Георгий Холопов - Докер

• Название: Докер
• Автор: Георгий Холопов
• Издательство: Советский писатель
• Жанр: Путешествия и география
• Год: 1984

Книга лауреата Государственной премии РСФСР Г. К. Холопова состоит из произведений разных лет и разных жанров.

Особое место занимают в книге повести и рассказы, посвященные Великой Отечественной войне.

---

— Конечно, комсомольцы. Зачем Зарифе выходить за тебя замуж? Это при старом режиме продавали дочерей. А потом — не такой уж ты и красавец, Шарков. Ты и немолодой. Ты и грамоты не знаешь. Вон сколько у тебя недостатков!

«Казанская сирота» сердится, говорит, что все это не имеет никакого значения для женитьбы. Он — татарин, а у татар свои обычаи и законы.

Тогда я спрашиваю:

— А ты хоть свою невесту видел?

— А как же! Один раз видел — она шла за водой.

— А она тебя?

— А зачем ей видеть? — Он снова сердится. — Сам говоришь — не красавец, не молодой парень.

— И не разговаривал?

— Ты что — смеешься?

Я с удивлением смотрю на него.

— Как же ты мог тогда надеяться?

Он поднимает письмо, разглаживает его на колене, сует в карман.

— Ты никому не рассказывай. А то ребятка засмеют.

— Ладно, — говорю я.

Он тяжело вздыхает:

— А деньги собирать все равно надо. На другой девушке, но жениться все равно надо.

И уходит, сгорбив плечи, осторожно переступая ногами.

Я смотрю ему вслед. Жалко Шаркова. Вот и сбавили ему на сотню калым! Лучше бы я не писал ему письма в Татарию. Да и ответ бы пусть у него пролежал в сундучке… хоть десять лет!

Нащупав в кармане ключи Зары Сааковой, я встаю, иду искать Угрюмого старика. «И куда он запропастился из барака?» — думаю я с раздражением.

Глава пятая

Романтик, выбежав из-за домика охраны, отчаянно машет мне рукой:

— Иди скорее, Гарегин! Случилось чудо! Глухонемой старик заговорил. Тебя ищет.

— Не может быть!.. С чего это он заговорил? — кричу я ему.

— Пришел ответ от Калинина!.. Сам начальник почты принес!.. Правительственная!.. — Романтик пытается бежать обратно.

— Подожди минутку! — Я встряхиваю половичок, взятый у тети Варвары, и с сожалением покидаю этот укромный уголок на пустыре, где в последние дни после работы я так хорошо уединяюсь с этой — будь она неладна! — немецкой грамматикой, во всю глотку твержу вслух немецкие глаголы: вокруг — ни души.

— Ну, живее ты можешь? — торопит Романтик. Он снова пытается бежать.

— Как же это он заговорил? — спрашиваю я, лукавя, и подхожу к нему поближе.

— А так и заговорил!.. Прочел письмо да как завопит: «Братцы, есть правда на земле!» — Романтик быстрым шагом уходит от меня.

Я закидываю половичок на плечо и плетусь за ним.

Барак гудит от громких голосов, шума, смеха, криков. Слышны характерные «ребятка» Шаркова.

С трудом я продираюсь к столу, окруженному плотной стеной грузчиков: здесь и наши, и не наши.

Увидев меня, Глухонемой старик, Иван Степанович, поднимается со скамейки, дружески треплет меня по спине тяжелой ладонью, потом звонким шлепком по плечу толкает от себя:

— Вот он — герой! Михаилу Ивановичу он писал!

Вокруг раздается:

— Видать — легкая рука у Гарегина!

— Ай да Докер! Башковитый!

— Такой молодой, а соображает!

Я делаю вид, что все эти одобрительные слова относятся совсем не ко мне, верчу в руках и так и сяк конверт, весь разукрашенный печатями и штампами, потом уж тянусь к Ивану Степановичу за письмом.

А вокруг орут:

— Магарыч, магарыч с тебя, Иван Степанович! Так домой не отпустим!

— Будет, будет магарыч! — отвечает счастливый Иван Степанович. — Будет, товарищи! Раз верх взяла правда — разделю свои небольшие капиталы на две части, одну оставлю на дорогу, вторую пущу на пропой души!

— Молодец, старик! Уважает правду!

— Устроим пир на весь мир! Обмоем правду!

— А слышать-то хорошо слышишь? — любопытствует Романтик, судя по всему, очень взволнованный происшедшим.

— Да вроде, — отвечает Иван Степанович и, как после купания, зажимает ладонями уши.

Я опускаю начало письма, скорее добираюсь до сути ответа. Вот что пишут Ивану Степановичу из Секретариата Калинина: «…вопрос о Вашем выселении, как и некоторых других жителей Вашей деревни, был снят комиссией еще осенью прошлого года при проверке списка раскулаченных по Крестецкому району Ленинградской области. Так как Вы не пользовались наемной силой, хозяйство у Вас было середняцким, то Вы не подлежали раскулачиванию, а значит, и выселению.

Ваш дом и приусадебный участок (фруктовый сад) сейчас находятся под наблюдением сельсовета. Как нам пишут оттуда, Вас давно разыскивают по району и области. В сельсовете теперь надеются, что как только Вы вернетесь домой, то возглавите колхозное садоводство; они высоко ценят Ваш опыт, Ваши знания специалиста-садовода…»

От нахлынувшей на меня радости я последние строчки читаю вслух.

Вокруг ахают — в который раз, видимо.

— Есть, есть правда на земле! — кричит Иван Степанович. — Теперь шабаш, ребята, еду домой. Спасибо Михаилу Ивановичу.

— Про магарыч не забудь!

— Хоть водку с селедкой поставь!

— Не забуду, братцы!.. Обмоем правду!..

— Надо же: полтора года человек мотается по свету, не знает: нету за ним никакой вины!

— Ис-то-рия-я!

— Хорошая работа — садовод! — говорит Шарков.

— Не пыльная! Это тебе не цемент таскать!.. — смеется Романтик.

Устроить вместо жалкого магарыча — «водки с селедкой» — хорошие проводы подбил Ивана Степановича Угрюмый старик, Сааков. Ошалелый от радости, на все согласный, тот целиком отдался в его опытные руки. А что они были такими, мы узнали очень скоро. И не только по части проводов!

Начал Сааков с того, что первым делом избрал себе помощников. Такая честь была оказана тете Варваре, без которой все равно было не обойтись в его хлопотливых затеях, и мне… как «герою дня», хотя я сразу, конечно, догадался, что нужен ему как «молодой и быстроногий», которого можно гонять по всему городу за каждой мелочью. Так оно и случилось.

На другой день — воскресенье. Прихватив Ивана Степановича, мы в шесть утра на одном из первых трамваев трясемся на базар. У каждого в руке по зембилю.

— Чем кормить-то народ будем? — С озабоченным лицом тетя Варвара наклоняется к нам и на пальцах перебирает все те блюда, которые она могла бы сготовить… будь в общежитии кухня, как у людей, а главное — посуда. Но ни того, ни другого, как известно, в бараке нет.

Сааков слушает ее с загадочной улыбкой.

— Я знаю такое блюдо, — говорит он. — Для его приготовления не требуется ни кухня, ни посуда. Самое сытное и вкусное блюдо!

— Что надумал-то? — Тетя Варвара искоса смотрит на него.

— Да шашлычок!..

— Шашлычок?.. Не знаю, как насчет сытности-то, но приготовить его — дело нехитрое, — снисходительно соглашается тетя Варвара. — Любая дура справится.

— Это что — мясо жареное? На таких палочках? — Иван Степанович недовольно морщит лицо, чем вызывает негодующие взгляды у сидящих напротив, невольных свидетелей нашего разговора. — Немудреная штука!

— Немудреная, верно, но человек ничего вкуснее не придумал! — Сааков наклоняется к Ивану Степановичу, по старой привычке чуть ли не кричит ему в ухо: — А тебе — еще и память о Баку. (Иван Степанович похлопывает себя по ушам, напоминая Саакову, что он прекрасно слышит. Тот переходит на шепот.) — Приедешь в свои северные леса, спросят: «Был на Кавказе?» — «Был». — «А шашлычок ел?» — «Какой еще шашлычок?» — скажешь. Ну и будут смеяться; про шашлычок весь мир знает.

— Верно! — всплескивает руками сидящий напротив нас грузный человек в чесучовом костюме. — Ничего вам лучше шашлычка не придумать.

Остальные, сидящие слева и справа от него, молча и с достоинством кивают головой.

Иван Степанович с удивлением смотрит на них и соглашается на шашлычок. Ему теперь все равно, что приготовить. Шашлычок так шашлычок! Мыслями своими он уже далеко, дома. Это хорошо видно по нему: вдруг у него становится задумчивым лицо, на все он смотрит каким-то отсутствующим взглядом.

Тетя Варвара тоже склоняется к шашлычку; для его приготовления и посуды никакой не надо.

Ну, а я подавно, конечно, за шашлычок. Сааков прав: что может быть вкуснее?

Как только мы сходим у базара, Сааков тащит нас в мясной ряд.

— Дал бы хоть оглянуться, что делается на базаре-то, — недовольно бурчит тетя Варвара.

— Потом, потом! — торопит Сааков, Угрюмый старик.

В мясном ряду стоит неумолчный крик мясников; наперебой они зазывают покупателей. Мяса много, и, по сравнению с ценами на другие продукты, оно стоит дешево. В деревнях, несмотря на августовскую жару, многие режут скотину, в особенности в районах, где туго идет коллективизация. Спешат до вступления в колхоз отделаться от всякой живности.

— Сколько же мы возьмем баранины на шашлычок? — спрашивает Иван Степанович.

Тетя Варвара вопросительно смотрит на Саакова:

— Хватит и трех килограммов-то?