Лев Остерман - Римская история в лицах

• Название: Римская история в лицах
• Автор: Лев Остерман
• Издательство: Издательство «О. Г. И.»
• Жанр: История
• Год: 1997
• ISBN: 5-900241-46-7

Лица... Личности... Личины... Такова история Рима в своеобразном изложении Льва Остермана: автор анализирует деяния ярких, необычных личностей — политиков, поэтов, полководцев, — реконструируя их психологические портреты на фоне исторического процесса. Но ход истории определяют не только великие люди, а целые группы, слои общества: плебс и «золотая молодежь», жители италийских провинций и ветераны римской армии, также ставшие героями книги. Читатель узнает, как римляне вели войны и как пахали землю, что ели и как одевались, об архитектуре и способах разбивки военных лагерей, о рынках и театрах. Читатель бродит по улицам и рынкам, сидит в кабачках и греется в термах, читает надписи на стенах и слушает, как беснуется и замирает, низвергает кумиров и ликует вечный город. Читатель воочию видит благородные лики и гнусные личины, следит за формированием истинно римского великого характера, ставшего идеалом в веках для лучших сынов России и Европы...

=================================

Памяти Натана Эйдельмана

=================================

---

Римские войска поначалу терпели поражения. Пришлось перебросить в Иудею несколько легионов и вызвать из Британии прославленного полководца Юлия Севера. Жестокая война продолжалась три года. Иудеи смирились лишь тогда, когда их край был превращен в пустыню. В Риме отпраздновали триумф, но императора он не порадовал. Жажда славы угасла. Адриан чувствовал себя усталым и по окончании торжеств удалился на свою виллу Там он хотел почти частным человеком спокойно окончить свои дни. С любимыми книгами, в окружении собранных им произведений высокого искусства, предаваясь дорогим воспоминаниям. Но боги отказали императору в спокойном и возвышенном конце жизни. Последние годы его мучила тяжкая болезнь, проявлявшаяся сильными болями. Аврелий Виктор пишет:

«...он страдал от боли почти во всех членах тела до такой степени, что многократно просил самых верных слуг убить его, а чтобы он не совершил самоубийства, его охраняла стража из самых близких людей». (Там же, XIV, 12)

Надо было избрать себе преемника. За два года до смерти Адриан усыновил Луция Вера, к которому питал привязанность ради его красоты и легкого характера еще до встречи с Антиноем. В 137-м году назначил его консулом. Однако Вер отличался очень слабым здоровьем и в самом начале следующего года умер. Тогда император остановил свой выбор на немолодом (ему было за пятьдесят), но очень достойном, доброжелательном и прекрасно образованном сенаторе Антонине. Адриан полагал, что правление его будет недолгим, и при усыновлении поставил условие, чтобы Антонин, когда унаследует власть в Риме, в свою очередь, сразу же усыновил Марка Катилия Севера, тогда еще семнадцатилетнего юношу. В нем Адриан видел продолжателя начатых им преобразований государства. Одновременно Антонин должен был усыновить Луция Вера младшего — сына недавно умершего первого избранника Адриана. Это была как бы дань его памяти. Тем самым, впервые в Римской истории, закладывалась возможность долговременного разделения верховной власти между двумя императорами. А между тем мучения больного становились невыносимыми. Однажды после очередного приступа боли — он был один на своем острове — Адриан без сил в тысячный раз вопрошал богов, за что ему такая мука... Вдруг вспомнилось, как он в Антиохии допрашивал старика — члена секты христиан. И тот ему рассказал легенду о том, как Христос-сын из бога стал человеком и добровольно принял казнь на кресте, чтобы своими мучениями искупить грехи всех людей. Он тогда спросил, что же побудило сына бога так поступить. Любовь, — ответил старик, — любовь к людям. Может быть, и ему Адриану, послана эта казнь ради спасения людей? Но разве он любит их? Когда-то любил. Своих солдат, товарищей, сограждан. Любил мальчика. Все ушло. От непрерывных мучений сердце его ожесточилось. Он еще ценит красоту, любит Афины, любит Рим. Не город и не миллионы людей, которые называют себя римлянами. Рим — это величие духа, понятие, стоящее над людьми! Люди некрасивы, глупы, корыстны. Нет, он не любит людей. Вот он кричит от боли, а они суетятся со своими мелкими заботами, наслаждаются, смеются... Разве это справедливо? Он столько сделал для них. Почему именно он должен так страдать? Нет, он не любит людей, не любит этот подлый, грязный мир...

«Адриан, — записывает Спартиан, — которому жизнь уже совсем опостылела, велел рабу пронзить его мечом. Когда весть об этом распространилась и дошла до Антонина, к Адриану явились префекты и его сын (приемный. — Л.О.) с просьбами, чтобы он стойко переносил неизбежную болезнь, причем Антонин говорил, что он окажется отцеубийцей, если, будучи им усыновлен, допустит, чтобы Адриан был убит. Разгневанный на них, Адриан велел казнить того, кто выдал его намерение, но этот человек был спасен Антонином. Адриан немедленно написал свое завещание и не переставал заниматься государственными делами. И после завещания он сделал попытку покончить с собой. Когда у него отняли кинжал, он сделался еще более свирепым. Он просил яда у своего врача, но тот, чтобы не дать ему, убил самого себя». (Элий Спартиан. Жизнеописание Адриана. XXIV, 7)

Истерзанный непрестанными болями, император постепенно озлобился и вопреки всему прежнему опыту7 своей жизни превратился в тирана, способного в припадке гнева казнить всех и каждого. Рим в страхе замер. Вдруг после визита какого-то старца из Паннонии (экстрасенса тех времен?) Адриану стало легче и он поехал на морской курорт в Байи. Потом боли возвратились с новой силой. Стало ясно, что конец близок. Император вызвал Антонина и на его глазах умер 10 июля 138-го года. Спартиан так заканчивает жизнеописание Адриана:

«Ненавидимый всеми, он был похоронен в имении Цицерона в Путеолах. Незадолго до своей смерти он принудил умереть девяностолетнего Сервиана (всю жизнь интриговавшего против него мужа сестры. — Л.О.), боясь, что тот его переживет и станет, как он думал, императором. За незначительные проступки он велел убить множество других людей, которых Антонин, однако, спас. Умирая, он, говорят, написал такие стихи:

«Душа моя, скиталица

И тела гостья, спутница,

В какой теперь уходишь ты,

Унылый, мрачный, голый край,

Забыв веселость прежнюю».

(Там же, XXV, 7)

«Ненавидимый всеми». Жестокий и несправедливый приговор! Люди отняли у Адриана возможность достойно умереть по своей воле. Они продлевали его мучения, лишили рассудка и сами же в страхе возненавидели. Свой страх и ненависть они сообщили потомкам, оскорбив этим память одного из самых великих римлян.

Глава IX Антонин Пий и Марк Аврелий

II век после Р.Х. многие авторы именуют «Золотым веком» Римской истории. Нередко его называют временем правления династии Антонинов, имея в виду всю плеяду императоров от Нервы до Марка Аврелия. Между тем ни Нерва, ни Траян, ни Адриан не принадлежали к семейству Антонинов. Первым императором из этого семейства стал преемник Адриана — Антонин Пий. До усыновления его полное имя было Тит Аврелий Фульвий Бойоний Антонин. Род Аврелиев в давние республиканские времена переселился в Галлию. Перейдя в род Адриана, будущий император стал именоваться Тит Элий Адриан Антонин. Прозвище Пий (благочестивый) он приобрел позже — за то, что вопреки сопротивлению сената добился посмертного обожествления Адриана и поставил ему храмы (сначала в Путеолах близ места кончины, а потом в Риме). В Историю он вошел просто как Антонин Пий. Согласно последней воле Адриана став императором, Антонин Пий усыновил юношу из рода Анниев — Марка Анния Катилия Севера. Войдя и в род Элиев, и в род Аврелиев, он стал именоваться Марк Элий Аврелий Антонин. Отсюда сокращенное Марк Аврелий (иногда Марк Антонин).

Так что, строго говоря, к династии Антонинов принадлежат только два последних императора из тех, что фигурируют в этой книге. Почему же историческая традиция распространила это имя на всю эпоху «древнеримского ренессанса», начавшуюся после смерти Домициана? Быть может, потому, что более чем сорокалетний период правления этих двух императоров был особенно счастливым и потому их имя стало синонимом всего «Золотого века»? В какой-то мере так. Ведь оба они отличались исключительной (даже для этого века) мягкостью и доброжелательностью. Почему же после смерти Марка Аврелия эпоха внутреннего мира, согласия и процветания Рима так резко и безвозвратно оборвалась? Неужели только потому, что следующий император, Коммод, был полной противоположностью своих предшественников? Но ведь сумел Рим оправиться после деспотических правлений Нерона и Домициана! Видимо, в последнем счастливом сорокалетии Римской истории был какой-то изъян. Попробуем разобраться. С этой целью (не упуская из виду хронологию событий) я буду иногда рассматривать весь этот период в целом, обращая внимание на сходство личных качеств и особенностей правления двух последних императоров.

В первую очередь их объединяют высокая культура, терпимость и доброжелательность. Антонин Пий родился в 86-м году, стал императором в 138-м, а умер в 161-м, семидесяти пяти лет от роду. Его почти безоблачное правление длилось двадцать три года. Вот несколько фрагментов из биографии Антонина Пия, составленной историком III века Юлием Капитолином (первый фрагмент относится ко времени до избрания императором). «Он выделялся своей наружностью, славился своими добрыми нравами, отличался благородным милосердием, имел спокойное выражение лица, обладал необыкновенными дарованиями, блестящим красноречием, превосходно знал литературу, был трезв, прилежно занимался возделыванием полей, был мягким, щедрым, не посягал на чужое — при всем этом у него было большое чувство меры и отсутствие всякого тщеславия». (Юлий Капитолин. Антонин Пий, II, 1) «Он управлял подчиненными ему народами с большой заботливостью, опекая всех и все, словно это была его собственность. Во время его правления все провинции процветали. Ябедники исчезли. Конфискация имущества происходила реже, чем когда бы то ни было, так что только один человек, обвиненный в стремлении к тирании, был объявлен вне закона: это был Атилий Тициан, причем так наказал его сенат. Император запретил производить розыск относительно его соучастников, а его сыну он всегда оказывал помощь во всем». (Там же, VII, 1) «Он приказал своим прокураторам проявлять умеренность при сборе податей, а с тех, кто превышал меру, он требовал отчета в их действиях и никогда не радовался выгоде, если она была связана с притеснением провинциалов... Недосягаемость императорской власти он соединил с величайшей любезностью, что еще больше усилило ее, к неудовольствию придворных слуг, которые при государе, делавшем все без посредников, не могли уже запугивать людей и продавать то, что не было тайной». (Там же, VI, 1)