Бхагаван Раджниш (Ошо) - Ближе к истине. О «Принципах трансформации ума» Атиши

• Название: Ближе к истине. О «Принципах трансформации ума» Атиши
• Автор: Бхагаван Раджниш (Ошо)
• Жанр: Эзотерика
• Год: 2013
• ISBN: 978-5-9573-2604-5

Где скрыта истина? Почему многие стремятся ее найти? В этой книге Ошо предлагает нам стать ближе к божественному и понять, как открывались тайные знания просветленным мастерам.

Он рассказывает о сутрах Атиши – великого буддийского учителя и проповедника, основателя школы тибетского буддизма, именуемого Вторым Буддой. Достигнув просветления, Атиша создал «Семь принципов трансформации ума» – наполненные мудростью высказывания-сутры. Они являются своеобразной практической методикой по трансформации мышления, с помощью которой даже начинающий искатель сможет стать ближе к истине.

Читая и размышляя над каждой сутрой, мы приходим к пониманию, что все наши страдания порождаются нашим же собственным умом, но в нем же скрывается и источник великих возможностей – стоит лишь научиться сонастраивать его с внутренним знанием…

Ранее книга выходила под названием «Книга мудрости. Беседы о „Семи принципах тренировки ума“ Атиши»

---

Кроме того, это были не мастера, которых Кришнамурти выбрал по зову любви… братья были подобны узникам, а мастера были тюремщиками. У Кришнамурти осталось очень неправильное представление о мастерах; ему было очень трудно вырваться из созданной ими ловушки. В конце концов он из нее освободился – как долго вы можете удерживать человека? Став юношей, достаточно сильным, чтобы освободиться из этой западни, он просто вырвался из нее, заявив: «Я не являюсь ничьим мастером, я не собираюсь становиться учителем всего мира, и все это чушь!»

С тех пор остался шрам. С тех пор, говоря о таких предметах, как мастера, ученики, медитации, ученичество, он выступал против всего этого. Это естественно. На самом деле, он никогда не знал, кто такой мастер и что такое ученичество, – потому что мастера и ученичество никому нельзя навязать насильно; вы принимаете их радостно и по зову любви.

Вы гораздо счастливее, чем Кришнамурти. Вы выбрали меня радостно и по зову любви, и в любую минуту вы свободны меня покинуть. У него же не было свободы, чтобы уйти. Он не выбирал этих людей. Кроме того, очень вероятно, что в детстве Кришнамурти стал жертвой многих злоупотреблений.

Это почти установленный факт, что Лидбитер был гомосексуалистом. Вопрос о том, что он сексуально использовал детей, даже рассматривался в суде. Просто представьте, что девятилетний мальчик подвергся сексуальным домогательствам – это оставит у него глубокую рану; ему будет очень трудно избавиться от этого шрама.

Можете спросить об этом у психологов: если ребенок каким-то образом подвергался сексуальному использованию, то будет нарушен весь ход его дальнейшей жизни. Если девочка была каким-то образом сексуально использована против своей воли, она никогда не сможет расслабиться в сексуальном плане, никогда. Снова и снова будет возвращаться страх.

Почти не вызывает сомнений, что нечто подобное имело место. Кришнамурти никогда не говорит об этих вещах, говорить о них нет смысла, все эти старые пердуны давно мертвы. Но где-то остался шрам. Отсюда его антагонизм к мастерам, ученичеству, саньясе, всевозможным методам. В нем проявляется что-то из его прошлого, но это никак не связано с мастерами и учениками.

Что он знает о Будде и его учениках? Что он знает об Атише и о мастерах Дхармакирти, Дхармаракшите и Йогине Майтрейе – что он знает об этих людях?

Кроме того, произошла еще одна беда. Анни Безант и Лидбитер никогда не позволяли Кришнамурти читать древние писания, поскольку боялись, что он утратит свою оригинальность. Поэтому его держали в полном невежестве относительно всех великих традиций мира.

Но если вы не знаете об Атише и Дхармакирти, вы кое-что упустите. Дхармакирти был мастером, пославшим Атишу к другому мастеру, Дхармаракшите, сказав: «Я дал тебе все, что знал. Я могу дать тебе и остальное, но это не было моим путем. Иди к Дхармаракшите, он двигался по другому маршруту. Он даст тебе еще кое-что, еще кое-что подлинное. Я лишь слышал об этом или только видел это с вершины горы. Я даю тебе пустоту. А теперь, чтобы научиться состраданию, иди к Дхармаракшите».

Какие же это были замечательные люди! В свою очередь, Дхармаракшита сказал ему: «Мне известно лишь женское качество сострадания, пассивное качество. За активным ты должен отправиться к другому мастеру, Йогину Майтрейе; он научит тебя».

Этим людям не свойственны собственничество, ревность, желание доминировать. Эти люди дают свободу! Кришнамурти совершенно ничего не знает обо всех великих мировых традициях – он знаком лишь с теософами.

Это было одной из самых уродливых вещей, происходивших в этом столетии. Под знаменем теософии собрались самые разнообразные глупцы; это была сборная солянка. Это была попытка создать синтез из всего хорошего, что содержится во всех религиях. Но дело заключается в том, что такой синтез невозможен. Даже если вы осуществите его, то в ваших руках окажется лишь труп, а не живое тело, дышащее и пульсирующее.

Это подобно тому, как если бы вы любили многих женщин: у одной женщины прекрасные глаза, и вы вынимаете эти глаза; у другой женщины красивый нос, и вы отрезаете у нее нос – и так далее, и тому подобное. Сложите все эти части вместе, соберите их, и вы получите труп. Чтобы изготовить этот труп, вы убили двадцать прекрасных женщин, а конечный результат представляет собой лишь совершеннейшую глупость.

Именно этим занималась теософия. Есть нечто прекрасное в индуизме, есть нечто прекрасное в даосизме, в мусульманстве, иудаизме и так далее, и тому подобное. Соберите все это, сложите вместе, положите в миксер и перемешайте, и то, что у вас получится, будет лишь трупом.

К несчастью, Кришнамурти пришлось жить с этими людьми. Однако он обладал огромной разумностью. Любой другой человек, оказавшись на его месте, пропал бы, любой другой в этой ситуации не смог бы выбраться из этой клетки. А клетка была такой прекрасной, такой соблазнительной – уже были тысячи последователей. Но он обладал мужеством, у него было достаточно храбрости и разумности, чтобы все это отвергнуть и просто выйти из этой западни.

Для него это было трудно, очень трудно; даже остаться в живых было непросто. Я отношусь к этому человеку с огромным уважением. И я понимаю, почему он настроен против мастеров, учеников, саньясы.

Ты говоришь: «Хотя я не был на последних беседах Кришнамурти в Бомбее, я слышал, что он выступал в них против саньясы. Мне кажется, что такая позиция – это просто метод, помогающий как его работе, так и твоей, что он не всерьез говорит это».

Он говорит то, что думает, и говорит всерьез. Его ограниченное видение очень ясно. Это одно из самых прекрасных свойств ограниченного видения – оно обладает ясностью. Чем шире небо, тем меньше ясности; чем больше охват видения, тем меньше ясности.

Мое видение охватывает все. Видение Кришнамурти очень многое исключает, мое видение очень многое включает. Его видение – это лишь его видение. Мое же видение включает в себя видение Будды, Заратустры, Моисея, Махавиры, Мухаммеда и еще миллионов людей. И запомните: я не пытаюсь создать синтез. Я не пытаюсь выбирать то, что прекрасно в одном из них, и то, что прекрасно где-то еще. Нет, я принимаю любую традицию такой, какая она есть, – даже несмотря на то, что иногда она идет вразрез со мной, что иногда там есть нежелательные для меня вещи. Но кто я такой? Почему я должен привносить в это свой выбор?

Я принимаю любую традицию такой, какая она есть, не вмешиваясь в нее. Такого не делалось никогда прежде, и, возможно, не будет проделано снова в течение еще нескольких веков, потому что обладание таким всеохватывающим видением вызывает сильное замешательство. Рядом со мной вы никогда не можете быть ни в чем уверены. Чем дольше вы будете находиться со мной, тем в большей и большей степени будет исчезать почва у вас под ногами. Чем дольше вы будете находиться здесь со мной, тем больше и больше будет исчезать ваш ум, а вместе с ним – и вся уверенность.

Да, у вас будет прозрачность, но не будет уверенности.

В случае с Кришнамурти, во всем есть уверенность, полная уверенность. Он один из самых последовательных людей, когда-либо ступавших по земле, поскольку он обладает таким ограниченным видением. Если ваше видение очень ограниченно, вы непременно будете очень последовательным.

Вам не найти более непоследовательного человека, чем я, поскольку мне приходится предоставлять пространство для такого множества противоречивых точек зрения. Нет ничего общего между Бахауддином и Атишей, нет ничего общего между Ринзаем и Мухаммедом, между Махавирой и Христом. И, тем не менее, во мне все они встретились, во мне все они стали единым целым. И я не выбирал, я не вмешивался; я просто их всех переварил и усвоил.

Здесь возникает симфония совершенно нового типа. И я называю это симфонией, а не синтезом. В результате синтеза образуется нечто мертвое. При исполнении же симфонии все инструменты в оркестре играют вместе, в потрясающей гармонии.

Кришнамурти – музыкант, исполняющий соло на флейте. Я – оркестр; флейта принимается. Конечно, Кришнамурти не примет мой оркестр; он играет соло на флейте. И он играет прекрасно, я высоко ценю его. Я могу оценить его по достоинству, однако он не способен оценить по достоинству меня. Что он знает об оркестре? Мне известно о флейте все, потому что флейта – это часть моего оркестра, всего лишь маленькая часть. Но для Кришнамурти флейта – это все.

Не пытайся его защищать, в этом нет необходимости. Кришнамурти может защитить себя сам, он вполне в состоянии это сделать. Я могу понять его критическое отношение к саньясе. Удивительно было бы, если бы он ее не критиковал. Если Кришнамурти хочет меня действительно удивить, ему нужно прекратить критиковать моих саньясинов – это было бы нечто невероятное; для меня это стало бы настоящим шоком!

Но пусть старик продолжает, а вы, пожалуйста, продолжайте к нему ходить. Провоцируйте его. Просто садитесь в первом ряду и всякий раз, когда он будет критиковать саньясу, аплодируйте, смейтесь. И тогда он по-настоящему придет в ярость. Он – единственный в мире просветленный человек, который способен рассердиться. И это прекрасно. Я люблю и уважаю его – причем люблю и уважаю таким, каков он есть. Но он не может любить и уважать меня; и это я также могу понять.