Георгий Николов - Зной прошлого

• Название: Зной прошлого
• Автор: Георгий Николов
• Издательство: Воениздат
• Жанр: О войне
• Год: 1984
• ISBN: X-XXXX-XXXX-X

В повести активного участника освободительного движения болгарского народа дается яркая картина антифашистской борьбы в Болгарии накануне Сентябрьского вооруженного восстания.

С большим художественным мастерством автор рисует светлые образы партизан и подпольщиков, лучших сынов и дочерей болгарского народа, отдавших свои жизни во имя свободы и торжества коммунистических идеалов, а также описывает чудовищные преступления, совершенные на болгарской земле монархо-фашистской кликой.

Книга представляет интерес для широкого круга читателей.

---

Через некоторое время стрельба прекратилась, Чушкин заторопился выполнить новое приказание Косю Владева: тетушка Каля должна была отправиться к подпольщикам и уговорить их сдаться. С сжавшимся от боли сердцем, с трудом воспринимая слова, выслушала тетушка Каля требование жандармов. Но разве могла мать предать своего сына? И вот под дулами нацеленных ей в спину винтовок медленно побрела она по двору, но не к тайнику, а к дому. Тяжело вздыхая, обошла разрушенные комнаты, с трудом пробираясь между обломками мебели, кусками штукатурки, битыми стеклами. Затем, застыв на пороге дома, широко развела руками и крикнула: «Никого нет!» В то же мгновение полицейские и жандармы вновь открыли стрельбу. «Прекратите стрелять, вы убьете мою мать!» — рванулся из рук стражей Тодор. А тетушка Каля, обезумев от ужаса, так и продолжала стоять у порога и все разводила руками, показывая, что там никого нет. Лишь голос Тодора вернул ее к действительности, и прямо под пулями она заторопилась от дома.

Новое распоряжение, полученное Чушкиным от капитана Русева и Косю Владева, было еще более бесчеловечным. Решено было отвести Тодора Ченгелиева в дом и там убить. Палачи надеялись, что партизаны попытаются что-то предпринять, чтобы помешать казни их укрывателя, и тем самым выдадут себя. Профессиональный убийца Драгия Янков с готовностью согласился исполнить чудовищный приказ.

Жандармы втолкнули Тодора в полуразрушенный дом, и там его настигла автоматная очередь, выпущенная Драгией Янковым. Стоны смертельно раненного Тодора были слышны и в тайнике. До предела напряженные нервы Ивана Ченгелиева не выдержали нового потрясения, и он застрелился — местоположение тайника было раскрыто. Атанасу Манчеву не оставалось ничего другого, как попытаться с оружием в руках прорваться через кольцо блокады или по крайней мере заставить жандармов дорого заплатить за свою жизнь. Выбравшись из тайника, он бросился к забору, отстреливаясь при этом из пистолета от преследующих его жандармов. Уже получив несколько тяжелых ран, Моц с трудом перевалился через забор и очутился во дворе, принадлежащем сестре Ивана Ченгелиева. Почти теряя сознание от боли, он все-таки сумел добраться до дома и войти внутрь, но здесь силы окончательно покинули его. Понимая, что надежды на спасение нет, и не желая попасть живым в руки врага, Атанас Манчев выпустил себе в висок последнюю пулю.

…Я посетил место гибели поэта. Сохранились и дом, и комната, где пронеслись последние мгновения его жизни. На месте и балка, на которую он оперся левой рукой, прежде чем сделать последний выстрел. Когда его нашли, он лежал на глиняном полу, словно бы обняв балку левой рукой. Там, в этом доме, в тот день вместе со мной были боевые друзья Моца.

— Он был непримирим в борьбе и отдавался ей целиком, — первой нарушила тишину Радка.

— Моц был стройный и сильный, полный обаяния, — сказала Марга.

— У него были большие добрые глаза, — дополнила Радка. — Мне кажется, что в мужественном революционере Атанасе Манчеве именно они выдавали мечтателя и поэта.

— Теплым и сердечным словом, находившим отзвук в душе каждого человека, Моц легко завоевывал симпатии людей, — начал свой рассказ Минко. — Когда Николай Лысков принял командование отрядом, перед нами, старыми партизанами, он поставил две основные задачи: добыть оружие и обеспечить базы продовольствием. «До прихода новых партизан, — заявил он, — необходимо решить и ту, и другую задачу». 17 апреля 1944 года я, Манчев и еще один партизан, по прозвищу Дядка, отправились в села Айтосского района. На обратном пути зашли в село Гылыбец. Хотели остановиться в доме ятака Желю Ангелова, но, подумав, решили, что это рискованно, так как его дом находился в самом центре села и в случае блокады села жандармами можно было оказаться в ловушке. Тогда Дядка отвел нас к другому ятаку, по прозвищу Калпачка. Манчев послал хозяина к Желю и приказал передать, чтобы тот ни в коем случае не появлялся у нас. Но, несмотря на запрет, около полудня Желю все-таки пришел. Моц не на шутку рассердился и принялся выговаривать ему. Ятак, немолодой уже человек, сначала молча слушал его, потупив глаза, словно провинившийся школьник, но затем степенно произнес: «Не бранись понапрасну, пришел к тебе за советом. И другие пусть слушают, но мне важно твое мнение. Как скажешь, так и сделаю». Моц примирительно улыбнулся. «Извини, если я наговорил лишнего. Раз дело серьезное, давай выкладывай, только побыстрей: у нас мало времени». Желю Ангелов несколько смущенно, глядя куда-то в потолок, сказал: «Решил разводиться». «Что? Разводиться?» — не поверил своим ушам Моц и весело рассмеялся. «Не смейся, — продолжал ятак, — а лучше присоветуй мне что-нибудь дельное. Не у властей же мне просить совета. Развод будет только для видимости. С женой мы уж обо всем договорились. Пошумим, покричим немного перед людьми, потом посажу ее вместе с ребенком в телегу и отвезу к ее отцу. А то ведь в нашем деле в любой момент можно ждать беды. Так пусть хоть они будут в безопасности». Моц задумался, лицо его как-то сразу посуровело: «Правильно решил. Нам-то легче — с одного места прогонят, другое найдем. А вот у вас, ятаков и укрывателей, нет выбора». Весь день Манчев оставался под впечатлением этого разговора. Да и после он всегда беспокоился о Желю, дом которого постоянно был открыт для нас…

— Первый раз я увидела его зимой сорок четвертого, — продолжила рассказ Радка. — Стоял холодный февральский день. В карьере у села Ахелой проводилась нелегальная околийская конференция. Участвовали в ней и мы, молодые партизаны. Манчев встретил нас, по обыкновению, приветливо и шутливо поинтересовался: «А сил-то хватит воевать?» Я не сразу нашлась, что ответить, и он сам продолжил: «Хватит, конечно. Ведь чем меньше человек ростом, тем он упорнее». Потом, когда он начал говорить о стоящих перед нами задачах, то весь преобразился. Лицо стало суровым, взгляд строгим, а слова вселяли в присутствующих небывалую силу и готовность без колебаний вступить в бой с врагом.

— Он был крестным отцом нашего отряда, — вновь взял слово Минко. — Когда Титко Черноколев объявил о создании отряда, зашла речь и о том, какое ему дать название. Много было разных предложений, но ни одно из них не вызвало общего одобрения. Помню, Манчев поднял руку, словно ученик прося слова, затем шагнул вперед и сказал: «Предлагаю назвать наш отряд „Народный кулак“. И хотя он пока и небольшой, но, как железный кулак, опустился на головы фашистской нечисти». Все заулыбались и непроизвольно зааплодировали. Предложение Моца всем пришлось по душе…

— Что рассказать тебе об Атанасе Манчеве? — начал дед Ганчо. — Много раз довелось мне встречаться с ним. Не раз я укрывал его в своем доме, не раз сопровождал в самые дальние села. И из снежных сугробов мне его вызволять приходилось, и на своей спине лишившегося сознания носить. Одного лишь не могу припомнить — чтобы он когда-нибудь жаловался и сетовал на судьбу. Когда наступали тяжелые времена, он любил повторять: «Пусть нам сегодня плохо, но завтра будет лучше». Зимой сорок четвертого года спустились мы с ним с гор, чтобы наведаться в ряд сел. Надо нам было пересечь одну речку, а она от снегов набрала силу, вышла из берегов. Ну я кое-как перебрался, а Манчев упал, и вода закрутила его и понесла. Я бросился по берегу вслед за ним, но куда там — ни догнать, ни помочь не могу. А метрах в ста ниже по реке опасные пороги. Здорово испугался я тогда. Да, видно, везучий был Манчев: на одном из поворотов реки течение вынесло его ближе к берегу. Подал я ему руку и помог выбраться из воды. День был морозный, одежда на нем тут же замерзла, так что он и идти-то не мог. Кое-как добрались мы до ближайшего села и постучались в дом моего давнего знакомого. Спутника своего я представил как торговца щетиной и кожами. Отогрелись мы у огня, обсушились, поужинали и легли спать. Рано утром двинулись дальше. Хозяин нас проводил до околицы и на прощание шепнул мне: «Этого торговца Моцем зовут, я его еще вечером признал». Поинтересовался я, где же он слышал это имя, а он мне этак самодовольно ответил: «И мы не лыком шиты, знаем, кто такой товарищ Моц…» Должен тебе сказать, что если бы зависело только от меня, то я никогда бы не разрешил Моцу участвовать в рискованных операциях. Спрятал бы его где-нибудь в глубоком тайнике под землей, чтобы после победы передать нашему народу живым и здоровым…

— Еще в младших классах, — вспоминал Георгий Атанасов — Фурна, — Атанас Манчев написал хорошее детское стихотворение. Его учитель Злати Захариев, участвовавший в создании партийной и ремсистской организаций в Каблешково, прочитав это стихотворение, сказал мне: «Мы имеем будущего революционного поэта». «Кто же это?» — спросил я. «Сын Ивана Манчева». — «Так ведь он из богатой семьи, вряд ли из него получится наш поэт». Ну а Злати мне в ответ: «От нас зависит, по какому он пути пойдет и для кого писать будет. Надо лишь помочь ему выбрать свою дорогу». Так все и получилось. Манчев нашел свое место в наших рядах. Когда он поехал учиться в Софию, мы дали ему адрес Тодора Павлова, через которого получали прогрессивную литературу. Павлов познакомил Манчева с товарищами из ЦК РМС и рекомендовал его в литературный кружок при Болгарском общенародном студенческом союзе. Во время весенних каникул сорок первого года Манчев приехал в родное село. Он был одним из самых активных организаторов районного молодежного слета в местности Калето. Тогда он дал нам прочитать свои новые стихи, чтобы узнать наше мнение. Ну мы ему и заявили в один голос примерно следующее: «Хватит тебе писать о полях и цветочках, о любви и храбрых молодцах. Пиши лучше о революции, например что-нибудь такое: „Готовь винтовку, рабочий, последний бой наступает“». Выслушал он нас и сказал: «Придет время, будем писать и о винтовках. И не только писать — возьмем их в руки и пойдем сражаться за свободу».