Борис Галенин - Цусима — знамение конца русской истории. Скрываемые причины общеизвестных событий. Военно-историческое расследование. Том II

• Название: Цусима — знамение конца русской истории. Скрываемые причины общеизвестных событий. Военно-историческое расследование. Том II
• Автор: Борис Галенин
• Издательство: Крафт+
• Жанр: Военная история
• Год: 2010
• ISBN: 978-5-93675-166-0

Цусимское сражение — ключевой фактор русской и мировой истории, ее точка ветвления. Для прояснения весьма специфических черт Цусимского боя подробно рассмотрены все значительные боевые действия русского флота в войну 1904-1905 годов.

В работе восстановлено действительное развитие событий при Цусиме, в том числе графически воссоздана начальная фаза боя, что можно рассматривать как новое слово в историографии военно-морских сражений и серьезное научное открытие.

Результатом проведенного расследования стал вывод, что Цусимский бой, во всяком случае его завязка — первый удар русской эскадры, является несомненной тактической победой русского флота. А Цусима в целом — победой русского воинского духа, не сломленного никакими материальными факторами.

Первыми осознали и поняли это японские адмиралы, исказив и извратив в своих донесениях и схемах правду о начале боя. В свете скрываемой до сих пор от мира правды можно понять, почему морской министр победоносной Японии — уже после Цусимы! — отчаянно подталкивал свое правительство «к уступкам во имя заключения мира».

В заключение трилогии показано истинное значение русско-японской войны в нашей истории как последней победы Святой Руси.

Книга печатается в авторской редакции.

---

Из офицеров броненосца остались в строю: старший минный офицер Николай Иванович Богданов, вступивший в командование броненосцем; младший минный офицер Петр Александрович Вырубов — оба ветераны китайской кампании; и прапорщик по морской части Вернер Иванович фон Курселъ.

Фон Курсель, шагнувший на палубу «Суворова» с кораблей торгового флота, на которых, по словам Владимира Семенова, он плавал чуть не с пеленок, был душой и любимцем кают-компании «Суворова» во время похода. В бою Курсель сохранил невозмутимую доброжелательность и чувство юмора, поразившие даже бесстрашного кавторанга Семенова. Кстати, ему слово.

«Около 4 часов пополудни судьба, как будто, пыталась последний раз нам улыбнуться. Среди густого дыма, валившего из поврежденных труб, дыма от выстрелов и от пожаров, мешавшегося с туманом, еще стлавшимся над морем, японские главные силы как-то разошлись с нашими и потеряли их из виду.

Японские источники, которыми я пользуюсь, говорят об этом эпизоде весьма кратко и глухо.

Ясно только, что Того считал нашу эскадру прорвавшейся каким-то образом на север и пошел туда на поиски за нею… Камимура… со своими крейсерами направился на S и SW. Так, по крайней мере, можно понять горячие панегирики в особом отделе книги “Ниппон-Кай Тай-Кайсен”, озаглавленном “Доблесть адмирала Камимура”…»

В дополнение к словам Владимира Ивановича, отметим: потерять из виду тихоходную и уже сильно ослабленную, лишенную главнокомандования русскую эскадру можно было только при большом желании не вступать с ней в слишком тесный контакт.

«Идя на S, а потом на SW, Камимура услышал усиленную канонаду, доносившуюся с запада, и пошел прямо туда. Это адмирал Катаока нападал (до сих пор довольно безуспешно) на наши крейсера и транспорты. Камимура принял деятельное участие в сражении и тут же вскоре открыл наши главные силы…

Было около 5 часов вечера». 

Миноносец подходит!

«Мы с Курселем находились в нижней батарее, куря сигары и обмениваясь замечаниями о предметах, к делу не относящихся, когда “Суворов” оказался среди нашей эскадры, нестройно двигавшейся на север.

Одни суда проходили у нас справа, другие — слева… Камимура держался правее, т.е. к востоку, идя тоже на север».

Складывается впечатление, что Камимура не открыл наши главные силы в результате усердного самоотверженного поиска, а случайно наткнулся. Поскольку, открыв, Камимура отнюдь не бросился на них, а предпочел продолжать обстрел «Суворова», не брезгуя и «Камчаткой»! Продолжает Владимир Семенов:

«“Чемоданы” так и сыпались. Из машины уже некоторое время тому назад сообщали, что вентиляторы качают не воздух, а дым, что люди задыхаются, падают и что скоро некому будет работать”… Электричество меркло, и от дина-момашин жаловались, что мало пару…

— Миноносец подходит!

Бросились к нашей единственной пушке (другой так и не удалось “наладить”). Но оказалось, что это “Буйный”, случайно проходивший мимо и по собственной инициативе приблизившийся к искалеченному броненосцу, чтобы спросить, не может ли он быть чем-нибудь полезен.

Флаг-капитан, находившийся на срезе, приказал Крыжановскому сделать ему семафором (руками) сигнал: “Примите Адмирала”». 

Адмирал пересаживаться не хочет

«Я наблюдал из батареи за маневрами “Буйного”, когда внезапно откуда-то появился адмиральский вестовой Петр Пучков и бросился ко мне:

— Ваше Высокоблагородие! Пожалуйте в башню! Миноносец пришел — Ад-мирал пересаживаться не хочет!

Должен оговориться, что Адмирал не был на перевязке, и никто на броненосце не знал, насколько тяжело он ранен, так как в моменты получения ран на все вопросы он сердито отвечал, что это пустяки.

Очевидцы рассказывали, что после того как его ввели, вернее — внесли, в башню и посадили на ящик, он так и оставался в этом положении. Иногда поднимал голову, задавал вопросы о ходе боя, а потом опять сидел молча и понурившись… Его поведение казалось всем вполне естественным, и никому не приходило на мысль, что эти вопросы не что иное, как только мгновенные вспышки энергии, краткие проблески сознания…

Теперь на доклад о подходе миноносца он, очнувшись, отчетливо приказал:

— Собрать штаб! — А затем только хмурился и, казалось, не хотел ничего больше слушать». 

В дымной тьме царило мертвое молчание

«Из всех раненых чинов штаба, бывших внизу под броневой палубой, удалось “собрать” только Филипповского и Леонтьева. Первый находился в боевом посту, наглухо отделенном от жилой палубы и имевшем приток свежего воздуха через броневую трубу боевой рубки (хотя и здесь он сидел при свечах — лампы гасли), а второй был у самого выходного люка.

Жилая палуба была во тьме (электричество погасло) и полна удушающего дыма. Люди, бросившиеся искать чинов штаба, могли только звать их, но не получали ответа ни от тех, кого окликали, ни от кого другого.

В дымной тьме царило мертвое молчание. Вероятно, все находившиеся в закрытых помещениях под броневой палубой, куда вентиляторы качали “не воздух, а дым”, постепенно угорали и теряли сознание. Машины не работали; электричество погасло от недостатка пара, а между тем снизу никто не вышел…

Можно думать, что из 900 человек, составлявших население “Суворова”, к этому времени оставались в живых только те немногие, что собрались в нижней батарее и на наветренном срезе». 

Расстреливали с таким же увлечением, как и нас…

«Через откинутый полупортик нижней батареи я при помощи Курселя выбрался на правый бортовой срез впереди средней 6-дюймовой башни. Помощь мне уже требовалась…

Справа по носу, совсем близко, не дальше 3–4 кабельтовов, я увидел “Камчатку”, стоявшую неподвижно. Крейсера Камимурарасстреливали ее с таким же увлечением, как и нас, с тою лишь разницей, что по отношению к “Камчатке” задача была много легче».

Ну вот, читатель! Сам видишь. Какие там наши главные силы, какая там «доблесть Камимура»! Не удивительно, что только к семи часам вечера броненосные крейсера японцев снова приняли участие в настоящем артиллерийском бою. После вступление в него Того со своими броненосцами. Так оно было как-то спокойнее.

Следует сказать, что в своем увлечении Камимура был не одинок. В расстреле «Суворова» и «Камчатки» кроме 2-го боевого броненосного отряда Соединенного флота активно участвовали японские крейсерские отряды. Последовательно: «сперва 6-й отряд (к.-адм. Того Младший), затем 5-й (в.-адм. Катаока) и 4-й (Уриу){255}». Стрельба велась с расстояния 1200–4000 метров (6–20 кб).

«Итак, целый час и три четверти тринадцать японских кораблей, предводимых четырьмя адмиралами, расстреливали с близкой дистанции два наших полуразрушенных корабля, из которых один, эскадренный броненосец “Князь Суворов”, представлявший собою гигантский костер, без руля, медленно, извилинами подвигался вперед и отвечал из дыма и пламени из двух уцелевших 75-мм пушек»{256}. 

Капитан 2-го ранга Семенов:

«“Буйный” держался на ходу недалеко от борта…»

«В компании с Курселем, боцманом и еще двумя-тремя матросами… начали вязать нечто вроде плота, на котором рассчитывали спустить Адмирала на воду и так передать на миноносец. Рискованно, но другого выхода не было.

Плот готов. Кстати, пришел и Филипповский. Его вели под руки. После двух часов в тесном помещении боевого поста, наполненном дымом, он с трудом держался на ногах; лицо — черное от копоти и почти сплошь покрытое потеками запекшейся крови. (Он получил множество самых мелких осколков в голову — словно заряд дроби.) Бросились к башне.

— Ваше превосходительство! Выходите! Филипповский здесь! Адмирал молча смотрел на нас, покачивая головой… Не то соглашался, не то

нет… Положение было затруднительное…

— Что вы разглядываете! — вдруг закричал Курсель. — Берите его! Видите, он совсем раненный!

И словно все только и ждали этого крика, этого толчка… Все сразу заговорили, заторопились… Несколько человек пролезло в башню… Адмирала схватили под руки, подняли… но едва он ступил на левую ногу, как мучительно застонал и окончательно лишился сознания. Это было и лучше…» 

Только по вдохновению…

«Адмирала с большими усилиями, разорвав на нем платье, протащили сквозь узкое отверстие заклиненной двери башни на кормовой срез и уж хотели подвязывать к плоту, когда Коломейцев сделал то, что можно сделать только раз в жизни, только по вдохновению…