Александр Стекольников - Васил Левский

• Название: Васил Левский
• Автор: Александр Стекольников
• Жанр: Биографии и Мемуары
• Год: 1958

В своей книге А. Стекольников попытался воссоздать на фоне развития болгарского национального освободительного движения шестидесятых — семидесятых годов XIX века образ Васила Левского — идеолога и руководителя освободительной борьбы болгарского народа против национально-политического и экономического ига феодальной Турции.

---

— Надо просветить народ, дьякон, училища нужны, — сказал Стоян Чакыров.

— Да, просвещение дело неплохое, но это очень долгий путь к свободе, дорогой Стоян.

— Это верно, что путь долгий и кружной, но, по-моему, и самый верный, самый безопасный, — ответил Стоян. — Болгарский народ терпел четыреста лет, потерпит еще немного — лет сорок-пятьдесят, но зато получит вечную свободу и небольшими жертвами, малой кровью.

— Нет, друзья, я думаю иначе. Вернее будет, если мы вместе с просвещением будем пробуждать народ через такие тайные общества, которые имеют другое назначение, нежели только просвещение.

Обратившись к своему давнему другу Христо Иванову, Левский продолжил:

— Мы с тобой, Христо, по возрасту и образованию не пригодны ни в учителя, ни в ученики. Учителями были бы никудышными, а для учеников — стары. Но и для нас есть работа, да еще важнее, чем идти в горы сражаться. Мы пойдем в Болгарию, где лучше знаем местность и людей, а люди лучше знают нас, и займемся там организацией тайных обществ, которые глубже подкопают основы Турецкой империи, нежели четы, которые переплывают Дунай и идут биться с турками грудь с грудью. Возьмем отсюда некоторых товарищей и перейдем через границу, а там, в Болгарии обдумаем, что делать...

Еще не закончил Левский свою, мысль, как вошел Ангел Кынчев. юноша которому суждено будет оставить короткий, но яркий след в историй болгарского освободительного движения. Он заинтересовался разговором и попросил Левского повторить сказанное, Выслушав его, Кынчев воскликнул:

— И я уйду из академии и вместе с вами поеду в Болгарию!

— Нет, Кынчев, нельзя оставлять академию, — прервал его Левский. — Нам в Болгарии и офицеры будут нужны. Ты не только не уходи из училища, но и других, если можешь, привлеки к себе товарищей. Повторяю тебе: нам потребуется много офицеров. Как ты думаешь, Стоян?

— Как я думаю? Я думаю, что будут нужны офицеры, и учителя, и всякие другие ученые люди, и чем больше ученых, тем лучше..

— Правильно говоришь, а потому мой тебе совет, Стоян, поступай в академию, где учится Ангел Кынчев. Ты еще молод, иди изучи военное искусство, а когда вернешься к нам, ты будешь нам полезен, как Кынчев, как многие другие.

Кынчев не хотел и слушать о том, чтобы остаться в академии, но Левский настоял, и тот, наконец, согласился.

Друзья распрощались и отправились в казарму. Там шли последние сборы. Легионеры покидали Сербию.

Вскоре ушел и Левский. Ушел в новую жизнь с новыми планами.

ГЛАВА ТРЕТЬЯ

БЕЗУМСТВО ХРАБРЫХ

Сама история готовила ярчайшее подтверждение взглядам Левского на четническую тактику национально-освободительной борьбы.

Ценою гибели отважных сынов Болгарии хотела она показать, как бесплодна попытка поднять народ на восстание подвигом обреченных одиночек.

В Румынии, к возвращению туда Левского, заканчивалась подготовка четы Хаджи Димитра и Стефана Караджи.

Опять катился клич: «К оружию, братья! Поможем матери родине!» И опять, как уже не раз бывало, поднимались сыны Болгарии.

В начале июля из Гюргева на запад вдоль Дуная пробирались то одиночки, то группы болгар. На вопрос любопытных был готов ответ: «Нанялись в Петрушаны». Кстати, в те дни в Гюргеве проходила ярмарка, на которой обычно нанимают сельскохозяйственных рабочих.

На третий день прибыли воеводы. Ночью из амбаров болгарского помещика в селе Петрушаны выходили люди и строились в ряды. Перед строем появился Караджа. Пересчитав всех, он сказал писарю:

— Запиши, здесь сто двадцать пять душ. — А затем обратился к добровольцам: — Мало, братья, нас, но мы решились идти в наше порабощенное отечество. Наша цель — не Турцию завоевывать, а показать братьям болгарам, как умирать за отечество. Кто желает, пусть следует за нами, кто не хочет — мы на тех не обидимся.

В ответ послышались приглушенные возгласы:

— Да здравствует Болгария! Да здравствуют воеводы! Смерть тиранам!

— В поход! — отдал команду Хаджи Димитр.

На рассвете вышли к Дунаю. На том берегу увидели Болгарию. Широко раскинув руки-рукава, бросилась в объятия могучего Дуная горная красавица Янтра. С высот седого Балкана бежит она к нему резвая, веселая, полноводная. В предутренней дымке прибрежья стелются поля, взбираются на холмы виноградники. А там в розово-голубой дали, как радужная мечта гайдука, растворилась сама мать Стара Планина.

— Это ли Болгария? Как прекрасно мое отечество! — воскликнул молодой четник, родившийся, в Румынии и еще не видавший земли дедов.

...Медленно сносит течение барку к болгарскому берегу. Только и слышно, как журчит у бортов вода. Хаджи Димитр вот-вот готов отдать команду о высадке. И вдруг окрик:

— Кто идет?

— Когда выйдем, тогда узнаешь! — ответил по-турецки Караджа.

Теперь уже нечего мешкать. Чета открыта. Не уходить же назад. Лишь барка чиркнула днищем по песку, четники стали выскакивать на берег. Турецкий караул открыл огонь. Дружинники ответили.

Было это в предутренние часы 6 июля 1868 года. Разогнав турецкую береговую охрану, чета двинулась в свой крестный путь. Обгоняя ее, несся клич:

— Пришли болгарские разбойники! Смерть гяурам! Смерть неверным!

Тревога поднимала орды вооруженных башибузуков — турецких головорезов. Озлобленные, жаждущие крови, подстерегали они горстку отважных на всех путях.

А те шли, зная, что их ждет...

Занималось утро воскресного дня. Куда ни глянь — всюду безлюдные поля. Болгарские крестьяне отдыхали. А это кто там? Пригляделись: вдали гарцевала группа конных. Дружина ускорила шаг. Вслед за разведчиками появился большой турецкий отряд. Он рос на глазах, обрастая новыми кучками вооруженных людей из окрестных турецких селений.

— Не будем ждать, братья, пока к туркам подойдут новые силы. Ударим по врагу.

Сраженье началось. Караджа появлялся всюду. Он кричал:

— Бейте без промаха! У нас нет своего царства, чтобы посылать нам патроны. Бейте насмерть!

Когда стемнело, обе стороны прекратили огонь. Ночь чета провела в пути, а наступивший день принес новое сраженье.

К вечеру рощица, где чета приняла бой, представляла жалкое зрелище: ветки, перебитые пулями, свисали до земли, кора на деревьях как листья на растрепанном кочане капусты. Лица дружинников почернели от порохового дыма.

После трехчасового отдыха, похоронив умерших, вновь двинулись в поход. К ночи турки бой прекращали.

На рассвете чета вошла в лес, где и решила провезти день.

А тем временем всполошенные турецкие власти собирали силы для разгрома четы. В первый момент против нее были брошены башибузуки и черкесы, и некоторое количество регулярных войск. Но дружина сражалась так отважно, так умело, что губернатор Дунайского вилайета стал стягивать войска из городов северной Болгарии. Из Русе в Шумен отправился специальный поезд за подмогой, но Шумен не смог дать больше двухсот солдат. Пришлось просить подкрепления из столицы империи. Тревогу усиливали слухи, что в Румынии готова к переходу вторая чета. Чтобы выручить своих растерявшихся друзей, английский консул в городе Русе Далиэл попросил своего коллегу в Бухаресте Артура Грина сообщать все, что будет известно о подготовке новых чет в Румынии,

Поспешил на помощь и английский вице-консул в Адрианополе Блэнт. По его настоятельному совету из Адрианопольского вилайета для преследования четы были отправлены три эскадрона султанской кавалерии под командованием польских офицеров-эмигрантов.

Четвертый день чета на родной земле. Из ста двадцати четырех человек осталось шестьдесят восемь. Остальные убиты, ранены или отстали в горах.

«Сегодня это уже не те веселые хлопцы, сегодня — это скелеты, почерневшие, обгоревшие. Мы понимали, что никто из нас не останется в живых. Но это не смущало нашего духа. Выходя, мы говорили: «Умрем за Болгарию!», и мы это выполним,— подводил итог участник четы Ангел Обретенов [42].

Чуть передохнув, отправились дальше. На Стара Планину уже не глядели. Вдали облитые лунным светом маячили ее вершины. Но мы уже не рассчитывали до них дойти. Карадже становилось идти труднее: три раны зияли на его теле...»

Пятый день принес чете большое горе: турки схватили Стефана Караджу.

...Под покровом ночи с места четвертого боя уходило человек сорок — сорок пять вместе с ранеными.

«Эта четвертая битва была самой торжественной для нас, хотя мы и понесли такую утрату, как пленение Караджи. Здесь турки могли видеть, как бьется их пятивековой раб».

Казалось, той ночи не будет конца. Шли медленно. Стонали и падали раненые, еле волочили ноги здоровые.

Показалась скала, повисшая над краем леса. Поднялись. Вершина ее гладкая, точно ток для молотьбы. По краям нагромождены камни. День выдался нестерпимо жаркий, а голые камни усиливали страдание — от них пылало зноем. День провели здесь, как на раскаленной сковороде.