... Личины... Такова история Рима в своеобразном изложении Льва Остермана: автор анализирует деяния ярких, необычных личностей — политиков, поэтов, полководцев, — реконструируя их психологические портреты на фоне исторического процесса. Но ход истории определяют не только великие люди, а целые группы, слои общества: плебс и «золотая молодежь», жители италийских провинций и ветераны римской армии, также ставшие героями книги. Читатель узнает, как римляне вели войны и как пахали землю, что ели и как одевались, об архитектуре и способах разбивки военных лагерей, о рынках и театрах. Читатель бродит по улицам и рынкам, сидит в кабачках и греется в термах, читает надписи на стенах и слушает, как беснуется и замирает, низвергает кумиров и ликует вечный город. Читатель воочию видит благородные лики и гнусные личины, следит за формированием истинно римского великого характера, ставшего идеалом в веках для лучших сынов России и Европы...

=================================

Памяти Натана Эйдельмана

=================================

---

Оговорюсь сразу. Я не намерен вдаваться в подробности военных кампаний, которые обоим главнокомандующим пришлось вести в последующие десять лет, до того как случилось неизбежное — они столкнулись друг с другом. Антоний в эти годы безрезультатно воевал с парфянами. Октавиану пришлось подавлять восстание италиков, сражаться с младшим сыном Помпея, Секстом, и совершить поход в Иллирию (нынешняя Албания). Войны эти существенной роли в Римской истории не сыграли. Я буду их касаться лишь в целях раскрытия личностей двух главных персонажей. Особенно нас будет интересовать Октавиан — ведь его жизненный путь только начинается. Но сначала мы отправимся на Восток — вместе с Антонием.

Его путь лежал через Грецию, и здесь Марк был милостив. Ему льстило называться покровителем греков. Он слушал рассуждения ученых, смотрел игры, принимал посвящения в таинства, был снисходителен в суде. Афинам пожаловал щедрые дары. Затем перебрался в Азию и здесь приступил к делу. Остановившись близ Пергама, Антоний вызвал к себе представителей эллинских городов, расположенных на побережье Эгейского моря, и обратился к ним с такой речью:

«Для раздачи им всем (воинам. — Л.О.) земли и городов Цезарь отбыл в Италию. Если определить это одним словом — он поехал туда, чтобы выселить Италию. На вас же, чтобы вы не были выселены с вашей земли, из городов, домов, храмов и могил, мы наложим взнос денег, не всех (какие нужны. — Л.О.) — этого вы и не могли бы выполнить, но части их, притом сймой незначительной. Этим вы, я думаю, останетесь довольны. Того, что вы дали нашим врагам в два года — а отдали вы им подать за десять лет — будет нам достаточно, но получить мы это должны в течение одного года: этого требуют наши нужды. Вам, услышавшим о такой нашей милости, я мог бы еще прибавить только одно: ни на кого из вас не налагается такое наказание, которое равнялось бы вашей провинности». (Аппиан. Гражданские войны. V, 6)

Затем Антоний с войском двинулся вдоль побережья на юг. Малоазиатские греки чествовали, его как бога Диониса. Он им охотно подыгрывал:

«Когда Антоний вступал в Эфес, впереди выступали женщины, одетые вакханками, мужчины и мальчики в обличье панов и сатиров. Весь город был в плюще, в тирсах, повсюду звучали псалтерии (подобие арфы. — Л.О.), свирели, флейты, и граждане величали Антония Дионисом — Подателем радостей, Источником милосердия. Нет спору, он приносил и радость, и милосердие, но — лишь иным, немногим. Для большинства же он был Дионисом Кровожадным и Неистовым ( все это — культовые прозвища бога Диониса). Он отбирал имущество у людей высокого происхождения и отдавал негодяям и льстецам. Нередко у него просили добро живых — словно бы выморочное — и получали просимое. Дом одного магнесийца он подарил повару, который, как рассказывают, однажды угостил его великолепным обедом...» (Плутарх. Сравнительные жизнеописания. Антоний, XXIV)

Объезжая провинции и государства Малой Азии, Антоний творил суд над городами и царями, обкладывал их за поддержку Кассия и Брута высокой данью. В общей сложности контрибуция, наложенная им на Азию, составила колоссальную сумму — около 1200 миллионов денариев. Для отчета по поводу обвинения в тайной поддержке Кассия он вызвал к себе в Киликию Клеопатру. Эта встреча с египетской царицей роковым образом перевернула и сломала всю жизнь Антония. Он — влюбился без памяти!

Торнтон Уайдлер в «Мартовских идах» намекает на то, что любовь Антония и Клеопатры началась еще в год смерти Юлия Цезаря, когда царица приезжала в Рим. Скорее всего, это вымысел. Писатели нашего времени — как мы видели на примере Бернарда Шоу — позволяют себе определенную вольность при использовании свидетельств древних авторов. В чем нельзя упрекнуть Шекспира. Если читатель возьмет на себя труд сопоставить текст трагедии «Антоний и Клеопатра» с жизнеописанием Антония у Плутарха, он обнаружит, что великий драматург совершенно точно, порой дословно, следует римскому историку в изложении фактов и обстоятельств. Вот только один пример. В шестой главе для обрисовки средств обольщения, которыми искусно пользовалась Клеопатра, я заимствовал у Плутарха описание прибытия царицы в Киликию. Того самого прибытия, о котором сейчас идет речь. Позволю себе повторить это описание словами Шекспира (в переводе Пастернака). Читатель может их сравнить:

Энобарб:

«Сейчас я расскажу.

Ее баркас горел в воде, как жар.

Корма была из золота, а парус

Из пурпура. Там ароматы жгли,

И ветер замирал от восхищенья.

Под звуки флейт приподнимались в лад

Серебряные весла, и теченье

Вдогонку музыке шумело вслед.

Ее самой словами не опишешь.

Она лежала в золотом шатре

Стройней Венеры, а ведь и богиня

Не подлинность, а сказка и мечта.

По сторонам у ней, как купидоны,

Стояли, с ямочками на щеках,

Смеющиеся дети с веерами,

От веянья которых пламенел

Ее румянец.

Агриппа:

Я воображаю Антония!

Энобарб:

Как нимфы на реке

Служанки не спускали глаз с царицы.

Одна вела баркас, в руках другой

Так и сновали шелковые снасти.

Как я сказал, с баркаса долетал

Пьянящий запах...»

(II акт, 2-я сцена)

Точно следуя за цепью событий в рассказе Плутарха, Шекспир чутьем художника воскрешает чувства и мотивы поведения героев трагедии. В первую очередь — историю трагической любви Антония и Клеопатры. Не случайно он не обращает внимания на упомянутую историком образованность египетской царицы. Теперь ее ум позволяет Клеопатре при первой же встрече найти верную манеру общения с Антонием. Сразу же разглядев в нем простоватого и грубого солдата, она, как пишет Плутарх, «сама заговорила в подобном же тоне — смело и без всяких стеснений». Антоний влюбляется не в умную, тонкую собеседницу, как некогда Цезарь, а просто в женщину, обольстительную, страстную, непрестанно меняющуюся. Приведенный мной отрывок разговора адъютанта Антония, Энобарба, и приближенных Октавиана, Агриппы и Мецената, относится к моменту первой после сражения при Филиппах встречи Октавиана и Антония. Октавиан сватает за Антония свою сестру. Когда они выходят, происходит следующий диалог, в котором речь идет о Клеопатре:

Меценат:

«Теперь ее он бросит навсегда.

Энобарб:

Антоний? Что ты! Ни за что на свете.

Ее разнообразью нет конца.

Пред ней бессильны возраст и привычка.

Другие пресыщают, а она

Все время будит новые желанья.

Она сумела возвести разгул

На высоту служенья и снискала

Хвалы жрецов».

Антоний теряет голову. Он бросает войско, начатый было поход в Парфию и уезжает вслед за Клеопатрой в Александрию. Этот гуляка, развратник, солдафон оставил в Истории ни с чем не сравнимый пример самоотверженной любви. Кому еще случилось сложить к ногам возлюбленной Римскую империю? А ведь не случись этого (по выражению Бунина) «солнечного удара», единоборство с Октавианом, скорее всего, окончилось бы в пользу Антония... А Клеопатра? Любит ли она Антония или расчетливо соблазняет могущественного римлянина ради укрепления своей власти над Египтом? Не для того ли она подделывается под его грубые привычки?

В Александрии они непрерывно пируют: бражничают ночи напролет. Чтобы показать размах этого чревоугодия, Плутарх приводит следующий дошедший до него рассказ.

«Врач Филот, родом из Амфисии, рассказывал моему деду Лампирию, что как раз в ту пору он изучал медицину в Александрии и познакомился с одним из поваров царицы, который уговорил его поглядеть, с какой роскошью готовится у них обед. Его привели на кухню, и среди прочего изобилия он увидел восемь кабанов, которых жарили разом, и удивился многолюдности предстоящего пира. Его знакомец засмеялся и ответил: «Гостей будет немного, человек двенадцать, но каждое блюдо надо подавать в тот миг, когда оно вкуснее всего, а пропустить этот миг проще простого. Ведь Антоний может потребовать обед и сразу, а случается, и отложит ненадолго — прикажет принести сперва кубок или увлечется разговором и не захочет его прервать. Выходит, — закончил повар, — готовится не один, а много обедов, потому что время никак не угадаешь...» (Плутарх. Сравнительные жизнеописания. Антоний, XXVIII)

В другом месте биографии Антония Плутарх записывает:

«Клеопатра... всякий раз сообщая все новую сладость и прелесть любому делу или развлечению, за какое ни брался Антоний, ни на шаг не отпуская его ни днем ни ночью, крепче и крепче приковывала к себе римлянина. Вместе с ним она играла в кости, вместе пила, вместе охотилась, бывала в числе зрителей, когда он упражнялся с оружием, а по ночам, когда в платье раба он бродил и слонялся по городу, останавливаясь у дверей и окон домов и осыпая обычными своими шутками хозяев — людей простого звания, Клеопатра и тут была рядом с Антонием, одетая ему под стать. Нередко он и сам слышал в ответ злые насмешки и даже возвращался домой, помятый кулаками александрийцев, хотя большинство и догадывалось, с кем имеет дело». (Там же, XXIX)