Родион Малиновский - Солдаты России

• Название: Солдаты России
• Автор: Родион Малиновский
• Издательство: Воениздат
• Жанр: Биографии и Мемуары
• Год: 1969

«Солдаты России» — литературно-художественное произведение, над которым Маршал Советского Союза Р. Я. Малиновский работал в последние годы своей жизни. Рассказывая о судьбе простого паренька из народа Ивана Гринько, автор дает запоминающуюся, полную неповторимых деталей картину событий, развернувшихся в России накануне и в годы первой мировой войны 1914–1918 гг. Большое впечатление производят главы книги, в которых Р. Я. Малиновский с прекрасным знанием окопного быта и солдатской жизни повествует о боях в Восточной Пруссии, в Августовских лесах и в районе Мазурских озер, показывает косность и бездарность высшего русского командования, нарастание революционных настроений в рядах царской армии, появление первых солдатских комитетов и т. д. Огромный, в значительной мере малоизвестный материал приводится Р. Я. Малиновским при описании трагической истории русских солдат, направленных в ходе империалистической войны в союзную Францию.

---

Это известие словно громом поразило Ванюшу. Ему сразу стало жарко, на лбу выступил пот, и он спустился за Гагариным в убежище, чтобы товарищи не заметили его растерянности. Перед глазами сразу встала казарма с трехъярусными нарами в 1-м пулеметном Ораниенбаумском запасном полку и тот вечер, когда он писал на тумбочке письмо Валентине Павловне, сидя на нижних нарах. Только под конец он заметил, что его письмо прочитал ефрейтор Манасюк... Но ведь когда Ванюша выругал его за это, Манасюк дал слово, что поедет к Валентине Павловне только для того, чтобы рассказать ей, как Ванюша Гринько крепко ее любит. Вот и рассказал... Какой подлец!

Всю ночь не спал Ванюша. Он дежурил у пулемета, а мысли его были далеко-далеко, около Валентины Павловны. Он сжимал ее письмо в своем нагрудном кармане, но еще не читал его. Ему хотелось, чтобы все, о чем сообщала Вера Николаевна, было неправдой.

Наступило утро, небо над немецкими позициями начало розоветь, и наконец показался краешек красного солнца. Ванюша решил прочесть письмо. Разрезав осторожно конверт острым перочинным ножичком, которым обрезал края фотобумаги, когда она не вмещалась в рамку, Ванюша осторожно достал письмо.

«Доброе утро, дорогой друг Ваня! Я только что встала и нежусь на солнышке за папиным письменным столом. Вот пишу Вам письмо...»

Ванюша на минуту оторвался от письма. «Дорогой друг Ваня!» Не может быть, чтобы женщина, вышедшая замуж, писала такие нежные слова. И он продолжал читать:

«...На днях совершенно неожиданно явился ко мне прапорщик Манасюк и отрекомендовался, что он меня хорошо знает по Вашим словам. Меня это очень озадачило, и было больно и грустно за Вас: он многое рассказал мне с Ваших слов о наших отношениях и... рассказал о том, чего не было. Ну, бог с Вами, пусть он простит Вас. Мне теперь все равно. Он пробыл у нас неделю — она пролетела как чудесный миг. Кончилось тем, что я вышла за него замуж...»

Внутри Ванюши что-то оборвалось, горький комок подкатил к горлу. Но он заставил себя дочитать письмо до конца:

«...С большим огорчением проводила его в Симбирский запасной полк, куда он получил назначение по нашей протекции. Жаль, что Вы мне не писали эти полгода. Неужели все чувства угасли и все прошло и развеялось, как дым? Я видела Ваше фото у В. Н. Вы выглядите таким молодцом, возмужали. Желаю Вам счастья.

Крепко Вас обнимаю.

Вал. Снегирева.

P. S. Фамилию я оставила свою, его фамилия мне не нравится.

В».

Какое-то время Ванюша сидел, тупо упершись взглядом в доску, которая закрывала бойницу пулеметного гнезда, потом глубоко вздохнул. Ему было нестерпимо обидно и больно, что Манасюк ради достижения своей цели пошел на подлость, оклеветал его, Ванюшу, в глазах Валентины Павловны, выставил его лгуном, вызвав у нее озлобление и ненависть к нему.

Но сама-то Валентина Павловна! Как она могла поверить Манасюку, от которого за версту пахнет подлостью?

— Ну и черт с вами! — вырвалось у Ванюши.

Проснувшийся от этого возгласа дежуривший с ним у пулемета Андрей Хольнов удивленно посмотрел на своего друга.

И странно, будто что-то тяжелое свалилось с Ванюшиной души, и она, облегченная, просветлела. Больше Ванюша не получал писем от Валентины Павловны, да и не хотел их получать, но зато аккуратно переписывался с Верой Николаевной. Теперь она предстала перед ним в каком-то новом свете. Ванюша понял, что это настоящий, преданный друг.

4

«Солдатский вестник» сообщил, что какой-то разведчик слышал в тылу немцев русскую речь. И вот пошли приготовления к разведке. Нужно было захватить пленных и узнать, в чем дело. Может быть, немцы используют русских пленных на окопных работах на передовых позициях, нарушая международную конвенцию по обращению с военнопленными? Тогда, мол, надо задуматься над тем, как их вызволить из плена.

Команда охотников четвертой роты под начальством прапорщика Гука, выследив немцев, ворвалась в их окопы, захватила двух немецких солдат и благополучно отошла с ними в свои траншеи. Это вызвало сильную перестрелку и артиллерийский огонь с обеих сторон. К удивлению пулеметчиков, аванпост № 2 остался вне обстрела. Но передовая траншея и вторая линия были под сильным огнем и понесли потери.

Французское начальство восхищалось храбростью русских солдат и их боевой работой. Командир французского корпуса генерал Дюма писал по этому поводу в своем донесении «Ils prouvent leur solide et sérieuse valeur et leur ardent désir de faire» 9, a русское начальство с достоинством принимало похвалы, а вместе с похвалами и французские ордена. Это побуждало его к организации новых и новых вылазок во вражеский тыл.

— Проклятые «кудемены», когда они только кончатся! — возмущались солдаты.

«Кудемены» — от французского «coup de main» 10 — разведывательный поиск. Переложение весьма вольное, но «кудемены» эти действительно засели в печенках.

— Кому на грудь кресты, а у кого голова в кусты, — невесело шутили русские солдаты.

Немцы начали вести себя очень осторожно и при каждом шорохе открывали беспорядочный огонь по всему фронту русских войск, тщательно заплетали проволокой все подступы к своим траншеям, в общем делали все, чтобы наши разведчики не могли проникнуть в их тыл. По показаниям захваченных вражеских солдат, они действительно использовали русских военнопленных на работах по укреплению своих тыловых позиций.

Русское начальство тоже приняло ответные меры. Чаще стали появляться в траншеях господа офицеры — проверяли дежурство и наблюдательные посты. Наведывался и командир 2-го батальона подполковник Готуа.

Это был очень требовательный к себе и к подчиненным офицер. Ходил он по траншеям один, без сопровождающих, в своих мягких кавказских сапогах и, как кошка, подкрадывался к постовому наблюдателю. И горе тому, кто задремал на посту — Готуа бил свою жертву обухом клинка или плашмя.

Но и тут не обошлось без солдатской хитрости. Вот подкрадется Готуа к дремлющему наблюдателю — хлоп его шашкой что есть силы. А это — чучело! Аж завизжит Готуа от злости.

Как ни храбр был командир батальона, но бить солдата на фронте опасно — можно пулю в затылок схлопотать. На это отнюдь не двусмысленно намекали ему солдаты в анонимных письмах. Однако подполковника пронять было трудно. Получив очередное письмо, он при первой возможности собирал солдат своего батальона, выходил на середину круга, высокий, сухой, в черной черкеске с гозырями, почти на целую голову возвышающийся над общей массой, и зачитывал письмо. После этого он вызывал к себе автора — если тот не трус. Разумеется, никто не выходил. Тогда Готуа объявлял, что письмо написано трусом, а он трусов презирает, рвал письмо на мелкие кусочки и пускал их по ветру. Тем не менее никаких покушений на подполковника Готуа не было — его побаивались.

Однажды в конце дня в пулеметном гнезде собрались пулеметчики и тихонько запели «Вечерний звон». Рядом в небольшом усике траншеи стоял дежурным наблюдателем Петька Фролов. Его тоже привлекла песня, и он, подойдя поближе, стал подтягивать. А голос у него был хороший, недаром Петр числился в запевалах команды. Да и песня была такая чистая, душевная, русская, что действительно вызывала «так много дум». Ваня поднял голову и посмотрел на вход — видит Петьку с карабином и рядом с его головой лицо подполковника Готуа. Командир батальона тихо подкрался сзади к Фролову и теперь внимательно вслушивался в песню. Ванюша вскочил как ужаленный и начал рапортовать, а Петр, воспользовавшись заминкой, незаметно улизнул на свой пост. Все были уверены, что Готуа в сумерках не заметил этого.

Командир батальона задал несколько вопросов Ванюше, а потом наводчику и его помощнику, как бы нарочно давал время Фролову запять свое место. Потом в сопровождении Ванюши направился к Петькиному усику.

— Что видишь, что слышишь, душа лубэзный? — обратился он к Фролову.

Тот растерянно что-то ответил.

— А почему ты бросаешь пост и уходишь песни петь?

— Никак нет, вашевысокородие, я был на месте и все время наблюдал за противником.

— Зачэм врешь, мэрзавец?! — повысил голос подполковник.

Кричать он не мог, понимал, что находится на аванпосту, под самым носом у немцев, поэтому только весь дрожал от злости и шипел, как змея.

— Он не виноват, я виноват, ваше высокоблагородие! — прошептал Ванюша.

Подполковник удивленно посмотрел на него, поблескивая своими черными, как уголь, глубоко посаженными глазами на худом старческом лице, — Готуа было, наверное, далеко за пятьдесят.

— А ты за чем смотришь, начальник пулемета?! — зашипел он, водя кулаком около носа Ванюши.

И Ванюша сообразил, что нужно делать: он приблизил свое лицо к кулаку Готуа: вот, мол, тебе моя морда, бей! Этот «маневр» подполковник понял. Но он заметил также Георгиевский крест на груди Ванюши.