Мирей Матье - Моя судьба. История Любви

• Название: Моя судьба. История Любви
• Автор: Мирей Матье
• Жанр: Прочая научная литература
• ISBN: 978-5-4438-0522-1

Звезда мировой величины Мирей Матье стала знаменитой в 19 лет. Ее парижский теледебют вызвал триумф. Вскоре ее уже знал весь мир, и она была признана наследницей Эдит Пиаф. Вот уже несколько десятилетий певица с неизменными аншлагами гастролирует по всей планете, сочиняет песни, выпускает альбом за альбомом — слава ее не меркнет. Дочь простого каменщика из Авиньона, она стала самой известной француженкой в мире, а у нас в России — символом Франции, кумиром миллионов.

Мирей Матье никогда не была замужем, у нее нет детей. Ее судьба до сих пор загадка. Завесу над многими событиями своей жизни она приоткрывает в этой автобиографической книге.

---

— Ну как, воробушки, уже собрались?

Папа поднимал как перышко трех своих дочек — Матиту, Кристиану и меня, — одну за другой сажал нас в свою ручную тележку, и — в путь! Наш дом находился неподалеку от мастерской дедули, а сама мастерская помещалась прямо напротив кладбища.

Входя в нее, я испытывала восхищение, мне нравилось здесь, как в церкви: всюду виднелись кресты, незаконченные статуи или просто каменные глыбы, за которыми так удобно было прятаться во время игры (правда, дедуля такие шалости не слишком одобрял). Слева от входа был небольшой чуланчик, чуть побольше стенного шкафа, дедушка хранил там свои бумаги.

Дом, примыкавший к мастерской, был впоследствии превращен в цветочную лавку для самой младшей моей сестры, Беатрисы: она обладает хорошим вкусом и делает красивые рождественские венки из остролиста. Но в конторке дедули все осталось на месте — так, как было при нем. Не выбросили ни одной накладной, ни одного счета, ни одного наброска, сделанного его рукою, ни одной конторской книги. Кажется, что дверь распахнется, он войдет и усядется за свои бумаги, бормоча по-провансальски:

— Don tems que Marto fielavo, pagavo tintin! Vau mai teni que d'espera! (В доброе старое время платили наличными! Лучше синица в руках, чем журавль в небе!)

Дедуля был совсем не таким, как наш отец, лишь глаза у них были одного цвета — голубые, почти фиалковые. Хотя и южанин, дед отличался спокойным нравом (и такое бывает!). Он трудился, не жалея сил, не отдыхал даже по воскресеньям. Человек, высекавший ангелов, говорил, что не верит в бога, и был членом коммунистической партии. При всем том он не возражал, когда мои родители решили венчаться в церкви. В отличие от папы, с нами, детьми, он был не слишком ласков. Дедушка не любил, когда попусту тратят время; если бы меня воспитывал он, я бы так и не научилась играть в кегли.

До поры до времени все у нас шло на лад, но в тот год зима выдалась необычайно суровая. Бабуля это заранее предсказала, глядя на луковицы: кожица у них была очень плотная. Холод настойчиво проникал в дом изо всех щелей. И болезнь тоже постучалась к нам в дверь. У мамы снова начали кровоточить ноги.

— Милые мои перепелочки, — говорила она Матите и мне, — придется вам заменить меня. Взять на себя заботу о доме.

Родители со старшей Мирей и ее сестренками

Любовь, семейное тепло — глубокое, сильное чувство, навеки соединившее наших родителей, навсегда сплотило нас, детей, вокруг них и привязало друг к другу.

Это было непросто, мы были еще так малы. Хотя мне уже исполнилось шесть с половиной лет, я не слишком-то подросла. Чтобы поставить на огонь таз с водой для мытья посуды, мне приходилось влезать на скамеечку… А он был тяжелый, такой тяжелый. Большие кастрюли я поднять была не в силах и мыла их холодной водой. А вода в колонке была ледяная. Зима стояла такая суровая, что на улицу избегали выходить. Мы чувствовали себя совсем одинокими. Бабуля тогда жила не с нами, а в деревне (по дороге в Морьер) со своим новым мужем; его звали Батист, и он мне очень нравился, он был круглый как колобок и, в отличие от нашего деда, очень веселый.

— Спасибо тебе, бабуля, — сказала я с детской наивностью, — за то, что ты подарила мне еще одного деда!

В ответ она меня пылко обняла. Но хуже всего было то, что теперь она гораздо реже бывала с нами. Тетя Ирен также жила у себя и растила моего маленького кузена Жан-Пьера; у нее были свои трудности: она разошлась с Дезире, своим мужем-железнодорожником.

Холод безжалостно проникал в дом. Посреди нижней комнаты стояла печь, но у нас, наверху, зуб на зуб не попадал. Папа изо всех сил старался нас согреть. Он клал на печь кирпичи, а когда они раскалялись, относил их к нам в постель; когда мы раздевались перед сном, он поджигал в миске спирт, но тепла хватало на две минуты. Когда Кристиана начала кашлять, я сразу поняла, что и нам этого не миновать. В многодетных семьях делятся всем, даже микробами.

Приближалось Рождество, самое трудное в моей жизни. Чтобы поднять у нас настроение, папа вновь принялся за свои ясли.

— Для нас сейчас трудная пора, — говорил он. — Вот вернется мама, и дела пойдут лучше. А пока надо держаться.

Новое невезение: Батист призвал папу на помощь — заболела бабуля, а от их деревни до родильного дома, где лежала мама, идти было очень далеко. Папа навещал то жену, то мать, проделывая весь путь пешком. Бедный наш папа, на кого он теперь был похож!.

В тот злосчастный рождественский вечер он тоже брел по темной дороге.

Матиту бил озноб, она заболела. Теперь я осталась совсем одна.

— Мирей у нас бравый солдатик! — часто говаривал доктор Моноре. Потому что я была самой крепкой из детей. Я уже переболела ветрянкой и коклюшем, но заболевала всегда последней, а выздоравливала первой.

В тот вечер я уже не была «бравым солдатиком», но была «одиноким бойцом», измученным и не имевшим больше сил сражаться.

Мне казалось, что я вот-вот умру от горя прямо тут, перед этим тяжелым тазом с грязной водой, который была уже не в силах поднять. Перед этой печью, в которой уже не было угля, я лишилась последнего мужества, и судорожные рыдания сотрясали мое тело. Чтобы спастись от холода, я засунула мои бедные ноги в устье погасшей печки. И взывала к Богу:

— Господи, не можешь же ты нас покинуть! Мы в такой нужде. Все больны. Что с нами будет? Я не знаю, что делать, я ведь так мала, но ты, Господи, сделай что-нибудь для нас, сотвори чудо, молю тебя, сотвори чудо!

И тогда я поняла, что молитва приносит облегчение. Папа нашел меня спящей: я заснула от усталости и холода, уронив голову на скамеечку. Но успокоилась. Поверила, что мама скоро вернется. И что трудная пора в нашей жизни, как говорил папа, минует.

С этого дня я часто молилась, молилась от всей души. Богу хорошо известно, как часто я обращалась к нему с разными просьбами! Тревог, страха, горестей у меня в жизни хватало, и они еще впереди. Ведь я не прошла весь свой путь. Но я знаю также, что никогда больше не останусь одна. Бог существует. Я везде нахожу его: в своей душе в часы одиночества, в любом уголке света, куда меня приводят поездки; и не столь важно, где и как именно ему поклоняются: святыня — повсюду святыня. Веру мне никто не внушил, не передал. Я сама нашла, сама обрела ее у погасшего очага в ту темную рождественскую ночь.

Моя мольба была не просто услышана. Я просила у Бога подарить мне маленького братца, находя, что пяти сестер в одной семье более чем достаточно… И вот в Крещение мама возвратилась домой с двумя бутузами на руках!

— Поздравляю! Близнецы! — проворчала бабуля, к которой вместе со здоровьем вернулась и язвительность. — А этот болван-доктор ничего не видел!

— И вовсе он не болван, — возразила мама, — он с нас денег не берет!

Папа был доволен. Наконец-то мальчики!

— Теперь их у вас семеро, это славное число, оно приносит счастье, — заявила бабушка, глядя на отца. — Не хватит ли? Надеюсь, ты на этом остановишься!

Бедная моя бабуля. Она и представить себе не могла, что в семье появится еще столько же детей!

А жизнь продолжалась.

С приходом весны стало немного легче. Но в школе ничего не изменилось: там меня по-прежнему ждала кислая мина учительницы и парта в последнем ряду. Я сидела на ней не одна, рядом были и другие ученицы из многодетных семей. Я постоянно опаздывала на первый урок, потому что у меня, как у старшей, было спозаранку множество дел: сходить за молоком, поднять малышей, одеть и умыть их, умыться самой — маме хватало хлопот с младенцами, их надо было перепеленать и накормить. Перед школой я отводила малышей в детский сад, а он находился в другом месте.

Милый моему сердцу детский сад. Я оставляла там Кристиану Мари-Франс и Режану а сама убегала в школу. Любовались ли сестренки «моими» розами, как я любовалась ими в свое время? Благодаря этим розам я уже в раннем детстве поняла, что такое ностальгия.

Переходя из класса в класс, я по-прежнему продолжала сидеть на последней парте. И постепенно начала думать, что для бедняков школа — одно, а для богатых — другое; одни плохо усваивали урок, потому что дома некому было с ними возиться, а другие успевали лучше, потому что дома им помогали готовить уроки, да и в школе учительницы уделяли им больше внимания.

После рождения близнецов мы теперь спали всемером на большой кровати. Трех старших мама устраивала на ночь в изголовье, а четырех младших — в изножье, поперек постели, попарно.

— Вы у меня спите так, как спал в сказке Мальчик-с-пальчик! — шутила мама.

Наступил день, когда я очень пожалела, что я и в самом деле не Мальчик-с-пальчик, у которого в карманах было полным-полно белых камешков! Утром все мы — сестры, подружки и я — приготовили корзинки.

— Теперь самое время отправляться за улитками, — напутствовала нас мама, — дождь кончился, и они начнут высовывать рожки из своих домиков. Только смотрите, к грибам не прикасайтесь: могут попасться ядовитые. Собирайте только улиток!