Лев Кассиль - Том 4. Ход белой королевы. Чаша гладиатора

• Название: Том 4. Ход белой королевы. Чаша гладиатора
• Автор: Лев Кассиль
• Издательство: Детская литература
• Жанр: Советская классическая проза
• Год: 1965

В собрание сочинений известного советского детского писателя вошло всё лучшее, созданное писателем. В четвёртый том вошли: романы «Ход Белой Королевы», «Чаша гладиатора», рассказы «По морям, по волнам» и повесть «Будьте готовы, Ваше высочество!».

Рисунки художников И. Година, Л. Гольдберга.

http://ruslit.traumlibrary.net

---

(Начиная с этого момента повествование Карычева ведётся двояким образом: то как непосредственное свидетельство очевидца, каким он сам являлся, то так, будто он восстанавливает в воображении все происходившее по сведениям, которые ему удалось раздобыть. Когда я указал автору на это, он упрямо твердил, что все описанное им построено на фактах, что он ничего не придумывал… А если он описывает то, чему не был свидетелем, то, значит, он обо всём этом узнал от участников событий, тщательно и кропотливо, день за днём установив те происшествия, о которых говорит. И в конце концов я решил, как уже сказано выше, оставить повествование таким, каким вёл его сам Карычев в своей рукописи. Ведь автора надо осуждать или оправдывать по законам, которые он сам для себя устанавливает в данном произведении. – Л. К.).

В день возвращения из Москвы команды зимогорских лыжников Никита Евграфович Скуратов, в прошлом рудничный старатель, заядлый таёжный охотник, бригадир горняков, багермейстер, а ныне воспитатель юных ремесленников при руднике, с нетерпением спешил домой. Обив на пороге крыльца снег с чёсанок, он вошёл в бревенчатый, крепко, на старый уральский лад, срубленный дом, подаренный ему за многие заслуги городом.

Жена, аккуратная, миниатюрная, сама такая же вся прибранная, как горница, на стенах которой висели почётные грамоты Никиты Евграфовича, сына Савелия – рудничного техника – и спортивные дипломы Наташи, расставляла тарелки на столе, застланном праздничной скатертью.

– Здорово, мать! – пробасил Никита Евграфович своим рокочущим низким голосом, не очень подходящим к его небольшой, коренастой фигуре; такая октава была бы под стать и великану. Он повесил полушубок и вошёл в горницу. За столом уже сидел сын Савелий. Он недавно вернулся с действительной службы в армии и ещё не спорол петли для погон с гимнастёрки.

Вазочка с вареньем, свежие шанежки, миска с мочёными яблоками посреди стола – всё говорило о том, что в доме ждут гостью. Но дочери не было.

– А Наташка где? Самолёт-то московский давно пришёл. Я видел, физкультурники с аэропорта ворочались с музыкой.

Савелий отложил в сторону газету, которую читал:

– Музыке-то играть нечего, отец. Оплошали там, говорят, наши, – Быть того не должно! Москва, конечно, город центральный, однако против наших на лыжах сроду не выстоит. Не свычны они.

– Да будет тебе, старый! – вмешалась мать. – Выстоят, не выстоят! Вот приедет Наташенька, тогда и узнаешь, как они там управились, в Москве. Как раз к свежим шанежкам поспеет.

Савелий, принимаясь снова за газету, иронически усмехнулся:

– Только она к твоим шанежкам и спешит. Нашла чем утешить. Там им, верно, банкеты в Москве задавали, «Метрополь», «Националы», соус метрдотель, как нам, когда на слёт ездили. А ты – шанежки!

Кто-то сбил снег у крыльца и постучался в дверь. Мать кинулась к порогу:

– Наташенька! Ну вот, хорошо, слава тебе господи!..

Но в дверях показался молодой парень в чёрной ушанке и форменной шинели, которая, видно, досталась ему после ремесленного училища и сейчас была уже порядком тесна.

– Добрый вечер, Никита Евграфович! И Антонине Капитоновне уважение моё! Здоров, Савелий!

– Заходите, заходите, – пригласила мать, подвигая гостю табурет, – С чем пожаловал? – поинтересовался Скуратов, оглядывая вошедшего.

– Я к Наташе вашей, дядя Никита, из редакции я.

– Погодь, паря, – остановил его Никита Евграфович. – Это каким же таким манером, однако, из редакции? Ты же на руднике у меня в ремесленном учился, на багермейстера пойти мне обещался.

Паренёк смущённо комкал шапку. Он весь зарделся – от шеи до подстриженных по-спортивному висков, над которыми смешно торчал в разные стороны боксёрский хохолок.

– Да я на руднике и работаю, Никита Евграфович. Только я в литературный кружок записался, стал собственным корреспондентом в редакции, в «Зимогорском рабочем». Вот, пожалуйста, удостоверение.

Он встал с табуретки, пододвинутой к нему Савелием, порылся в кармане, вытащил небольшую картонную книжечку, а потом, ещё более смущаясь, вытянул из нагрудного внутреннего кармана вчетверо сложенную газету.

– А вот в газете заметка моя, можете посмотреть.

Скуратов взял газету, расправил её твёрдыми, негнущимися пальцами, отставил подальше от глаз, на всю длину руки, слегка избычился, читая:

– «Дорогу молодым!» Фельетон До-Ре-Ми. Так то, однако, написано «До-Ре-Ми». А тебе разве так фамилия?

– Да нет, – заспешил, уже окончательно свариваясь от смущения, паренёк. – Я Ремизкин, Донат Ремизкин, вот и получается: До-Ре-Ми.

– Псевдоним, – понимающе протянул, упирая на «о», Савелий. – Понятное дело. Это как в Москве. Кукрыниксы есть, тоже по началу фамилий пишутся. Так втроём сроду и работают. В «Крокодиле» пробирают кого надо с песочком по международной политике.

– Так трое! – усомнился Скуратов. – А ты управляешься один-то за троих? Ишь ты, До-Ре-Ми! Ну, садись, До-Ре-Ми. Чего утвердился-то стоя? Сядь, говорю! Мать, угости шанежками-то. Ну, стало быть, однако, ты что же про Наталью-то нашу писать собрался?

Ремизкин встрепенулся, вскочил было, но снова сел:

– Да, во-первых, беседу хотел взять, какие впечатления о Москве и какие будут насчёт гонки на рудниках её прогнозы.

– Так ведь не приехала, однако, Наташенька, – сказала мать.

Ремизкин недоверчиво уставился на неё:

– Как же, я её в аэропорте издали видел, только она – сразу в автобус и разговаривать не стала.

Все растерянно переглянулись.

– Выходит дело, вместо прогноза получается заноза… – протянул Скуратов.

С ещё большим нетерпением ждали в этот день Наташу Скуратову на другой окраине Зимогорска, примыкающей к густому сосновому бору. Два ярких шарообразных молочно-белых электрических фонаря освещали крыльцо хорошо срубленного бревенчатого двухэтажного здания с вывеской «Зимогорская школа-интернат».

Нелегко было вернуться сюда после того, что произошло в Москве… Небось ждут не дождутся, когда приедет тётя Наташа, и уже заранее предвкушают, как будут, передавая из ладошки в ладошку, не дыша, рассматривать золотую медаль, как будут любоваться снимком хрустального кубка. Как же сказать, как объяснить им, особенно Сергунку Орлову, так убеждённому в её непобедимости, что не оправдала их надежд тётя Наташа, оплошала в Москве и возвращается ни с чем, раз навсегда закаявшись пытать своё счастье на большой лыжне. А как нахваливали, как уговаривали никого не бояться! Где, мол, тонконогим москвичкам, модницам-накаблучницам угнаться за Хозяйкой снежной горы. Чуть было не поверила, дура! Вот тебе и московские фу-ты ну-ты, ножки гнуты, каблук рюмочкой! Ну, теперь все, раз и навсегда!

Наташа решительно поднялась на заснеженные деревянные ступеньки крыльца, поставила чемодан, огляделась, вздохнула, на секунду задумалась и энергично дёрнула рукоятку звонка.

Тотчас же из-за дверей послышался знакомый хрипловатый и низкий голосок:

– Кто там?

– Открой, Сергунок, это я, – шепнула Наташа, почти приложив губы к дверной щели.

И дверь тотчас же распахнулась. Накоротко стриженный, круглолобый, тугощекий крепыш вылетел из неё и бросился на шею Наташе. Он был тяжелехонек. Наташа невольно пригнулась, когда мальчуган повис на ней. А за Сергунком вывалились прямо на мороз, купаясь в облаках пара, ребятишки – мальчата и девчурки, одетые в синие матроски. «Ишь ты, даже в праздничное вырядились ради меня!» – успела заметить Наташа.

Обнимая по очереди ребят и одного за другим вталкивая обратно в дверь, откуда валил паром тёплый воздух, Наташа сердито приговаривала:

– Что вы! Что вы на мороз выскочили?! Живо, живо марш в дом! Простудиться захотели? Сергунок, кому говорю?!

А вокруг неё всё прыгало, скакало, повизгивало, все лезло обниматься, тыкалось в щёки, губы, подбородок, совалось под руки, искало немедленного прикосновения.

– Тётя Наташа приехала! Тётечка Наташечка вернулась!..

А Сергунок, уцепившись за рукав Наташи и протискиваясь с нею вместе боком в дверь, чтобы как-нибудь не отпустить её от себя, заглядывал в лицо и все спрашивал:

– Тётя Наташа, а теть Наташа, ты кубок привезла? Он у тебя где?.. В чемодане? А где медаль? Покажи…

И вместе с другими мальчишками он тащил чемодан из рук Наташи, спотыкаясь, путаясь у неё в ногах и всем мешая.

– Тётя Наташа, а теть Наташа! А я тоже всё время тренировался и новый поворот выучил прямо на ходу, вот так – смотри!

Отпустив Наташу, продолжая одной рукой держаться за чемодан, он попытался сделать прыжок с поворотом в воздухе и шлёпнулся на пол под общий хохот ребят. Встал, легонько сопя, деловито отряхнулся, успел ткнуть локтем под бок кого-то из насмешников, пробурчал басом: