Мирей Матье - Моя судьба. История Любви

• Название: Моя судьба. История Любви
• Автор: Мирей Матье
• Жанр: Прочая научная литература
• ISBN: 978-5-4438-0522-1

Звезда мировой величины Мирей Матье стала знаменитой в 19 лет. Ее парижский теледебют вызвал триумф. Вскоре ее уже знал весь мир, и она была признана наследницей Эдит Пиаф. Вот уже несколько десятилетий певица с неизменными аншлагами гастролирует по всей планете, сочиняет песни, выпускает альбом за альбомом — слава ее не меркнет. Дочь простого каменщика из Авиньона, она стала самой известной француженкой в мире, а у нас в России — символом Франции, кумиром миллионов.

Мирей Матье никогда не была замужем, у нее нет детей. Ее судьба до сих пор загадка. Завесу над многими событиями своей жизни она приоткрывает в этой автобиографической книге.

---

— А как ваша фамилия?

— Матье и есть моя фамилия.

Перед мысленным взором Марсель возникла большая конторская книга, лежавшая на столе в мэрии.

— Мне встречалась эта фамилия в списке на получение хлебных карточек. Тот Матье — каменотес.

— Это мой отец.

Девушка облегченно вздохнула: хотя с виду этот малый походил на драчуна, у его отца, оказывается, собственный дом.

— А какие камни он гранит?

— Отнюдь не драгоценные… Он делает надгробия.

Марсель пришла в восторг:

— И кресты тоже?

— Да. И ангелов, и пречистых дев.

— Пречистых дев?!

Она перекрестилась.

— Я вижу, вы верующая?

— Да- Я тоже.

— А сами вы чем занимаетесь?

— С двенадцати лет работаю вместе с отцом. Вернее сказать, работал, потому что я только что вернулся из Германии. Грязная война…

Марсель заметила, что при этих словах он помрачнел. Она сказала самым ласковым тоном:

— Но ведь теперь-то война кончилась.

— Да, кончилась и, надеюсь, больше не повторится. А сами вы откуда? Произношение-то у вас нездешнее.

Она рассказала ему о своей жизни в Дюнкерке в годы войны: о мертвых английских солдатах в канавах у дорог, о торпедах, разрушавших здания, о том, как люди прятались в подвалах, страшась и надеясь, что каменные своды не рухнут. Она описала, как в спешке уезжала из города, как их поезд бомбили; они застряли на вокзале в Амьене, и бомбардировщики на бреющем полете проносились над ними. Он спросил, нравится ли ей здесь, на Юге. Она призналась, что поначалу мистраль часто не давал ей уснуть и что Авиньон — совсем маленький город по сравнению с Дюнкерком.

— Да, а вы еще не сказали мне, как вас зовут.

— Марсель-Софи Пуарье. Но хочу вас сразу предупредить: я уже наслушалась шуточек насчет того, что по-французски слово «пуар» означает не только грушу, но и простофилю!

Он рассмеялся, а про себя подумал, что ей неплохо бы поменять фамилию и что «Марсель Матье» звучало бы гораздо лучше.

С того дня они больше не расставались. Она, как и собиралась, ушла из мэрии. И поступила работать на картонажную фабрику. Теперь она больше не сомневалась: ей удастся скопить деньги на подвенечное платье. Она придавала этому большое значение, потому что ее родители так и не обвенчались.

Марсель жалела только об одном, что бабушка и старшая сестра могут увидеть ее свадьбу только с небес. Утешалась же она тем, что ее свекор занят таким прекрасным ремеслом. Марсель часто приходила к нему в мастерскую возле кладбища. Там папаша Матье трудился над камнями, которые он тщательно и любовно отбирал.

— Камень — что женщина, — приговаривал он, — всегда обращаешь внимание на цвет ее лица и родинки на нем.

При этом все вокруг смеялись, потому что семья Матье отличалась веселым нравом.

У Роже был очень красивый голос, тенор.

— Может, мне стоит попробовать силы в опере? — попытался он было заикнуться, когда ему исполнилось 16 лет.

Отец так и взвился. Певец! Разве это профессия?! Работать с камнем — вот настоящее дело! Надо сказать, что в роду Матье профессия передавалась от отца к сыну уже много поколений. Правда, во времена Авиньонского пленения пап Матье занимались иным ремеслом и трудились над более деликатным материалом — они были садовниками.

Думается, я тоже кое-что унаследовала от этих моих далеких предков. Я имею в виду то волнение, которое охватывает меня при виде цветов и растений, то удовольствие, с каким я ухаживаю за своими орхидеями и гардениями в моей маленькой теплице в Нейи, и ту радость, какую я испытала однажды утром, когда, бродя по полям за нашим домом в квартале Круазьер, наткнулась на полянку клевера с четырьмя листочками… Эту находку я долго хранила в тайне, как бесценное сокровище. Как знать, может быть, именно она и принесла мне счастье?

— Ну и везет же тебе, малышка! — воскликнула бабуля.

Она была незаурядной личностью, наша бабуля! Мы, малыши, только так и называли ее. А звали ее Жермена. У нее были очень густые и длинные волосы, выпуклые скулы, большие, черные, миндалевидные глаза и чудесный голос. Как и мой отец, она всегда пела по-провансальски. И с дедушкой они говорили тоже только по-провансальски. Выйдя замуж за Роже Матье, моя мама, девушка с Севера Франции, вошла как бы в чужеземную семью. Но она так сильно любила своего мужа, что отправилась бы с ним даже к папуасам. Когда не чуждая колдовским чарам бабушка устремляла жгучий взгляд черных глаз на невестку, она встречалась со взором ясных голубых глаз, в которых отражалось само небо.

Итак, мама венчалась в белоснежном платье. Она не собиралась никому пускать пыль в глаза. Просто такова была традиция. И ее придерживались обе: невестка с Севера и свекровь с Юга. Замуж выходят один раз — и на всю жизнь.

— Белоснежное платье не менее священно, чем монашеское одеяние, — считала моя мама.

Она вступала в брак, как другие поступают в монастырь. И хотя сама бабушка уже не жила больше с дедушкой, она одобряла взгляды своей невестки. Я так никогда в точности и не узнала, что именно произошло между стариками. Они жили порознь, хотя и не разводились. В семействе Матье разводов не признавали. А так как их дочь (моя тетя Ирен, которой предстояло сыграть огромную роль в моей жизни) вышла замуж и стала матерью семейства, наша бабуля стала жить в доме своего сына.

Согласно традиции — во избежание беды — жених не должен был заранее видеть подвенечное платье. Он получал право на это только в день свадьбы.

Надо сказать, что я унаследовала от бабушки ее суеверие: если бы мне вдруг пришлось в какой-нибудь телевизионной передаче появиться в подвенечном платье, я бы почувствовала себя совсем несчастной. К счастью, такого случая не представилось.

Итак, в апреле 1946 года те, кому вскоре предстояло стать моими родителями, дружно ответили «да» перед лицом мэра и священника, и произошло это даже позже, чем следовало, потому что, как говорят у нас, «передник у нее вздымался».

Я не замедлила появиться на свет: родилась 22 июля.

— Малышке повезло, она родилась под созвездием Рака, — изрекла бабуля, она хорошо разбиралась в истолковании знаков Зодиака.

Мне выбрали имя «Мирей», иначе и быть не могло. Так единодушно решили папа и дедушка. Папа был страстный поклонник оперы, а дедуля преклонялся перед Мистралем.

Один декламировал по-провансальски:

Cante uno chato de Prouvenco

Dins lis amour de sa jouvenco.

(О деве из Прованса я пою,

Впервые встретившей любовь свою.)

Другой пел: «О, ангелы в раю.»

И оба склонялись над постелью молодой мамы, которая нежно прижимала меня к груди.

— Никак не возьму в толк, как такая хрупкая женщина, которая питается одними анчоусами, сумела произвести на свет ребятенка весом в два кило с лишним!

Мама, и вправду сказать, утратила привычку есть нормально, если у нее такая привычка когда-либо была. Ужин в доме свекра, обожавшего свинину, был для нее сущей мукой. Она съедала анчоус, что, по общему мнению, возбуждает аппетит, брала себе немного риса — и дело с концом!

Дедушка беспокоился: как эта худышка из Фландрии станет рожать ему внуков? В ответ бабуля заявляла, что это не его забота! У нее были свои рецепты. Уж конечно, не в Дюнкерке мама могла узнать, что укроп — на Юге он достигает человеческого роста — прибавляет молока кормящим матерям, что чесночный отвар взбадривает не меньше, чем отвар из хины, а масло из тыквенных семечек укрепляет кости.

— Можете все быть спокойны, она так же крепка, как башня Папского дворца!

А маме необходимо было крепкое здоровье… Война оставила свою отметину на ее муже. В Саарбрюккене он попал под бомбардировку, его отбросило взрывной волной и сильно контузило. Из-за этого у него плохо сгибалась рука и с трудом поворачивалась шея, что одно время ошибочно приписывали карбункулу. Когда у отца уже были жена и ребенок, он вдруг обнаружил, что ему не по силам труд каменотеса. Его охватило уныние, так что маме пришлось в одно и то же время возиться с младенцем, выхаживать мужа и вести хозяйство в доме с островерхой крышей, который комфортом не отличался.

Доктор Моноре утешал ее: Роже выправится, ведь он здоровяк, другой бы на его месте погиб. Нужно только проявить немного терпения и поддерживать в нем бодрость духа. Терпения-то у мамы хватало! А поддерживать в муже бодрость ей помогала безграничная любовь к нему.

Зимой обитателям нашего дома приходилось особенно тяжело: в нем было так сыро, холодно и мрачно. У отца был полный упадок сил, он даже не выходил на улицу. Приближалось Рождество. Первое Рождество в моей жизни, которое, впрочем, в счет не идет, ведь мне было всего полгода. Но мама непременно хотела его отпраздновать, потому что это было первое Рождество в ее семейной жизни.