Виталий Федоров - Рельсы жизни моей. Книга 1. Предуралье и Урал, 1932-1969

• Название: Рельсы жизни моей. Книга 1. Предуралье и Урал, 1932-1969
• Автор: Виталий Федоров
• Жанр: Историческая проза
• Год: 2015

В этой книге автор рассказывает нам историю своей жизни. Он рос босоногим мальчишкой в глухом удмуртском селе, но мечтал водить поезда.

Виталий Hиколаевич Фёдоров бережно сохранил в памяти и перенёс на бумагу общую атмосферу тридцатых-шестидесятых годов двадцатого века, уделяя особое внимание мелочам быта. Описал то, какое влияние на судьбы простых людей оказала война, как в их жизнь вмешивалась большая политика.

В книге использованы фотографии из личного архива автора.

© Автор Виталий Фёдоров

© Редактор Владимир Фёдоров, e-mail: [email protected]

© Корректор Ольга Давыденко

---

А нам иногда в зимнее время перепадало «мясное» – это коровье вымя, бычьи яйца, хвосты и изредка головы овец или коров. Остальное мясо всё шло на госпоставки. Однажды погибла молодая лошадь, и её тоже «съели». Отец принёс конины на пару супов. Помню крупные кости, которые мы варили в большом чугуне, а потом обгладывали. Жили почти в первобытных условиях. Не было спичек, огонь сохраняли в русской печи, которую топили ежедневно по утрам. Раскалённые угли сгребали кочергой в ближний угол печи, засыпали потухшими углями и золой. И таким образом часть раскалённых углей сохранялась почти сутки. Раздувая их собственными лёгкими, поджигали лучину или бумажку. Не хватало соли. Не было даже хозяйственного мыла. Вместо него кипятили в воде золу, при этом вода становилась «мягкой», будто мыльная. Эту воду процеживали, почти фильтровали, а очищенный раствор называли щёлоком, и им мылись в бане. Баня была еженедельно по субботам, независимо от погоды и времени года. Поскольку у нас своей бани не было, мы пользовались соседской – Ворончихиных. Одну субботу топили баню мы, а в другую они. Мужское население обоих домов ходило в баню вместе. Нас набиралось четыре человека: мы с отцом и Генка со своим дедушкой. В летнее время мы с Геной после парилки нагишом бежали на пруд купаться, а после купания – снова в баню. Пруд находился от бани метрах в ста.

В Ильин день – православный праздник – в бане должны париться не берёзовыми вениками, как обычно, а букетом полевых цветов. В этот раз Генкин дедушка в букеты с цветами, которыми мы с Геной должны были париться, ещё заранее вложил крапивы. Не зная подвоха, мы от души хлестали друг друга этими цветочными вениками. И только чуть позже почувствовали, как сильно стало гореть всё тело. Даже купание в пруду не помогло. А дедушка только хитро посмеивался над нами.

В зимнее время отец взялся нас с Геной закалять. Жар в бане поднимали, поливая горячей водой раскалённые камни печи. Отец топил её так, что нам становилось тяжело дышать, и мы выскакивали в предбанник. Но этого было мало. Он выходил во двор и обтирался снегом, а нас «просил» поваляться в сугробах вне зависимости от температуры на улице. Вначале было страшновато, но со временем мы привыкли, и нас с Генкой уже не нужно было просить – как становилось очень жарко, мы сами выскакивали и катались на снегу. К слову сказать, мы никогда не болели простудными заболеваниями.

Женская половина наших семейств мылась в бане после мужчин. Отец пообещал, что летом построит свою баню. Обещание сдержал. Баня получилась хорошая, просторная, но для нагрева требовала большого количества дров.

* * *

К нам иногда приезжал председатель Архангельского сельсовета Вершинин, крупный мужчина с покалеченной на войне рукой. Он являлся непосредственным начальником моего отца. Бывало, они за столом беседовали на разные темы. На столе стояла бутылочка, которая помогала поддерживать беседу, особенно о войне. Отец показал гостю своего младшего сына – Женьку. Тому было около года. Усадил его на стол. Он был беленький, «пушистый», ухитрялся передвигаться, прыгая на попе. И вот эти два мужика надумали игру с ребёнком. Они оба курили и сидели на разных краях стола. Один из них дул на Женьку табачным дымом, а тот, хохоча, разворачивался и «скакал» на другой конец стола, где получал новую порцию «аромата». И эта игра длилась довольно долго, пока мама не увидела и не забрала сыночка.

В другой раз приезд Вершинина мог повлиять даже на мою судьбу. Не знаю, с кем он приехал, но к вечеру ему нужно было вернуться в Архангельское. Отец решил, что его отвезу я. Послал меня на конный двор. Там я сказал, что мне нужна лошадь, запряжённая в кошеву, чтобы отвезти председателя сельсовета в Архангельское. Конюхи мне запрягли довольно шустрого молодого мерина. «Ну, прокачусь!» – подумал я. Хотя, надо признать, тогда имел довольно малый опыт управления лошадьми. Подъехал к дому, привязал к забору лошадь и скорее домой с докладом:

– Подвода подана!

На мой рапорт собеседники особого внимания не обратили. Отец просил выделить колхозу бочку керосина из сельпо для колхоза и колхозников. Вершинин вначале не соглашался, но позже всё-таки пообещал посодействовать. Начало темнеть и меня снова отослали на конный двор, отвести лошадь. Я был сильно огорчён, что поездка не удалась. А так хотелось совершить «подвиг», промчаться одному по тёмному лесу ночью! Хотя в этом, конечно, был большой риск. В то время в лесах было много волков. Охотники-то все на войне, волков никто не отстреливал. А из брянских и белорусских хищники ушли от войны в более спокойные места. Доходило до того, что волки ночами бродили по деревне около хлевов. Утром обнаруживали их следы. Когда мы ходили в школу, то видели следы целой волчьей стаи, пересекавшие нашу дорогу. Зимой волки чаще ходят друг за другом «след в след», но когда они вынуждены пробираться по глубокому снегу, то получается целая тропа. В деревне у нас была одна собака, у Викентия, и ту волки задрали.

Вероятно, что-то подобное промелькнуло в мыслях у собеседников, и они решили отложить поездку до утра. Вершинин переночевал у нас. А поутру я отправился пешком в школу.

Кстати, Вершинин своё обещание выполнил. Нашему колхозу выделили двухсотлитровую бочку керосина. Как уж его делили, я не знаю. Но целый год керосиновые лампы по вечерам горели у всех. Лучину временно забыли.

Глава 11. КАНИКУЛЫ

После окончания третьего класса начались летние каникулы. Погулять, поиграть не довелось, как и прошлым летом. В то трудное время каждый должен был приносить посильную пользу государству. Мне отец сказал:

– Будешь в это лето работать в поле на лошади.

– А на какой?

– Выбирай сам из двухлеток.

– Хорошо.

Двухлеток у нас было три: Шутка, Зайчик и Звезда. Я обрадовался, что мне дали возможность выбирать, но волновался, поскольку предстояло самому научиться верховой езде и обучить не бывавшую в упряжке лошадку.

Правда, у меня был, ещё годом ранее, опыт верховой езды, но успешным назвать его было трудно. А дело было так. У нас в хозяйстве был маленький бычок. И я надумал на нём прокатиться верхом. Сделал самодельную уздечку из лыка, которую надел ему на голову – он спокойно мне это позволил. Я его гладил, почёсывал и вдруг оседлал, запрыгнув ему на спину. Происходило это во дворе нашего дома. Бычок ка-а-ак рванёт с места! Понёсся прямиком в хлев, дверь которого была открыта. Я ударился о дверной косяк, сорвался и шмякнулся прямиком в навоз. Я-то по молодости лет думал, что бычка придётся подгонять, чтобы он сдвинулся с места, и никак не мог ожидать от него такой прыти. Но получилось интересно, до сих пор кажется смешно! А тогда, конечно, было не до смеха.

Из трёх лошадок я выбрал Зайчика. Это была купленная отцом ещё прошлой осенью полуторагодовалая кобылка вороной масти, которая весной вдруг полиняла и стала серой. И поэтому ей дали кличку Зайчик. Она мне понравилась своим спокойным нравом и небольшим ростом.

Обычно работе «под седоком» и в упряжке обучают молодых лошадок с трёх лет. Но в годы войны все делали взрослую работу: как мальчики с десяти лет, так и лошади с двух. Из конного двора я привёл Зайчика на поводке, обузданным, к своему дому. Решил научиться ездить верхом. Подвёл коня к ограде нашего огорода, встал на верхнюю жердь, чтобы его «оседлать», то есть сесть на него верхом. Но во время моего прыжка Зайчик сделал шаг в сторону, и я свалился мимо него на землю, но поводка не отпустил. Вторая попытка тоже оказалась неудачной. К третьему разу я подготовился более основательно, подвёл лошадку к самой ограде, решил сделать прыжок дальше и попытка удалась. Хорошо, что не было ни свидетелей, ни помощников – некому посмеяться или посочувствовать.

Зайчик впервые ощутил на себе седока и тут же решил от него избавиться. Начал метаться в разные стороны, брыкаться, становиться на дыбы. Но я вцепился в него мёртвой хваткой: босыми ногами в бока, одной рукой за повод, другой за гриву. Удержался! Зайчик рванул галопом, я его направил по крутому подъёму деревенской дороги, и минут через пять скачки он уже перешёл на рысцу, а потом и на шаг. Проехав деревню от начала до конца, я для тренировки направил коня по полю и приехал на конный двор верхом. Лихо спрыгнув, передал Зайчика конюхам. Теперь я знал, что укротил коня, и он будет мне послушен во всём. Разумеется, лишне говорить, что я был собой доволен.

Лошадей колхозу больше приобрести не удалось. Стали обучать быков. Были в колхозе два молодых взрослых быка. У одного была кличка Партизан, а у другого – Добрый. Они довольно быстро привыкли к упряжке, и возили летом грузы на телегах, а зимой на санях. Быков, как и лошадей, эксплуатировали нещадно и беспощадно. На Партизане стал работать Викентий – мой одноклассник (я о нём рассказывал раньше). К Партизану он был именно беспощаден, пользовался не только кнутом, но и другими способами. Если от усталости бык останавливался, то Витя ему крутил хвост так, что мог и сломать. Конечно, бык от боли пускался даже бежать. А когда, выбившись из сил, бык прямо в упряжке ложился на дорогу «передохнуть», у Вити находился ещё один способ заставить его встать и тащить повозку – это разбойничий свист прямо в ухо лежачему быку.