Родион Малиновский - Солдаты России

• Название: Солдаты России
• Автор: Родион Малиновский
• Издательство: Воениздат
• Жанр: Биографии и Мемуары
• Год: 1969

«Солдаты России» — литературно-художественное произведение, над которым Маршал Советского Союза Р. Я. Малиновский работал в последние годы своей жизни. Рассказывая о судьбе простого паренька из народа Ивана Гринько, автор дает запоминающуюся, полную неповторимых деталей картину событий, развернувшихся в России накануне и в годы первой мировой войны 1914–1918 гг. Большое впечатление производят главы книги, в которых Р. Я. Малиновский с прекрасным знанием окопного быта и солдатской жизни повествует о боях в Восточной Пруссии, в Августовских лесах и в районе Мазурских озер, показывает косность и бездарность высшего русского командования, нарастание революционных настроений в рядах царской армии, появление первых солдатских комитетов и т. д. Огромный, в значительной мере малоизвестный материал приводится Р. Я. Малиновским при описании трагической истории русских солдат, направленных в ходе империалистической войны в союзную Францию.

---

Василий Павлович надел парадную форму военного врача и весь блистал серебром. Ванюша был просто в восторге, он даже сказал, что Василий Павлович похож на царя.

Фельдшер Иван Иванович явился на проводы при медалях за русско-турецкую войну. Был среди провожающих и молодой земский врач, недавно прибывший в Сутиски и теперь принявший дела от Василия Павловича. Новый врач все еще носил студенческую тужурку, и его сразу же прозвали студентом.

Василий Павлович тепло простился со всеми больничными. Взял руку Варвары Николаевны, долго держал ее в своей руке, а потом нагнулся и поцеловал. Подхватив Ванюшу под мышки, внимательно посмотрел на его нос и сказал:

— Все прошло, нос даже лучше стал.

По-отцовски крепко поцеловал мальчугана, а тот, обхватив доктора за шею, попросил:

— Возьмите меня на войну.

Все засмеялись, а Василий Павлович грустно ответил:

— Я, милый, и сам бы не поехал на войну, если бы можно было.

Бида, в которой так часто «главный» навещал больных, теперь увозила его на фронт. Дед Петро погнал гнедого на станцию Гнивань. Вскоре коляска скрылась из глаз — только виднелся хвост дорожной пыли. А люди — старые и малые, здоровые и больные — продолжала стоять в суровом молчании, глубоко опечаленные расставанием. Варвара Николаевна и тетя Параша плакали.

Несколькими днями позже со станции Гнивань на десяти подводах крестьяне привезли в больницу новую группу раненых солдат. Раненые много рассказывали про войну: как хунхузы мешали воевать, как русские по вине высокого начальства терпели неудачи. Эти рассказы разносились по всей округе, и народ глухо роптал.

Ванюша все время пропадал в палатах, где лежали раненые, он охотно выполнял все их просьбы и с глубоким интересом слушал нескончаемые рассказы о боях в далекой Маньчжурии.

С усатым человеком, назвавшимся дядей Петей, он подружился. Ванюша частенько забегал в палату, где дядя Петя лежал с нелепо поднятой вверх толстой ногой, к которой была подвешена тяжелая гиря, подавал раненым воду или спички. Он возбуждался, когда солдаты рассказывали, как они били японцев, и старался не слушать, как японцы били наших.

Дядя Петя начал выходить на костылях во двор. Его собеседником обычно был тезка, больничный сторож дед Петро. Он угощал раненого крепким самосадом, они чинно садились где-нибудь в тени и вели бесконечные разговоры.

— А за какие такие шиши кровь льет народ? — говорил дядя Петя. — Стыдно сказать, ей-богу, как нажал японец, а у нас не только пушек — патронов нет... Глядим, вагоны приходят. А в вагонах иконы! Со святыми упокой, мол, солдатики. Вот те и поддержка. — И дядя Петя даже сплюнул от досады.

Ванюша вертелся тут же, а потом собирал ватагу мальчишек, которых дед Петро гонял с больничной территории, и пересказывал услышанное. Для интереса он все преувеличивал, а в тех местах, где солдаты со злобой говорили, как наших били японцы, Ванюша менял смысл, и выходило по-другому: а здорово японцам доставалось от русских!

...Ваня рос крепким, живым и очень добрым по натуре. Он любил собак и подкармливал всех бездомных дворняжек объедками с кухни. Когда собаки остервенело грызлись между собой, свиваясь в живой клубок, Ваня бесстрашно прыгал в самую гущу свалки и разгонял их. Как-то одна из собак в пылу драки вцепилась ему в ногу повыше колена, рана от ее клыков оказалась довольно глубокой, по ноге струилась кровь. Собака, чувствуя себя виноватой, жалобно скулила и жалась к ногам мальчика. Ваня решил не тревожить маму, тайком взял у тети Параши йод и смазал им рану. Со временем все заросло, остались лишь розоватые шрамы.

Как-то Ванюша спросил:

— Мама, а что такое байстрюк? Меня так ребята дразнят.

— Это глупое слово, ты не слушай их, — ответила Варвара Николаевна, а у самой екнуло сердце: она хорошо понимала, какое это злое слово. Ей было очень тяжело, и она горько заплакала. Но что было делать!

Скоро и Ванюша понял, что означает слово «байстрюк», и что-то в его детском сердце надломилось. Он стал замыкаться, старался скорей уйти от тех мальчишек, которые преследовали его этой кличкой.

4

Ранним утром на плацу перед больницей выстроился полк драгун. Сытые кони танцевали от нетерпения. Драгуны ждали начальства. Наконец раздалась команда:

— Полк, смирно! Для встречи справа, под знамя — шашки вон!

Блеснули клинки, замерли ряды. Справа, из-за школы, на коротком галопе выехали три всадника. Средний держал штандарт полка. Когда они заняли свое место на правом фланге, последовали новые команды. По сигналу трубы начались перестроения. Сначала полк построился в колонну поэскадронно, затем — повзводно и наконец — в колонну по три. Это было красивое зрелище.

Ванюше, как и другим мальчишкам, казалось, что лошади сами по себе, без вмешательства бравых, лихих драгун, выполняют команды трубача. Он вскидывал к небу свою блестевшую начищенной медью трубу, а «умные лошади» одновременно изменяли строй.

Странное дело: на площади зевак не было — мужики и бабы куда-то попрятались. Непонятно было и другое: когда полк, наконец, двинулся по направлению к вальцовым мельницам и винокуренному заводу графа Гейдена, музыка не заиграла. Трубы полкового оркестра были зачехлены. Откуда было знать Ванюше и его сверстникам, что драгуны отправляются на выполнение боевого задания: революционные события 1905 года всколыхнули Украину, захватывая не только промышленные предприятия, заводы, но и затерянные в лесостепи села и местечки. Видно, и в Сутисках, на мельницах графа, назревали большие дела, но Ванюша был еще слишком мал, чтобы отчетливо разобраться во всем происходящем.

Он лишь хорошо запомнил в это время визиты в больницу с попечительской, благотворительной целью графини Гейден Екатерины Михайловны, урожденной Драгомировой, красивой, высокой женщины лет тридцати с небольшим. Она носила траур по недавно умершему отцу.

Графиня ходила по палатам и раздавала нашейные крестики и небольшие медные иконки раненым, которые заполнили к этому времени почти всю больницу. Лишь немногим счастливчикам попадали носовые платочки. Когда графиня отходила, некоторые провожали ее откровенно разочарованными и насмешливыми взглядами.

Заглянула она и на кухню. Обо всем расспрашивала и всем интересовалась. Когда графиня поздоровалась с Иваном Ивановичем, он, как и подобает отставному унтер-офицеру, вытянулся в струнку, держа рука по швам, и гаркнул:

— Здравия желаю, ваше сиятельство!

Графиня улыбнулась, видно осталась довольна, а Иван Иванович еще старательнее выпятил грудь.

Графиня несколько раз посещала больницу и обязательно заходила на кухню к Варваре Николаевне. Должно быть, мать Ванюши понравилась ей своей аккуратностью и добрым характером. Визиты эти закончились тем, что графиня забрала Варвару Николаевну к себе в имение поварихой.

Весной Варвара Николаевна вместе с Ванюшей переехала в графский дворец, «палац», как его здесь называли, и поселилась в отдельной комнате рядом с башней. Эта комната имела одно окно, выходящее на парадную сторону, и отдельным ходом сообщалась через башню с улицей, а через винтовую лестницу — с кухней, которая располагалась в полуподвале. Окна кухни находились почти вровень со скалой, на которой, возвышаясь над Бугом, стоял дворец. Из этой комнаты можно было попасть также в графские покои.

Дворец был добротный, в два этажа, со множеством комнат разного назначения. Графские покои богато и со вкусом обставлены; чудесный светлый узорчатый паркет покрыт мягкими персидскими коврами; стены украшены шелками и гобеленами.

Перед дворцом простиралась ровная площадка с вековыми липами вдоль покрытых гравием дорожек, с фонтаном посередине, беседками, яркими цветниками и плакучими ивами. Громадная усадьба делилась на несколько участков. Один из них занимали так называемый швейцарский дворец, молочная с ледником и красивый особнячок, в котором жил немец-садовник герр Отто. На другом раскинулся обширный сад с оранжереями, теплицами, садовыми грядками. Сад рассекала прямая, обсаженная липами и живой изгородью дорога, выходящая на шоссе Сутиски — Тывров. От домика-особняка садовника до самого Буга тянулась каменная высокая стена с битым стеклом наверху.

За стеной начиналась хозяйственная часть имения: короварня примерно с сотней коров; господская конюшня — лошадей на тридцать; добротный каменный каретный сарай, птичник и свинарня. Среди них — огороженная большая площадка, разделенная на квадраты, куда выпускались на прогулку коровы, лошади и свиньи — погреться и полежать на солнце. Дальше располагались зерновые склады, крытые гофрированным железом, за ними — рабочая конюшня и воловня, потом — кузница, мастерские сельскохозяйственного инвентаря. В стороне от хозяйственных построек — хороший дом с садом: в нем живет управляющий имением Карл Карлович, препротивный и злой немец, с рыжими стрижеными усами, с красным лицом. У самых ворот, за которыми стоит водокачка, — невзрачная кухня и столовая для батраков. Здесь обычно роятся полчища мух.