Алексей Макеев - Та еще семейка

• Название: Та еще семейка
• Автор: Алексей Макеев
• Жанр: Детектив
• Год: 2015
• ISBN: 978-5-699-77377-0

Музыкантша Зина работает в феминистском клубе «Золотая лилия». Она дает там концерты и всякий раз привозит туда большой тяжелый аккордеон. Муж Зины, Всеволод Слепаков, не в восторге от занятия жены. Мало того, он случайно узнает, что его соседи — консьержка Кулькова и охранник Хлупин — при помощи Зины проворачивают какие-то криминальные делишки. Если бы он закрыл на все глаза, то сохранил бы и свою жизнь, и многие другие. Но смертоносный маховик уже начал вращение, и остановить его не под силу никому…

---

— Ну, дурь хренова, как же я мог отравить, если видел собаку раз в квартал вместе с хозяином. Через пол разве что, но я такого не умею. И вообще этот бегун с одиннадцатого этажа — придурок, я вам официально заявляю, — сказал Слепаков рассерженно; а вскоре он обо всем этом инциденте позабыл, ибо как раз начинало шататься его служебное положение. И вот теперь, сидя на скамейке оживленного бульвара после беседы со старшим оперуполномоченным Маслаченко, Всеволод Васильевич пришел к выводу: именно живущий под ним отставной охранник Хлупин мстит ему за своего пса.

«Интересное кино получается, — подумал Слепаков, незаметно озираясь (у него стала появляться эта новая привычка взамен плевка под ноги). — Дьяволово совпадение: надо же было Хлупину оказаться поблизости, когда на меня напали, чтобы отнять пенсию. А не Хлупин ли и навел молдаванина? Вполне реальная идея, исходя из мотивов этого мстительного гада».

Вот какие знаменательные, блестящие мысли стали вызревать в голове потерпевшего, но мужественно отстоявшего свою жизнь и свое денежное довольствие Слепакова. Сначала он хотел было вернуться в Управление полиции, к капитану Маслаченко, но передумал. Палило рубиново-золотое солнце, тускло-горячая тень от деревьев даже не колыхалась. Напротив, на чугунной оградке газона, сидела и курила молодая женщина в обтягивающих кремовых штанишках. Смотрела мимо него невидящим, долгим и, кажется, недобрым взглядом.

Солнце пронизывало и курящую, и других женщин и девушек, проходивших мимо. Шли парни, сосущие сигареты, жующие жвачку, играющие в крутых, подражающие внешним обликом виденным в телесериалах голливудским убийцам. И никто из них не догадывался, что на скамейке сидит пожилой седоватый дядечка в поношенной куртке, ничем не выделяющийся, но всего несколько дней назад убивший в рукопашной схватке молодого, сильного и ловкого человека.

«Нет, я не прежний Всеволод Васильевич, — размышлял Слепаков, — добросовестный, малопьющий, некурящий и хотя немного ворчливый и занудный, может быть, упрямый, но никому не желавший, тем более не делавший зла человек. Теперь должно собрать волю и мужество, чтобы наказать негодяя, который без причины (если я не знаю настоящей причины), но сознательно лгал по поводу околевшей собаки… Который натравил на меня вора, грабителя. Ведь Ботяну мог бы не только отнять пенсию. Он мог ударить, искалечить, не исключено — убить. Хлупин наверняка предполагал, что я буду сопротивляться. Всякое, всякое могло бы произойти. Не сидел бы я сейчас на скамейке, а гнил бы на кладбище… водил бы под землей компанию с симпатичным бархатным кротом. А моя Зина цветочки бы мне на могилку носила, плакала… Или не очень-то плакала бы моя фигуристая жена, а подыскивала мне подходящего заместителя».

И стала расти ненависть в сердце Слепакова, уже не подчиняясь никаким добродетельным доводам и увещеваниям. Она проявлялась в его бледности, как бы не поддающейся летнему загару, в его сжатых губах и угловато обозначившейся нижней челюсти.

Неровные, ущербные сны мучили Всеволода Васильевича. То являлось жестокое лицо с тонким хищным носом, с глубокими морщинами к углам язвительного синегубого рта. И такое тяжелое, нестерпимо мрачное состояние душило Слепакова, что впору было молиться и открещиваться от этого страшного лица. Но не знал Всеволод Васильевич облегчающих слов молитвы «не убоишася от страха ночнаго». И возникал кто-то из телевизионных «древних» кинокитайцев. Метя по полу широкими рукавами экзотических одежд, скакал он, будто игрушка на пружинах, рубил — узким у рукояти, широким к концу мечом. Кого рубил — непонятно, однако кровь брызгала и лилась потоками, а узкие глаза китайца смотрели безжалостно. Всеволод Васильевич не догадывался, кто этот китаец, буйствующий в его снах, зачем он размахивает старинным мечом. Однако чувство ненависти и мщения вполне соответствовало его теперешним настроениям. Иногда в болезненных видениях вставал Джордже Ботяну со свернутой шеей, и мутная струйка вытекала из его мертвого рта.

Лето заканчивалось, повестку из полиции не присылали. Слепаков пришел к выводу, что каких-либо серьезных улик для обвинения его по делу Ботяну нет. С женой вызов в следственное управление Слепаков не обсуждал. Простодушная Зинаида Гавриловна, занятая домашним хозяйством, работой в материально выгодном Салоне аргентинских танцев, так же как поездками к бедной, требующей поддержки сестре, не догадывалась о проблемах, терзающих ее немногословного и, как она втайне считала, недалекого мужа.

Запоздалая осень подступила хмуро, трава на строгинских бульварах и у реки утром отдавала мерзлой голубизной, деревья пожелтели, дожди сыпали регулярно.

Всеволод Васильевич Слепаков заметно осунулся, глаза стали тусклые, подозрительные. Он переоделся в старый серый плащ (более новый, светлый, несмотря на настояния Зинаиды Гавриловны, носить отказался) и черную всенародную кепочку старого образца с пуговкой на макушке. Ездил на старое свое предприятие инструктировать, остальные дни ходил по улицам, около рынка, у речного бетонного обрамления, и думал, будто чего-то или кого-то ждал.

И вот возник мужчина, не намного моложе Слепакова, жухлый, обшарпанный, в таком же, как у него, невзрачном, только более затрепанном плащишке, нос сизый блестит, под хитрыми гляделками мешки и рожа двухнедельной небритости. Алконавт бесспорный.

— Слепаков, пенсионер по выслуге лет? — спросил незнакомец давно пропитым голосом.

— Чего надо? — ответил Всволод Васильевич вопросом на вопрос крайне нелюбезным тоном и воззрился неприязненно на незнакомца, готовясь к отпору.

— Мне с вами, многоуважаемый, побеседовать бы хотелось.

— Я со всякими… посторонними не общаюсь. Времени нет. Вон свидетели Иеговы по скверу шатаются, к людям внаглую пристают. С ними и побеседуй. Они тебе все о жизни объяснят и брошюрку красочную подарят.

— Слепаков, я хочу тебе ценную информацию сообщить. По поводу случайно помершего молдаванина Ботяну и по поводу твоего соседа с нижнего этажа.

— А мне всю информацию старший оперуполномоченный Маслаченко предоставил. Мне за дополнительную платить нечем. Средств не хватает.

Слепаков побагровел, хотя последние полтора месяца ему был свойствен тускловато-бледный цвет лица. Прихлынула какая-то необычная для него ярость. Он хотел уйти, демонстративно не замечая незнакомца. Однако остался. Больно уж вид у незнакомца был гнусный, а повадки самоуверенной личности. «На бутылку у меня с собой есть?» — на всякий случай прикинул Всеволод Васильевич.

— На самую дешевую найдется? — ухмыльнулся незнакомец, показывая голые десны и одну металлическую коронку.

— Найдется. Но предоплаты не делаю.

— Тогда начнем. Сявку и гадюку Жорку Ботяну ты оформил на тот свет, Всеволод Васильевич. Случайно, не спорю. Так получилось, как говорят на зоне бывалые люди. Тебе за это ничего не грозит, ты прав. Я вообще не из-за этого к тебе обратился. Жорку на тебя навел тоже гад не из последних, бывший охранник, стукач и паскуда Генка Хлупин. Ты про это знаешь?

— Догадывался. И полиция, по-моему, тоже имеет сходное мнение. Я с Хлупиным еще разберусь. Время жду подходящее. — Слепаков скрипнул челюстями (зубы у него почти все были еще свои) и показал зачем-то собеседнику жилистый кулак.

— Одобряю, — подхватил незнакомец. — Я всегда за справедливость. Ну вот, теперь главное. То, про что ты не догадываешься. Ты только спокойно, не свирепствуй. Ты, понятно, мужик своенравный, гордый, тебе обидно будет. Поэтому ты на меня собак не спускай. Мне велено объявить самую суть, а подробности тебе в другом месте откроют. Идет?

— Хорошо. — Слепаков брезгливо отсчитал деньги.

— Надо бы еще сотню. Так сказать, на лакировку пивком. Преогромное спасибо, самый раз. Эх, такому человеку настроение портить… А ничего не поделаешь, уговор дороже денег.

— Слушаю, — холодно произнес Слепаков, ожидая какой-нибудь мелкой пакостной подробности.

Небритый осведомитель дрожащими руками убрал мятые деньги.

— Так вот, Всеволод Васильич. Хлупин не только навел на тебя молдаванина, а потом настучал в полицию. Он еще твою… Как бы выразиться полегче… Хлупин с твоей супругой любовную связь имеет. Это точно и сомнению не подлежит.

Слепаков не поверил своим ушам. Он побелел, растопырил пальцы, словно хотел закогтить информатора, как хищник жертву.

— Ах ты, поганая сво…

— Все, все! Дальше я умолкаю. Подробности у Кульковой.

— У какой Кульковой?! — взвился Слепаков, словно потеряв разум и совершая почти прыжок барса на пятящегося незнакомца.

Незнакомец ловко увернулся и отбежал шагов на пять в сторону.

— У вашей дежурной по подъезду, Антонины Игнатьевны. Всех благ, желаю удачи.

И человек исчез, будто его и не было.