Лина ТриЭС - Третья истина

• Название: Третья истина
• Автор: Лина ТриЭС
• Жанр: Историческая проза
• Год: 2013
• ISBN: 978-1484903971

Роман «Третья Истина» написан 40 лет назад, в СССР, но в силу ряда обстоятельств опубликован недавно, и не в СНГ, а в США. Там он нашел своего читателя в среде русскоязычных американцев. На территории бывшего СССР круг лиц, знакомых с романом, по понятным причинам ограничен. Однако их реакция на роман, их отзывы дают основания полагать, что роман оказался бы здесь востребованным. В связи с этим автор принял решение «вернуть роман на историческую родину» и дать возможность широкому читателю с ним ознакомиться. Итак, перед вами две книги романа «Третья Истина». Вымышленные персонажи помещены в прописанную до деталей историческую мизансцену: война, революция. Но рассказанная история, конечно, в первую очередь — о любви. События встречают нас в Раздольном — фамильном поместье знатного и богатого рода, придерживающегося традиционных устоев. Неудивительно, что вся надежда на будущее возлагается на сыновей, а дочь, шаловливый ребенок с чудесным именем Александрин, оказывается не нужна ни русскому отцу-полковнику, ни матери-француженке, подспудно ревнующей к ее юности и очарованию. Братья и вовсе относятся к малышке с нескрываемым презрением, и состояние холодной войны между отпрысками семейства Курнаковых перерастает в активные боевые действия. Драки и скандалы сотрясают дом. Безрадостная жизнь Лулу (таково ее детское прозвище) начинает меняться, когда однажды она в буквальном смысле сталкивается на лестнице с загадочным незнакомцем, который в импровизированном театральном диалоге представляется «Виконтом». Лулу захватывает атмосфера таинственности и дух приключений, окружающие этого человека, а он… что же такого он увидел в этом ребенке, что не сразу, неохотно, урывками, но все же берется за воспитание заброшенной Александры? Год четырнадцатый, год пятнадцатый… Сквозь призму восприятия взрослеющей героини перед нами проходят события того неспокойного времени: начало войны, неудачи российской армии, смута в народе, зарождение революции. Саше хотелось бы видеть все это как бы из-за спины «Виконта», чей образ и слова вне зависимости от физического присутствия в поместье, затмевают все остальные события. Нечастые теперь встречи становятся праздниками, самыми яркими и «настоящими» в меняющемся мире. Революция приходит и в поместье Курнаковых, затягивая в свое жерло Александру и усугубляя ее положение изгоя в семье. Ей приходится покинуть отчий, впрочем, никогда не бывший родным, дом. И снова единственным её покровителем и попутчиком на жизненном пути оказывается «Виконт». Так начинается их большое путешествие в Петербург, город, любовью героев и писателя превращенный в полноценного персонажа «Третьей истины». Все атрибуты времени выписаны досконально. Цены, погода, исторические личности — подлинные. Так же подлинно и пространство: города и дороги, каждый километр которых описан сочно, достоверно и увлекательно… Вместе с Сашенькой вам предстоит постепенно узнать человека, чьи принципы, понимание мира, убеждения и формируют «Третью Истину», истину «Виконта», истину Поля Шаховского. Но сможет ли он сохранить свою истину в стремительно меняющемся, разламывающемся мире? Сможет ли выжить и быть рядом со своей маленькой девочкой? «Конец второй книги» …Но кто сказал, что это конец пути? Может только полдороги?

---

— А там поют, танцуют?

— Нет, мы идем на драматическое представление. Поют — в опере, танцуют — в балете. Впрочем, в «Снегурочке» могут быть и хороводы, и песни, слава Яриле и прочее! Потерпи!

— А у нас, в гимназии делали спектакль про ребенка без родителей — сиротка это называется. Я была мачеха.

— Значит, имеешь представление.

— А сиротка была Агаджанова — она такая толстая и румяная. Когда она вышла и спела, что умирает от голода на морозе, все так похохотали увесисто, — вспомнила Лулу Тонино словечко. Виконт только брови приподнял.

— А еще она на голову выше меня, а я — ее злая мачеха, обижаю сиротку, представляете?

— Что же не наоборот? Любишь характерные роли?

— Просто так выбрали! А я, между прочим, побила эту Агажданову и в жизни настоящей, недавно совсем. На тех днях!

— Побила эту румяную великаншу? Хм… И стоило?

— Очень стоило. На всей земле она самая противная. Я бы и еще ей дала, но с ними надо словами.

— Конечно, вы же девочки! — Лулу с огорчением уловила нотки равнодушия. Вообще, он говорил, как бы, не вдумываясь, и не глядя на собеседницу.

Они приехали. Лулу сказала:

— Удивительно. Я столько живу в Ростове, но не представляла, что где-то здесь есть театр. Смешно?

— Смешно. Кстати, я тоже тут не бывал.

— Вы тоже первый раз в театре?

— Ты шутишь? Я сказал, что не был в Ростовском театре. Посмотрим, многого ли я лишал себя. Впрочем, это, кажется, гастролеры.

Из магазина, на вывеске которого красовались замысловатые головные уборы, вышли две богато одетые дамы, одна из них — под руку с солидным господином.

Вторая, та, на которую посмотрела Лулу, вдруг удивленно и оттого громче, чем, очевидно, хотела, сказала своим спутникам:

— Это же Поль Шаховской! Он что, в Ростове? И что это за ребенок с ним?

Она чуть приостановилась, другая, потянув спутника за локоть, тоже замедлила шаг, и обе поздоровались с Виконтом, похоже, собираясь начать с ним разговор. Но он, ответив легким кивком, прошел мимо.

— Это кто? Такие нарядные?

— Кто? — задумался на ходу Виконт, — затрудняюсь тебе ответить. Не помню.

Дальше спрашивать не было времени. Они едва успели снять верхнее, причем Лулу стянула понезаметнее фартук и подсунула его под стойку гардероба, пока Виконт отдавал одежду и брал номерок. Проходя мимо большого зеркала, Лулу посмотрела, как они выглядят. Какой же он большой там, в зеркале! Лулу ему чуть-чуть выше локтя. Оба они одеты не особенно нарядно. На нем тот самый «серый походный». Значит, все-таки, по делам здесь… Добрый друг, воротник рубашки апаш, поражает белизной… И как же красиво все это смотрится, он лучше всех здесь, подтянутый и спокойный. Лулу преисполнилась гордости, но мысли ее бежали вперед. Впервые в театре! Она была полна предчувствий.

Свет погас, едва они успели усесться на свои места, занавес потянуло вверх, и Лулу растворилась в сказочном зачарованном лесу, где красавица Весна с великолепными синими ресницами говорила с Дедом Морозом о дочке. Лулу ни на минуту не отрывалась от сцены. Как хорошо! Хотя все время немножко хочется плакать. Жалко бедных Бобыля с Бобылихой, жаль Купаву, ее обманул Мизгирь, и самого Мизгиря тоже жаль — ведь снежная девочка не хочет его любить… А уж саму Снегурочку жалко-прежалко. У нее холод в сердце, она не может полюбить никого.

Как Лулу удерживалась на самом краешке стула, да еще вся устремленная вперед, непонятно. Она раскраснелась и, кажется, вообще перестала моргать. Купава побежала топиться, а Лулу вцепилась в ручки кресла.

Свет зажегся, зрители стали расходиться. КАК??? Неужели все? Не может быть! Они же пошли к царю. Это должны показать. Она повернулась к своему спутнику за разъяснениями и только сейчас подумала, что он и не пытался ее как-то успокоить, что-то шепнуть, объяснить или хотя бы посадить нормально. Он даже не смотрел в ее сторону, а бесстрастно разглядывал зал, в настоящий момент — потолок.

— Это что, перерыв? — осторожно начала Лулу.

— Да, антракт.

— Как переменка в гимназии?

— Угу, — продолжая свой осмотр, согласился Виконт. — Ну, это все эклектика!

— Где? Кто? Это она виновата? Я такой не заметила!

— Нет, мы определенно отвыкли друг от друга, — покрутил он головой. — Эклектика к страданиям Купавы отношения не имеет. Это я так, себе.

— Значит, кончится все хорошо? Раз не имеет?

— М-м-м, нет. Для Снегурочки нехорошо.

— Как ужасно! А что же такое будет? Умрет?

— Здесь дело не в судьбе ее даже. Видишь ли, она неестественна среди людей, — он помолчал. — Ты как-то слишком прямолинейно воспринимаешь сказку, я бы сказал, событийно. Ты же большая уже, пора понимать — здесь символика, поэзия.

— Снегурочка, что же, никого так и не полюбит?

— Смотри сама. Только особенно безоблачного конца не жди. — Виконт вздохнул и с удвоенным вниманием стал рассматривать стены и потолок.

— Я первую часть так смотрела! Ничего и никого вокруг не видела…

— Это я заметил.

Лулу тоже возвела глаза к потолку:

— Это там эклектика?

— Эклектика, — еще раз вздохнув, сказал Виконт, — это механическое смешение стилей, композиция разнородных элементов.

— Виконт, почему я никогда не понимаю слов, которые вы говорите?

— «Никогда», нечего сказать, обрадовала! Раньше ты находила со мной общий язык.

— Ой, нет, я не то хотела сказать, я вас лучше всех вообще понимаю!

— Зато я перестал тебя понимать.

— Виконт! — тихо позвала Лулу и только, когда он повернулся к ней и прозвучало характерное для него: «Что?», содержащее больше утверждения, чем вопроса, она заговорила, разгоняясь и стараясь, чтобы нахлынувшее волнение не помешало передать смысл:

— Вы знаете, вы думаете, я вас забыла? Я вас все время ждала, даже во сне. Потом подумала, что вы не приедете, и все равно ждала и ждала. Я каждый день про катание помню, и лето скоро вообще, уже ведь ноябрь! А вы ведь в какой-нибудь Белокалитвенской, как же я могла верить? А как вы про летучего голландца недорассказали… Я даже, когда чего-то не понимаю в книжке, представляю, как вы скажете это — и сразу лучше!

Ни русский, ни французский язык не помог Лулу объяснить, как же она счастлива тем, что он приехал, как ей хорошо и уютно возле него, сколько бы непонятных слов он не наговорил. Она хотела как раз сказать, что не поняла-то всего две последние фразы и просто неправильно попросила объяснить, но свет потух, и ее горячие излияния были прерваны. Не находя больше слов, она уткнулась в его плечо. Через мгновение почувствовала на голове его руку и услышала очень ясно, видимо, он наклонился:

— Не нервничай, Александрин, ты же умная девочка! Ты в театре, столько интересного! Я-то здесь при чем?

Дважды он назвал ее сегодня умной и как-то совершенно по-разному. Кажется, вот теперь, это был прежний, «летний» Виконт, но Лулу все не могла успокоиться: он перестал обижаться? Она пыталась заглянуть ему в лицо: когда он сердится, радужки становятся гораздо темнее. Но цвета глаз было в темноте не разглядеть, а по плотно сомкнутым губам и спокойному взгляду, устремленному на сцену, ничего нельзя было понять. Лулу осторожно подергала его за рукав.

— Ты рано забеспокоилась, до развязки еще далеко!

Но развязка была не при чем: она внезапно перестала жить в мире той сказки и переселилась в свою, в этот момент такую счастливую! Она — зрительница, пришла с родным человеком, он о ней заботится, а она с удовольствием смотрит спектакль. И если будет что-то страшное на сцене, или даже не на сцене — у нее есть надежная защита. Она так до конца спектакля и упивалась присутствием «своего» человека рядом — это было такое необычное и желанное ощущение для нее, что «не совсем безоблачный конец» не смог ее пронять.

Она снисходительно и сочувственно вздохнула, когда растаяла одинокая, чужая всем Снегурочка… но созвучнее всего ее настроению была приветственная песня Яриле.

…Когда они вышли из театра, причем Лулу так и не сумела извлечь свой фартук из гардеробной, было еще сравнительно светло.

Это время — ранние сумерки — Лулу обычно не любила. Уроки закончились, домой не хочется, не знаешь, куда себя деть.

Но сегодня! Она шла около Виконта, он не разговаривал, думал о чем-то, но Лулу все равно было интересно и приятно гулять. Так и бывает в семьях, она много раз видела, люди идут себе рядом, спокойно молчат, и радуются присутствию друг друга. Она представляла себе, что это привычная послеобеденная прогулка, каждодневная, и нет необходимости говорить что-то именно сегодня. Послеобеденная… немедленно засосало под ложечкой.

— Вот жалко, что я съела свой завтрак — у нас был бы большой бутерброд с ветчиной, а вчера у меня были пирожки. Вы тоже их любите…